Коллежский секретарь. Мучительница и душегубица

– Может и так. Его нам Иванцов нашел. И никто того предположить не мог. Мишка случайный свидетель. И он как раз и мог нам дать настоящую нить для следствия.

– Но его больше нет, Степан. Нет. И хватит об этом. Нужно искать доказательства вины Салтыковой. Тебе стоит сыграть на карте под названием капитан Тютчев. Я думал об сем деле недавно и понял, что там можно кое-что накопать.

– Вот в связи с Тютчевым я о Мишке и вспомнил, князь. Не он ли тот самый человек кто помог бежать холопам Салтыковой Ермолаю Ильину и Савелию Мартынову? Он мог хотеть отомстить Салтыковой и мог то все организовать. У него и связи и родня в Петербурге имеется.

– И ты хочешь ему это предъявить? Так, Степан?

– Не знаю, князь. Разве что ва-банк сыграть? Ну а если не получится ничего? А если это не он?

– Стоит быть крайне осторожным.

– Так ехать к Тютчеву нынче? Или погодить?

– Ехать, Степан Елисеевич.

– Значит поеду к Тютчеву. А ты князь, поезжай к Иванцову в помощь. Он сейчас над делом об убийстве Лукьяна Михеева разобраться пробует. Помоги ему. Попытайся узнать правду, кто и за что его убил. Встретимся в присутствии в полдень.

– Хорошо, Степан Елисеевич.

2

Москва.

В доме капитана Тютчева.

Апрель 1763 года.

Коллежский секретарь Соколов одел мундир, приказал денщику подать форменный плащ и треуголку. Стоило явиться к капитану как официальное лицо.

– Князь твой тебе коляску свою оставил, барин, – сказал денщик. – Токмо без кучера.

– Без кучера?

– В кучерах евоный слуга был. Он его и забрал. А меня спросил могу ли лошадками править? А я чего? Я могу.

– Вот и занимай место на козлах. Едем к капитану Тютчеву.

– Это который капитан у церквы Николы живет?

– Он самый.

– Так это я враз сделаю, барин.

Степан вышел из дома и сел в коляску…

***

Коляска выехала за ворота и покатилась по мокрой от дождя мостовой.

Соколов думал, как лучше всего подойти к капитану. Тот слыл человеком осторожным и на авантюры не пойдет. На службе нареканий не имел и карьеру делал исправно. С подчиненными и начальством капитана ладил и его собирались произвести в секунд-майоры. Такого лучше сразу «оглушить» именем императрицы.

Или зайти с другой стороны?

Николай Андреевич Тютчев наследник старинного дворянского рода слыл образованным и просвещенным человеком. К своим крепостным был добр и слуги на барина нарадоваться не могли.

Может к страданиям Салтыковкой дворни не останется равнодушным? Человек-то он мягкий. Хотя одно дело доброта к своим крестьянам, а иное влезать в неблагодарное дело, которое еще неизвестно чем обернется.

Денщик Соколова прервал его мысли:

– Мы на месте, барин! Сказал в миг домчу, и домчал! Нам бы с тобой таких коней, барин!

– Поди доложи, – приказал Соколов.

– Сей момент!

Денщик поговорил с привратником и тот сразу ворота отворил для коляски.

Тютчев был в тот час дома и сразу же принял Соколова.

– Рад тебе, Степан Елисеевич. Давно поджидаю тебя. Знал, что рано или поздно ты придешь ко мне.

– Знал, Николай Андреевич? Вот как?

– Дело-то салтыковское многотрудное. И у тебя там не все ладиться. Не знаешь, за что ухватиться?

– Ухватиться знаю за что, но не знаю как. Вот и пришел к тебе за помощью. Хочу твоё дело поднять. Помнишь, говорил ты мне, что дом твой взорвать хотели?

– Как не помнить. Но дело то гиблое, и в нем ничего тебе не светит. Доказать его будет невозможно. Так я тебе сказал бы давеча. Но сейчас иное скажу. Может и получится что. И про то, как она засаду на меня устроила, с целью моего убийства я тебе поведать могу.

– Вот как? С чего это ты сам мне помогать желаешь, Николай Андреевич? – Соколов был искренне удивлен такими словами Тютчева.

– Но ты разве не за помощью ко мне приехал?

– За помощью. Но чудно как-то, что ты сам согласился. Я бы хотел знать, отчего так?

– А оттого, что мне письмецо прислали одно. И в нем сказано было, что ежели коллежский секретарь Соколов придет ко мне за помощью, то сию помощь ему оказать надлежит. И за то мне было уплачено 10 000 рублей серебром. И я те денежки отработать обязан.

– Кем уплачено? – искренне удивился Соколов.

– А кто его знает, Степан Елисеевич. Но главное, что этот кто-то заинтересован тебе помочь. И денежки те мне доставили в точности. Все 10 тысяч.

– Что за притча! А письмецо можешь ли показать мне?

– Нет, – показал головой Тютчев. – Мне приказали его сжечь, и то я исполнил. Да и разве тебе мало моего слова, Степан Елисеевич?

– Слова мне твоего, Николай Андреевич, довольно, но по почерку можно было бы определить, кто писал его.

– Дак ты об деле слушать будешь или нет?

– Что за вопрос? Конечно, стану слушать о деле.

– Я уже говорил тебе как-то, что в году 1762-ом был я назначен для поездки по казенной надобности в Тамбов.

– Был такой разговор, Николай Андреевич. Но тогда ты рассказал мне не столь много.

– Теперь все обскажу в точности. Я собирался в путь-дорогу. Ничего плохого от той поездки я для себя не ждал. Но мои холопы вызнали на рынке, что салтыковские гайдуки готовят засаду по моему пути. И я от того всполошился. Дарью-то я знаю хорошо. Она ежели, что себе в голову втемяшила, то будь уверен – сделает.

– Это я уже знаю. Но нападать-то они на тебя не стали, Николай Андреевич?

– Нет, не стали.

– Тогда что же я могу из этого дела извлечь? Нападения нет и дела нет. Ты же жалобы сам не подавал. А мало ли чего холопы на рынке болтают? Их баек к делу не пришьешь.

– Это так. Холопы многое могут наговорить, Степан Елисеевич. Но есть «подметное письмо» без подписи. И в нем доносят некие люди, что готовится покушение на капитана Тютчева с целью его убийства. И сказано там, что барыня Салтыкова приказала холопам своим то злодейство совершить и они стали готовить засаду.

– А это уже кое-что! И где это письмо? – спросил Соколов.

– В архиве у надворного советника Петра Михайловского. Он все сие дома хранит в своем кабинете. Ибо сам это следствие вел тогда.