Колыбель в клюве аиста

– Знаешь, кто смеется по пустякам?

– Кто?

– Дураки.

Слова Корноухого, видимо, задели девочку, она насупилась.

– Ладно! Успокойся! И нос вытри. Вот так... Ешь, - и когда девочка успокоилась, мечтательно, ковыряя прутиком землю, произнес: - Теперь с едой будет хорошо. У меня, Дилька, блат, - Корноухий не без гордости, важно, явно козыряя, произнес слово "блат".
– Знаешь aпy на кухне?

– Повара?

– Это она дала хлеба. Только никому ни слова.

– Раим, а когда домой?

У Ромки заныло сердце, заметалось в голове разлетными птицами прошлое...

– Помой голову, - наставлял сестренку Корноухий.

– Мыла? Ладно, попрошу у апы.

Ромка незаметно обогнул поленницу, вышел во двор, остановился у заброшенного колодца, взглянул внутрь и увидел внизу, на дне, в узкой рамке шурфа, обрамленное по краям зеркало воды, взгляд скользнул по обомшелой деревянной кладке вверх; с поверхности створ колодца покрывала тоненькая корочка льда, по краям свисали сосульки...

Позже, как-то на рассвете, когда исчезли лед и гирлянды сосулек, он пришел сюда вдвоем с Корноухим. Корноухий остался наверху, он же, обвязавшись накрепко веревкой, осторожно, но неловко пошел вниз, несколько раз больно ударился о дерево коленками, головой, ссаднил кожу на ладонях. Не рассчитал - плюхнулся в воду, но и после того, как вскарабкался на груду каких-то предметов - колесо от телеги, ящик и даже бочка, пахнущая рыбьим рассолом, - испытание не закончилось. Он взглянул вверх: над головой, казалось, несбыточно далеко, висело небо с мерцающими звездочками; на секунду-другую Ромке померещилось, что шурф вверху медленно стал сжиматься над ним, а находящееся рядом - проваливаться вниз. Он подобрал под себя ноги, инстинктивно ухватился за веревку.

– Как там? Нашел? В углу пошарь! Там он...
– подсказывал сверху Корноухий. Мальчик разделся, деловито выжал штаны, повесил на сухое место.

– Нашел?! Должен быть! Пошарь!
– зудел нетерпеливо Корноухий.

Но не было желания вторично лезть в ледяную воду. Одна мысль о том заставляла сжиматься мышцы. Но и бездействовать было ни к чему.

Сверху неподалеку упал прут.

– Слышь, ты палочкой потыкай!
– и вовсе разволновался Корноухий.

Ромка неуверенно, держась рукой за обод колеса, ступил в воду, осторожно стал нащупывать дно. Оно в колодце оказалось покрытым песком вперемешку с гравием. Ступил второй ногой, погружаясь по пояс, он ощупывал дно вокруг себя. Шажок в сторону... Еще и еще...

– Нашел?!
– то и дело падало глухо сверху.
– Слышь, нашел?!

Ромка не отвечал. В воде он провел не менее минуты, но какая то была минута! Холод пронизывал насквозь - и ему не терпелось, забросив поиски, выскочить вон.

Прокатилось неприятной волной подозрение: "Не обманывает ли Корноухий? Не забыл ли подробности?"

Мальчик продолжал поиски уже в стороне от места, подсказанного Корноухим, на дне, устланном валунами и гравием.

– Должен найти!
– вдруг он сказал вслух самому себе: - Должен!

– Нашел?! Мякина! Повтори - не расслышал, - еще пуще забеспокоился Корноухий.

Не обнаружив ничего, Ромка вылез из воды; устроился на груде хлама, задрожал мелко-мелко. Поднял голову, там, наверху, наклонившись через борт колодца, по-прежнему стоял Корноухий. Вот в такой же позе здесь он застал его несколько дней тому назад. Корноухий прямо-таки остолбенел тогда от предложения спуститься в колодец.

