Колыбельная
Шрифт:
– Дон - кузен моего отца, - говорит ей Декстер.
– Его сестра - моя тетя.
– Это так чудесно!
– говорит моя мать, немного слишком восторженно: - Мир тесен, не так ли?
– Знаешь, - продолжает Дон: - У него была стипендия. Его путь был оплачен. Бросил. Разбил сердце матери, и ради чего? Музыки.
Теперь даже моя мать не находит, что сказать. Я просто смотрю на Дона, размышляя, из-за чего это все, Может это все Ensures.
– Он талантливый певец, - снова говорит моя мать Джорджу, который кивает, словно не слышал это уже несколько раз. Кажется, что теперь Дон отвлекся, он смотрит на патио и держит пустой бокал из-под пива. Я смотрю на Декстера и понимаю, что
– Пойдем, - говорю я и скольжу своей рукой по его.
– Давай возьмем еды.
Затем я мягко тяну его к грилю, где Крис выглядит вполне счастливым, вставляя сосиски обратно в булки.
– Угадай что, - говорю я, и он поднимает глаза и брови.
– Дон осел.
– Нет, - отвечает Декстер. Он улыбается, словно это не имеет большого значения, и кладет руку мне на плечи.
– В каждом стаде есть паршивая овца, правильно? Это по-американски.
– Рассказывай, - говорит Крис, переворачивая бургер.
– По крайней мере, ты не был в тюрьме.
Декстер делает большой глоток пива.
– Только один раз, - бодро отвечает он, затем подмигивает мне. И вот как это было: очень быстро, он возвращается к прошлому себе, словно все, что произошло, было большой шуткой, в которой он был участником, и совсем не принесла ему беспокойства. Я, однако, продолжаю смотреть на Дона, мой желудок горит, словно мне нужно сравнять счет. Когда я увидела Декстера таким тихим, пусть даже на секунду, он стал более искренним для меня. И на эти несколько моментов он стал не просто моим бойфрендом на лето, а чем-то большим, чем-то, что я должна беречь.
Оставшаяся часть вечера прошла хорошо. Бургеры и хот доги получились вкусными, а большая часть дорогой пасты из-оливок-и-сушеных-томатов осталась не съеденной, в то время как яйца с пряностями и салат с тремя сортами бобов от Дженнифер Энн стали хитом. Я даже видела, как мать облизывает пальцы после второго кусочка шоколадного пирога-пуддинга Энн, который подавался с большой ложкой Cool Whip. Слишком для гурманов.
Когда стемнело, все сказали друг другу «до свидания», и моя мать исчезла в своей комнате, со словами, что полностью уничтожена вечеринкой, так как развлечение, даже при условии, что другие делают все остальное, может быть таким выматывающим. Дженнифер Энн и Крис, и Декстер, и я убрали посуду и собрали вещи, выкинув большую часть деликатесов и пережаренные стейки, оставив только один, срезав черную корочку, для Манки.
– Ему понравится, - сказал Декстер, принимая стейк от Дженнифер Энн, которая упаковала его в фольгу, аккуратно подвернув края.
– Он действительно Собака Чау, для него это как Рождество.
– Какое интересное у него имя, - говорит она.
– Мне подарили его на десятое день рождения, - отвечает ей Декстер, выглядывая на улицу.
– А я действительно хотел обезьянку, поэтому я был расстроен. Но оказалось, что он гораздо лучше. Обезьянки становятся наглыми, несомненно.
Дженнифер Энн смотрит на него озадаченно, затем улыбается.
– Я слышала об этом, - говорит она дружелюбно и продолжается заворачивать оставшийся хлеб, используя Cling Wrap.
– Если у тебя есть минутка, - говорит Крис Декстеру, вытирая стол губкой: - Ты должен подняться и посмотреть на моих малышек. Они удивительные.
– О, да, - отвечает Декстер с энтузиазмом. Затем смотрит на меня.
– Ты не против?
