Колибри

Я стояла уже прямо перед ними, и женщина обратилась ко мне:

– Вы кого-то ищете?

Я кивнула.

– Кого же, милая?
– спросила она мягко.

– Меня послала моя учительница встретить своего сына...

При этих словах сидевший передо мной человек повернул лицо, и я осеклась. Вся правая сторона была испещрена шрамами, словно грубой штриховкой художника- примитивиста, кожа губ казалась неестественно натянутой.

– Вы ищете Антона Тэсса? Вы, наверное, из школьных волонтёров?- уточнила медсестра, и, не дождавшись от меня ответа, добавила:

– Можете не беспокоиться, я его провожу.

Она произнесла что-то негромко, уже обращаясь к своему спутнику. Оба встали. Антон (это был всё-таки он!) забросил за спину ранец, стоявший у ног. Он слегка задел меня, и я посторонилась. Потом он сделал какое-то движение рукой, и продолговатый предмет, который я до этого не замечала, с негромким щелчком превратился в белую трость. Медсестра взяла своего спутника за левый локоть, и они не спеша направились к выходу с вокзала.

Я осталась смотреть в их спины и приходить в себя. А потом я совершила поступок, который долго не могла себе простить. Антон и медсестра уже подходили к лестнице, ведущей вниз с платформы, когда я, засунув руки в карманы, вспомнила про ключи. Теперь мне пришлось догонять их.

– Я забыла, извините, тут ключи от дома и ещё деньги, чтобы доехать.

Спутница Антона поблагодарила и опять заверила, что за них можно не волноваться.

– И ещё госпожа Тэсс просила ей позвонить...

Она кивнула мне уже на ходу и негромко предупредила Антона:

– Осторожно, ступеньки.

Я сидела на скамье всё на том же перроне. Я не могла идти домой, я не могла вернуться в школу. Я не могла даже думать. В голове крутилось одно: Антона больше нет, больше нет Антона. Есть какой-то другой, совершенно незнакомый мне человек, намного старше... И у этого человека своя, страшная для меня жизнь.

Золотоволосый мальчик, у которого глаза сияли, даже если он был серьёзен, мальчик, о котором я мечтала... Этого мальчика больше нет на свете. Произошло что-то, противоположное естественному природному движению. Сверкавшая солнцем бабочка превратилась в куколку - спелёнутую, закрытую, глухую.

***

Дом, где жила моя учительница и её сын, я хорошо знала с детства. Это было одноэтажное строение из серого песчаника, окружённое садом. Сам дом мог даже показаться мрачноватым, но его украшала восхитительная деталь - витраж в верхней части входных дверей, светящаяся картина, изумрудный колибри среди жёлто-оранжевой листвы.

Я помню, как увидела его однажды маленькой девочкой во время прогулки. Мама тогда объяснила мне: "Здесь живёт учительница, ты подрастёшь, пойдёшь в школу и будешь её во всём слушаться."

Стеклянная картина заворожила меня. У неё было удивительное свойство - став школьницей, я часто её разглядывала - снаружи и изнутри она была разной. При взгляде с улицы вы видели блистающую густую листву экзотических джунглей. А когда смотрели изнутри, из коридора наружу сквозь витраж, тогда казалось, что в джунглях наступила осень, краски поблёкли, птица погрустнела и косится насторожённо.

Экзотическая птичка не пережила бомбёжек, однажды я увидела вместо неё на входных дверях дома прибитый кусок фанеры. А вот сад уцелел. Пострадало только одно дерево, высокий серебристый тополь загорелся от бомбы, и теперь его чёрный скелет пугающе возвышался над калиткой. Казалось, даже запах гари всё ещё чувствовался.

Сад был огромным и стелился у подножия горного склона. Ближе к дому росли фруктовые деревья, а дальше - акации, конский каштан, было даже удивительное ивовое дерево. Осенью урожай обязательно помогали собирать школьники, и каждый уносил с собой столько фруктов, сколько мог. Это были лучшие дни в году, кроме каникул, разумеется... А может, даже лучше каникул. Госпожа Тэсс обязательно готовила что-нибудь вкусное и устраивала на полянке настоящий пикник.

