Коко Шанель. Я сама — мода

— Если подумать, я бы гораздо больше хотела иметь виллу на Ривьере… — произнесла она задумчиво, обращаясь, скорее, к себе самой. Но вдруг, будто очнувшись, умолкла. Что она тут болтает, зачем ему все это знать? Габриэль засмеялась, но ее смех прозвучал слишком громко. — Должна признать, недвижимость в Ментоне интересует меня гораздо меньше.

Она произнесла это с наигранной веселостью, пытаясь приободриться. О, как ей хотелось бы так же легко посмеяться над ошибками своей жизни и прогнать преследующих ее демонов. Но она с горечью понимала, что угрозы Стравинского сегодня точно не дадут ей уснуть.

— Пора ехать в Монте-Карло, — вдруг сказал Дмитрий, будто угадав ее мысли. — Как ты смотришь на то, чтобы поселиться в «Ривьера-Палас»? Нам бы не пришлось даже запоминать название отеля. — Он наклонился к ней и, кивнув в сторону престарелой английской пары, расположившейся неподалеку и с увлечением листающей какой-то далеко не новый номер «Таймс», прошептал: — В Монако все-таки веселее, чем здесь. Там тебе будет легче отвлечься. И гораздо ближе до Канн, когда мы соберемся к Эрнесту Бо.

— Полностью с тобой согласна, — ответила Габриэль. Ее глаза радостно засверкали.

Глава седьмая

Если в Ментоне Габриэль и Дмитрий еще могли, используя другие имена, затеряться среди отдыхающих, то публика Монте-Карло прекрасно знала Дмитрия в лицо. Здесь проводил время высший свет общества, и великий князь был своим в этом кругу. Поэтому им не оставалось ничего другого, как играть в открытую.

И хотя до этого, в Париже, Габриэль уже имела возможность почувствовать значимость положения ее нового возлюбленного, только сейчас она по-настоящему поняла, каково это — всегда быть в центре внимания, когда сотни глаз наблюдают за каждым твоим шагом пристально и с нескрываемым любопытством. По сравнению с тем резонансом, который они вызвали в Монте-Карло, сплетни об их совместных обедах в «Ритце» были лишь безобидной болтовней. Будь то в отеле «Ривьера-Палас» или в казино, казалось, все взгляды были прикованы к ним, к их странному, с точки зрения общества, союзу. Поэтому, чтобы не становиться еще и главным аттракционом в ресторане отеля, Дмитрий предложил поужинать в номере.

У Габриэль не было причин спорить с этим, но она вдруг поймала себя на мысли, что, возможно, была бы даже рада появиться там в его обществе.

Поглядите, чего добилась эта деревенщина, незаконнорожденная дочь уличного торговца и прачки! Ее, которую не принимают в высшем свете Парижа, боготворит сам великий князь.

Но Габриэль ничего не сказала Дмитрию о своих мыслях. Как бы там ни было, в ней до сих пор билось сердце простой, робкой девочки, привыкшей тихо сидеть в уголке. Поэтому она приняла его предложение, и вот они сидели в своем роскошном номере, любуясь огнями города и порта, мерцающими внизу, в густой тьме южной ночи. Пламя горящих свечей в серебряных подсвечниках причудливо отражалось в их хрустальных бокалах. Они ели устриц и икру, и Габриэль так же мало задумывалась о расходах, как и в самом начале своей карьеры модистки, когда она не имела ни малейшего представления о том, как следует вести финансовые дела.

В те времена она думала только о своих шляпках, своем магазине и своих клиентках — и ни о чем больше. В отличие от сегодняшнего дня, она тогда и понятия не имела о том, сколько денег у нее на счету, кто может ими распоряжаться, каковы ее доходы и убытки.

В Париже, как обычно, было сыро. Дождь стучал в окна маленького ресторанчика в Сен-Жермен, где они с Боем наслаждались последними устрицами этого сезона. Габриэль была счастлива — состоялось открытие ее первого магазина на рю Камбон, впервые в жизни она почувствовала, что ее труд оценили, что она чего-то стоит. Никто больше не обращался к ней просто «Габриэль» или «Коко» — теперь она была мадемуазель, личность, к которой относились с уважением и почтением, к мнению которой при выборе головного убора прислушивались даже самые знатные дамы.

