Колибри

Кто именно проходит парадным шагом мимо трибун, где собралось руководство города, можно догадаться и по тому, какая музыка звучит. Знакомые чеканные ритмы, "Звон победный небывалый" - это гренадёры, "Весёлая солдатская" - маршевая пехота...

– А вот наша любимая!
– я дёргаю Петрика за рукав , - "Неужели ты не слышишь..." , мы пели с папой у костра, ты помнишь, Петрик!

Но брат вырывается и вдруг поворачивается ко мне спиной: - Пойдём отсюда.

Он уходит, не оглядываясь на меня. Я догоняю его. Всё ясно, это из-за школьных рекрутов, они всегда маршируют под "Барабанщика". Петер мечтал туда попасть, но его не приняли, объяснили отказ "злостной недисциплинированностью". Это звучит странно, потому что отряды школьных рекрутов для того и создаются, чтобы обуздать и перевоспитать драчунов. Я хорошо понимаю брата, он мог бы сейчас маршировать в строю, в красивой синей форме, под восхищёнными взглядами взрослых и ровесников... Но вместо этого мы плетёмся , толкаясь в толпе, а звонкий и немного грустный голос затихает за спиной со словами когда-то любимой песни. Давно я её не вспоминала, песню одинокого барабанщика. Почему-то этот высокий мальчишеский голос звучал не очень весело, когда юный рекрут шагал по пустынной улице, ожидая, откроются ли окна и двери домов, пойдёт ли за ним кто-нибудь.

Шум парада стих. Я решила купить нам с братом хотя бы мороженого в утешение. Чтобы отвлечь его, заговорила об автомобилях. Мороженое оказалось вкусным, и Петрик вроде бы повеселел. Мы свернули в боковую улицу, где людей было намного меньше. И здесь около кафе, среди выставленных на тротуаре столиков я встретилась с Антоном. Он сидел буквально в двух шагах от меня рядом с каким-то человеком в форме.

Первым, как ни странно, его увидел Петрик, и, когда он оборвал себя на полуслове, я проследила за его взглядом. Это было так неожиданно, что казалось, на какое-то мгновенье я перестала воспринимать окружающее. Что-то похожее на очень короткий обморок. Но уже через долю секунды я отчётливо услышала слова брата: "Я пошёл", а потом то, что говорил Антон человеку в военной форме.

– Ковали победу, вот, оказывается, чем мы были заняты...

Перед ними стояли два стакана и две бутылки пива. Губы Антона презрительно кривились.

– Кузнецы-молодцы... Да, я побывал в этой кузнице, только мне не повезло. Поверишь? Я угодил прямиком на наковальню.

– Выпей, солдат!
– ветеран в форме подлил из бутылки. Антон взял протянутый стакан, сжал в руке.

– Между нашими и их позициями было метров семьдесят...

– Это где, на Западном?

– Нет, я попал в горы с самого начала... При артобстреле мы дрожали не меньше имперцев.

– Тебя тогда ранило?

Антон мотнул головой.

– Когда пошли в атаку. Колючую проволоку велели подрывать зарядами, но она оказалась заминирована. Меня хлестнуло целым мотком... Шипы, как лезвия, ну ты знаешь не хуже меня... Правда, крупные осколки не попали.

– Считай, повезло.

– Может быть, - Антон отодвинул свой стакан.
– Спасибо за компанию.

Он поднялся, его трость была при нём. Он обошёл стоявший рядом стул и оказался прямо передо мной. Остановился, почувствовав чьё-то присутствие. Я не шевелилась, выдохнув воздух, боялась сделать вдох. Антон шагнул немного в сторону и задел меня, - "Простите" - прошёл ещё немного и опять остановился. Я наконец глубоко вздохнула. Он повернулся ко мне.

– Эля?
– произнёс очень тихо, одними губами.

Антон приблизился, поднял руку и коснулся моего плеча, потом пальцы его скользнули вниз, к запястью.

– Пойдём!
– и не я его, а он меня повёл за собой.

Мы пошли по улице, обходя припаркованные как попало машины.

– Здесь где-то есть сквер, - Антон по-прежнему крепко держал мою руку.

Наконец мы нашли тихое место и сели.