– На самое дно?
– спросил он тогда изумленно.

– Конечно.

– А как?

На веревках.

– Где взять веревку? Шутишь, верно... Хватит с меня, - заартачился Корноухий, - я не чокнулся. Не собираюсь лезть.

– Ты и не полезешь. Наверху поможешь, - сказал Ромка и на изумленное: "Ты, Мякина? Тебе-то зачем?" ответил вопросом: - Скажи прямо, согласен, или?..

…У Корноухого приоткрылся ротик, а раздвоенность правого уха как будто бы обозначилась еще отчетливее.

– Что там? Не нашел?

Ромка не ответил. Он продолжил поиск, ступил на каменистое дно и почти сразу же ступня легла на маленький предмет, что лежал между двумя валунами. Неужто повезло? Предмет с краю был чуточку засыпан песком. Осторожно кончиками пальцев ног Ромка расчистил предмет от песка. Конечно, конечно же это был портсигар! Не веря в удачу, мальчик еще секунду-другую ощупывал его, а затем резко наклонившись, извлек его, забрался на груду хлама, надавил на выступавший сбоку язычок - крышка портсигара хлестко разомкнулась, обнажив два ряда слегка отсыревших папиросок, словно бросил его Корноухий вчера, а не год назад! Щелчок, еще... На радостях унялась дрожь; Ромка, быстро одевшись, выкрикнул: "Тяни!", суетно, торопливо по веревке пошел вверх.

Подъем оказался во много раз сложнее, и прошло немало времени, прежде чем Ромкина голова появилась наверху. Ромка с огромным трудом переполз через бревенчатую перегородку колодца, тяжело упал на землю...

А вот Корноухий, волнуясь, держит в руках реликвию - он и Ромка стоят у дверей военного кабинета.
– Сам зайдешь?
– спрашивает Ромка.

– Тебе зачем-то... Да я...
– гундосит Корноухий.

– Иди.

Корноухий мнется, кажется, вот-вот бросится наутек. И тогда Ромка, не удержавшись, буквально вталкивает его, а затем выбегает во двор, устраивается под решетчатым окном кабинета.

– Выкладывай, как к тебе попала эта штука?
– слышится голос военрука.

Молчание.

– Отвечай!

И снова в ответ ни звука.

– Нашел? Или...

– Да я, да в колодце...
– выдавливает Корноухий.

– В колодце?

– Ну да, - упрямо твердит мальчик.
– Еще выгоните...

– Выгнать? За что? Причина? Хотя, погоди...
– воцаряется продолжительная пауза.
– Значит, ты стянул портсигар? Вон что... Я-то думал...

– Не-е-е-т, не брал я, не я...

– Ну хорошо, не брал. Не ты.

– Я... нечаянно...

Воцарилась пауза, в тишине до Ромкиного слуха доносились лишь всхлипывания Корноухого.

– Не навоюешься с тобой, - первым нарушил молчание военрук.
– Наконец-то разрядился. За признание хвалю: лучше поздно, чем никогда. Довольно реветь... А за портсигар спасибо - памятная вещь. Видишь, как получается: тебя мало высечь, а я благодарю. Не от хорошей жизни, парень. И все же накажу. Прибери полки, чтобы ни пылинки к моему приходу, и ждать в углу...

Хлопнула гулко дверь, звякнул о металл ключ. Ромка приподнялся, заглянул в окно и увидел Корноухого, который рукавом рубашки, размазывая слезы, усердно вытирал полки, заваленные мешочками с противогазами, коробками, пакетами...

Всё.

Ничто больше не удерживало Ромку в приозерном детдоме. Хотя... Мальчику вспомнилась книга в коричневом переплете, которая забытым грузом лежала в тумбочке у Черного. Идти с просьбой к Черному? Но уже одна мысль об этом вызывала чувство отвращения. Нет, не мог он, Ромка, идти на поклон к Черному.