Антон командовал ребятами , словно настоящий капитан бой-скаутов. Иногда он и сам довольно ловко лазил по деревьям, целясь яблоками в корзины, которые подставляли девчонки. Если девочка обдирала колено или руку, он непременно сам отводил её в дом, где на кухне мазал йодом царапину, и она возвращалась, сияя охровыми пятнами, как медалями.

Мне иногда случалось бывать дома у госпожи учительницы и без класса. Моя мама, которая и тогда подрабатывала шитьем, иногда приходила с примеркой или готовым платьем. Если она брала меня с собой, это был праздник.

Сад госпожи Тэсс был для меня заколдованным лесом , зарослями у замка спящей Красавицы. Бывало даже так, что мать уходила, не дождавшись меня, и тогда меня отводил домой Антон . А уж с Антоном было интересно всегда. Он показывал мне необыкновенные, никогда не виданные мною вещи из отцовского кабинета - маски, сделанные, как он меня уверял, дикарями из человеческой кожи, фигурки из мыльного камня, удивительное железное дерево, тонущее в воде...

Или мы лазили на чердак, где была устроена рубка пиратского корабля, или арктического ледокола, или космического лайнера - в зависимости от того, какую книгу читал в данный момент Антон. Однажды он украсил свой чердак какими-то разноцветными лентами необыкновенной длины. Я вошла и ахнула - они свисали с потолка, образуя таинственные проходы и укромные беседки, вились по полу, окутанный ими обычный стул превратился в трон то ли волшебника, то ли сказочного короля...

– Знаешь, куда ты попала?
– Антон стоял за спиной и шептал мне почти в самое ухо.
– Ты внутри лампы Аладдина, а я джинн...

Я поёжилась от щекотки, а он наклонился ещё ниже: - Ты уже придумала, какое желание загадаешь?

В хорошую погоду мы часами пропадали в саду . Как-то весной он уговорил меня пойти за фиалками. "Уговаривать" понадобилось потому, что я дала маме слово не выходить за ограду.

– Ты и не выйдешь, - успокоил меня Антон.
– И вообще, она ведь доверяет тебя мне?

Поросшие кустарником склоны начинались, действительно, на территории участка Тэссов, там даже сохранились остатки старой ограды. Так что совесть моя была спокойна.

Мы забрались довольно высоко. У меня долго не получалось разглядеть темно-лиловые цветы среди тенистой зелени, а Антон нарвал целый букетик. Наконец мы сели, и он угостил меня земляникой - он и её успел незаметно для меня собрать...

Может быть, это были самые безмятежные минуты моей довоенной жизни. Казалось, мы парим не только над нашим городком, но и над самим временем, над всеми его заботами и скучными делами. Но вдруг, взглянув на часы (предмет зависти многих, на настоящем кожаном желтоватом ремешке), Антон заторопился, мы бросились бежать по крутому склону, сквозь кусты и ветки. Удивительно, но я не поцарапалась и не упала, мы благополучно достигли дороги. Антон посадил меня в автобус ("доедешь сама?") и убежал со своими фиалками. Кому предназначались тогда цветы?

Я вспомнила о букетике, купленном на перроне. Кажется, он остался лежать на скамейке, там, перед вагоном, дарить его Антону даже не пришло мне в голову... Меня охватило отчаяние. Как я могла так легко его отпустить, отдать ключи?! Я вдруг поняла, что меня ничто больше с ним не связывает - госпожу Тэсс я уже не увижу, разве что на вручении аттестатов зрелости. Собирать у неё фрукты мне больше не доведётся, новые платья у мамы она давно не шьёт.

Я побрела домой. Для меня теперь не существовало школы, одноклассников, выпускного бала с его глупыми проблемами. Фигура Антона на вокзальной скамье с походным ранцем у ног стояла перед глазами. Что он делает сейчас один дома? Бродит среди книг в кабинете отца? Постукивает своей складной тростью по тропинкам сада? Неужели его жизнь закончилась? Ему двадцать три года, но его жизнь закончилась, в ней уже никогда ничего не будет.