Теперь я молчала не потому, что не могла говорить. Я ждала, но и Антон не заговаривал первым. Хотя, он показался мне довольно спокойным. Он вообще изменился к лучшему, даже шрамы немного сгладились.

– Ну?
– наконец не выдержала я.

– Понимаешь, - он глубоко вздохнул и опять замолчал. Он волновался, просто скрывал это лучше меня.
– Понимаешь, я как-то привык справляться со своей жизнью... (Ну, это я уже слышала.) Мне кажется, в одиночку это лучше получается. А ты была такая восторженная глупышка со своими стихами и вздохами.

– Я умирала без твоего звонка.

– А я звонил.

– В будний день?

– И еще один раз в воскресенье.

– И опять никто не взял трубку?

– Взял твой брат.

– Я убью его, - прошептала я, улыбаясь сквозь слёзы.

– Я был уверен, что он сказал тебе.

Он помолчал.

– Эта девочка, Милена... Я был с ней, - он подумал, - несколько раз. Но когда она уехала, я почувствовал облегчение. Если не спишь ночами, уж лучше быть одному.

Он опять надолго замолчал.

– Однажды мне пришлось ударить заступом в лицо пруссаку... И его товарищу. Они, один за другим прыгнули в окоп, а винтовку заклинило. Через час я о них уже не думал. Теперь очень часто они выползают из-под кровати, так же, один за другим. Или валятся на меня из окна... Наверное, это звучит по-детски, ("нет" - сказала я), но я ни за что не поверю, что они не могут меня убить. Я абсолютно точно знаю, что если не ударю по их мясным лицам, то острая лопата проткнет мне горло. Ты знаешь, я даже иногда ложился спать с молотком под кроватью...

Он усмехнулся.

– Вначале я пугал мать чуть не до обморока, теперь научился молчать. Но бывают более страшные сны... Это когда я вижу. Просто вижу всё: свою комнату, узор на ковре под ногами, коридор с лампочкой над дверью туалета... Вот когда просыпаешься и хочется выть.

Он помолчал и вдруг нехорошо рассмеялся.

– Напугал я тебя? Ладно, мне пора. Приятно было повидаться.

Он поднялся.

– Вот как? Я тебя слушала битый час, искусала себе губы, и вдруг до свиданья!

Он уже был в нескольких шагах от меня.

– Чего же ты ждёшь от меня, Эльвира, признания в любви?

– Да. Да! Я вот уже целых пять лет жду именно этого!

Он качнул головой:

– Поздно.

– Разве? Всего лишь третий час.

Неуклюже я пошутила. У Антона на лице такое беспомощное выражение, мне хочется броситься у нему, но я сдерживаюсь.

– Я видела твоё лицо, когда ты меня узнал, и я ни за что не поверю, что безразлична тебе.

– Ты моё видела, а я твоё - нет.

Я смотрела на своё отражение в его очках.

– Ты хочешь сказать, что не веришь мне? Неправда! Всё ты прекрасно понимаешь и всё прекрасно чувствуешь... Знаешь, о чём я мечтала все эти годы? Запустить свои пальцы в твои волосы... Чёрта с два ты сейчас сбежишь, ты во второй раз мне попался и теперь не уйдёшь. Ты мой, мой! Девчонки звали тебя Антон Бельведерский, (он хохотнул с непередаваемым выражением сарказма) но ты достался мне... Благодаря войне, может быть... Мне плевать, плевать на всё, на твою слепоту, на разговоры и сплетни... Я ничего не боюсь!

Он сжал мой локоть:

– Ты сошла с ума, Элька!

– Да? Может быть. А может, я сейчас самая трезвая и разумная девушка в мире. Пойдём!

Теперь я потянула его за собой. Мы двинулись по мостовой. Некоторое время шли молча, и я совсем успокоилась. Захотелось заговорить о чем-нибудь несерьёзном.

– Знаешь, Антон, о чём ещё я часто вспоминала, когда думала о тебе ... Помнишь , ты мне показывал одну вещь, вырезанный, или выдолбленный из чего-то замок, из какой-то пористой породы... Вернее, крепость или грот, с замысловатыми ходами, какими-то нишами... Помнишь?