В какой-то момент она с восторгом воскликнула:

— Я зарабатываю кучу денег! Дела идут отлично! Все оказалось так просто: нужно лишь подписывать и обналичивать чеки.

— Да, это хорошо, — ответил Бой спокойно. — Вот только… Ты задолжала банку много денег, — добавил он, помедлив секунду.

Пораженная, она застыла, глядя на него в упор. А затем ее охватила злость, глаза вспыхнули, как черные бриллианты.

— Что это еще значит? Я зарабатываю деньги. Много денег! Я точно это знаю. И если бы это было не так, банк не дал бы мне ни гроша! — Но тут, взглянув в его серьезные глаза, она осеклась и добавила почти шепотом: — Разве я не права?..

— Банк дает тебе деньги потому, что я предоставил соответствующие гарантии.

Она судорожно глотнула.

— Ты хочешь сказать, что то, что я трачу, — это не то, что я на самом деле заработала?

— Это то, что принадлежит банку. — Он взял ее руку, лежащую на столе. — Вчера мне звонил директор. Он сообщил, что твои расходы непомерно высоки. Тебе стоит подумать об этом, но я не хочу, чтобы ты переживала. — Он мягко сжал ее руку. — Все в порядке, это не так уж важно.

В своем желании успокоить ее он добился прямо противоположного эффекта. Габриэль была вне себя. От той радости, которую подарил ей новый статус, не осталось и следа. Вранье, одно сплошное вранье. Она снова была нищей швеей, наивной провинциалкой на содержании у благородного богача. О, как ненавистны были ей эти роли. Она работала изо всех сил, чтобы добиться независимости и уважения. И главным ключом к этим двум вещам были деньги. Для женщины вроде нее они означали свободу. Деньги давали возможность заниматься тем, чем ты хочешь, и стать тем, кем ты хочешь быть. Бой знал это лучше других, он сам был живым доказательством этого.

— Почему они позвонили тебе, а не мне? В конце концов, счет открыт на мое имя. Или нет? — Ее голос дрожал от гнева. Она резко высвободила руку.

— Я поручился за тебя своими ценными бумагами, — тихо ответил он. — Я же объяснил.

Остаток вечера она провела в тяжелых раздумьях. С Боем она почти не разговаривала, чувствуя себя обманутой. Как он мог позволить ей открыть свое дело, не объяснив при этом, как все будет выглядеть в денежном отношении? Она же делала шляпки не ради своего удовольствия.

Ночью бушевала гроза, а утром Габриэль отправилась в ателье раньше обычного. Она освободила один из столов и, разложив на нем все счета и учетные книги, которые смогла отыскать, провела несколько часов за скрупулезным изучением цифр. Сначала она не понимала ровным счетом ничего, но постепенно начала улавливать смысл в этих бесконечных таблицах и числах. Она складывала и вычитала не только в уме, но и, как в детстве, на пальцах: один, два, три, четыре, пять…

Как только пришла Анжель, девушка-помощница, которую Габриэль считала своей правой рукой, между ними состоялся доверительный, но весьма серьезный разговор.

— Я открыла этот магазин не для развлечения, — твердо сказала Габриэль. — Поэтому пора перестать швырять деньги направо и налево. Начиная с сегодняшнего дня, никто не потратит здесь и сантима без моего разрешения. Отныне я хочу контролировать все доходы и расходы и каждый вечер буду лично проверять бухгалтерские книги.

Шесть лет спустя она выплатила Бою все деньги, которые он вложил в открытие ее магазина. С его помощью она многое узнала об экономике и банковском деле и успешно держала под контролем доходы и расходы. Еще в самый разгар войны она рассчиталась со всеми долгами, имея при этом почти три сотни наемных работниц. Сегодня она полностью обеспечивала себя и даже могла позволить себе содержание великого князя.

Но и Дмитрию она была обязана многим. Он давал ей то общественное признание, которое, как она теперь знала, не купишь ни за какие деньги на свете…

— Коко! — Его бархатный голос вернул ее к действительности. — Где ты?

Отогнав прочь воспоминания, она улыбнулась.

— Здесь. С тобой. — Она подняла свой бокал, приглашая его выпить шампанского вместе с ней.

— Неправда, не здесь. Сейчас ты точно была где-то далеко.

Габриэль не собиралась рассказывать ему о своем мысленном экскурсе в прошлое.