– Иди, - говорю я, словно я его мама или вроде того, и они поднимаются по ступенькам, тяжело ступая, в комнату
ящериц.На другом конце кухни вздыхает Дженнифер Энн, хлопая холодильником.
– Я никогда не пойму это его хобби, - сказала она.
– Я в том смысле, что собак и кошек ты можешь обнять. Кто хочет обниматься с ящерицей?
На этот вопрос было сложно ответить, поэтому я просто вытащила пробку из раковины, где мыла посуду, и позволила воде стечь с бульканьем. Наверху словно выпустили пчел из улья: хихиканье, различные оханья и аханья, случайный скользящие звуки, за которыми следовал взрыв хохота. Дженнифер Энн закатила глаза к потолку, очевидно, расстраиваясь.
– Скажи Кристоферу, я в убежище, - сказала она, схватив свой кошелек с серванта, где он покоился радом с ее пластиковыми контейнерами, теперь чистыми, с приглашающимися к ним крышечками. Она вытащила книгу и устремилась в следующую комнату, из которой через несколько секунд послышался тихий ропот телевизора.
Я взяла стейк, завернутый в фольгу, и вышла на улицу, зажгла свет на веранде. Когда я пошла по дорожке, Манки поднялся на лапы и начал вилять хвостом.
– Эй, приятель, - сказала я. Он уткнулся мне в ладонь, затем учуял стейк и начал тыкать носом в мои пальцы, обнюхивая.
– Тут есть тебе угощение.
Манки разделался со стейком в два укуса, чуть не откусив мне мизинец. Ну, было темно. Когда он закончил, то рыгнул и перевернулся на спину, подставляя свой животик, а я села на траву возле него.
Была прекрасная ночь, ясная и прохладная, великолепная погода для четвертого июля. Несколько человек пускали фейерверки в паре улиц отсюда, свист раздавался в темноте. Манки продолжал подкатываться ко мне, утыкаясь в мой локоть, пока я, наконец, не сдалась и не начала чесать спутанную шерсть на его животе. Ему нужна ванна. Срочно. Плюс у него не свежее дыхание. Но в нем было что-то милое, тем не менее, и он практически урчал, когда я гладила его. Мы немного сидели так, пока я не услышала, как хлопнула передняя дверь, и Декстер позвал меня по имени. От звука его голоса Манки тотчас сел, навострил уши, и затем поднялся на ноги, стал идти по направлению к нему, пока поводок не натянулся.
– Хей, - сказал Декстер. Мне не видно его лицо, только его очертания в свете веранды. Манки гавкнул, словно он звал его, и его хвост завилял еще быстрее, словно ветряная мельница, и я задумалась, не собьет ли он себя с ног от такой силы.
– Хей, - ответила я, и он стал спускаться по ступенькам в нашем направлении. Когда он подходил ближе по траве, я наблюдала, как Манки, всем своим телом показывал возбуждение от того, что он видит этого человека, которого не было всего-то час или около того. Каково это, думала я, любить кого-то так сильно? Так сильно, что ты даже не можешь контролировать себя, когда этот человек подходит ближе, словно ты можешь освободиться от того, что удерживает тебя и броситься на него с такой силой, которая способна легко перевернуть вас обоих кверху ногами. Мне приходилось задумываться, но Манки точно знал: можно было это увидеть, прочувствовать, как это выходит из него, словно тепло. Я почти завидовала ему. Почти.
***
Была уже поздняя ночь, когда я лежала на кровати в комнате Декстера, а он взял гитару. Он не очень хорошо играет, сказал он, пока садился без рубашки и с босыми ногами, его пальцы искали струны в темноте. Он сыграл небольшую импровизацию какой-то песни Битлз, затем несколько строк из последней версии Картофельного Опуса. Он не играл как Тед, конечно: его аккорды казались менее уверенными, словно он играл наугад. Я откинулась на подушки и слушала, как он пел мне. Немножечко этого, немножечко того. Ничего в целом. И затем, когда я уже дремала, что-то еще.