Колючее счастье

— Ближе, но всё ещё не то…

— Я люблю тебя, — ещё тише.

Судорожно вдохнув, Евгения сглотнула комок в горле. И отвернулась. Отступила на пару шагов, опустилась, сев на ступень подиума, условно разделяющего её квартиру на две зоны, и уткнулась в свои ладони. Сил на какие-либо проявления эмоций не осталось. Она была выжата до предела.

Святославу казалось — ну вот, заветные слова произнесены, теперь всё должно стать по-другому… Должны рухнуть преграды, должно стать легче. Но Женька почему-то не кинулась в его объятия, визжа от радости…

Тьфу… что за бред, только визга ему сейчас не хватало для полной картины! Хватило ему в жизни визжащих по поводу и без особ…

Прогоняя непрошенные мысли, он подошёл к ней и просто молча сел рядом. Столько всего надо было объяснить, он тысячу раз прокрутил то, что скажет Женьке, пока они с Глебом ехали сюда, пока он сидел в машине, дожидаясь отмашки отчима — тот упёрся хуже осла, считая, что сначала должен сам поговорить с дочерью… Но почему-то именно сейчас Славе не хотелось ничего объяснять. Хотелось прижать её к себе и сидеть так вечность. Просто наслаждаясь этими долгожданными, выстраданными объятиями… Мог ли он подумать ещё несколько дней назад, что его жизнь вдруг совершит такой кульбит? Что, увидев Женьку, он словно тот самый семнадцатилетний пацан из прошлого снова потеряет голову, пойдёт на поводу у эмоций, снова наделает кучу глупостей? Смешно, но ему казалось, что всё давно забыто… Похоже, им всем так казалось. Но у жизни своеобразное чувство юмора…

Женька прильнула, стоило только потянуться к ней. Уткнулась ему в шею. Ничего не говоря в ответ. Не обвиняя, не упрекая, но и не произнося ответных признаний. Да и не нужно было никаких признаний! Святослав и так всё знал.

Они просто сидели обнявшись. Исцеляя друг друга прикосновениями, теплом и близостью своих тел.

— Отец всё рассказал… — спустя несколько минут заговорила Евгения.

— Знаю.

— Это не снимает с тебя вины.

— Знаю.

Они снова замолчали.

— Я до сих пор многого не понимаю…

— Прости меня.

— Это не так-то легко…

— Мы потеряли ребёнка, — осторожно произнёс Слава, понимая, что обещанные ещё той безумной ночью в ванной объяснения всё же необходимы. — У Лизаветы случился выкидыш. Две недели назад.

Женя заметно напряглась. Отстранилась. Её слух резануло его «мы», но то, что было сказано потом… Это действительно многое объясняло. В носу противно защипало…

— Мы должны были пожениться уже в феврале. Но после случившегося свадьбу отложили. На неопределённый срок, — рука Святослава потянулась к глазам, устало их потёрла, стараясь не задеть травмированную зону. — Понимаешь, я не мог вот так… после всего… после того, как держал её за руку на узи, рассыпавшись идиотскими обещаниями, что всё будет хорошо, что ничего не изменится… Я не мог сделать вид, что ничего не было, что нас снова не связывают никакие обязательства! Я не хотел в угоду свободе поступать, как последний подлец. Но в итоге поступил ещё хуже… Да я просто мастер из всех возможных вариантов выбирать наихудший!

Похоже, раскаянье Святослава было неподдельным — он действительно переживал и корил себя за произошедшее, даже не пытаясь обелиться в собственных глазах. Женька видела, чувствовала, она будто пропустила через себя всю гамму эмоций, что сейчас отражалась на его лице. Стыд, злость, подавленность, какая-то обречённость… Он на самом деле запутался, на самом деле чувствовал себя виноватым, ощущал подлецом и подонком — в этом не было и капли сомнений.

И всё же, несмотря на терзания, Святослав сделал свой выбор. И, похоже, окончательный — он был сейчас здесь, с ней. Наверное, всё-таки это что-то, да значило. И значило больше, чем все признания и слова вместе взятые. Да, он сделал Лизе больно, оставив её в такой момент, но, возможно, это лучше, чем растягивать её мучения ещё на неопределённый срок. И причинять этим боль не только ей, но и всем им.

— Она ведь всё понимала, — наверное, Славе надо было выговориться. — Нет ребёнка — нет свадьбы, — горько усмехнулся он. — Не хотел я его, Жень. С самого начала не хотел. Не готов был к таким переменам. Но старался вести себя по-человечески, по-мужски, смириться как с неизбежным, даже полюбить. Искренне пытался, от всего сердца! Но не получилось… Два года мы с Лизкой силились играть в любовь на расстоянии, оба в вечных разъездах, проектах, делах. То сходились, то расходились, и ничего такого не планировали. И тут эти полоски на тесте! Как гром среди ясного неба… Свадьба была логичным финалом. Да и Анатолий руку приложил, чего уж там, врать не буду.

В глазах Женьки застыл вопрос.

— Старший брат Лизы, у нас с ним бизнес общий, — пояснил Слава. — Он на двенадцать лет старше, трясётся за неё как умалишённый. Вот и прижал меня к стенке… Я ему многим обязан, Жень… Да и Лизавета — красивая, образованная, казалось бы, что ещё надо? Ну я и сдался. А потом, уже после, в больнице, и вовсе расклеился, наобещал всего сгоряча, но ведь уверен был — так и будет! А тут ты… — он на секунду глянул на отстранившуюся и не мешающую его исповеди Женьку, и снова устремил взгляд вдаль. — Стоишь в своём пуховике, в небо смотришь… Смешная. И родная такая. И всё, поплыли принципы… Мудак я, права ты, Жень. Мудак.

— Прости. Я… я ведь не знала, — ей вдруг стало нестерпимо стыдно за всю свою злую иронию по поводу Лизы, за свои резкие слова и откровенные провокации.

— Никто не знал. О таком обычно не трубят… Не извиняйся, не за что. Я сам во всём виноват, — со злостью усмехнулся он. — Надо было не врать самому себе! С самого начала…

— Мы все виноваты, — не приемлющим возражений тоном, произнесла Женя. — Каждый по-своему. А Лиза?.. — она вопросительно взглянула на Святослава.

— Лиза меня отпустила, — он снова горько усмехнулся. — Обиделась, конечно. Она ведь не дура, ты правильно тогда подметила. Она всё поняла, сказала, что против воли держать не станет. Забрала мои обещания назад… Она хорошая девушка, действительно хорошая. Я её не достоин.

— А меня, получается, достоин? — теперь для горьких усмешек настала очередь Женьки.

— Не цепляйся к словам, Колючка. Я просто дико устал подбирать нужные… — Святослав повернул голову и заглянул в её глаза. — Тебя я тоже не достоин. И я не знаю, сможешь ли ты с этим смириться. Но отступать я не намерен — ты нужна мне. Всегда была нужна.

— Только давай без всего этого, — фыркнула Женька, скривившись.

— Чего — этого? — не понял Слава.

— Пафоса. Достоин, не достоин… Всё-таки ты здесь. И это главное, — Евгения действительно так считала — хватит с них метаний и сомнений! — К чёрту прошлое, со всеми его обстоятельствами и ошибками! И вообще, я ведь тоже далеко не пример добродетели. Ты ещё не знаешь, с кем связываешься… — попыталась пошутить она.

— Жендос, — краешком губ улыбнулся Святослав.

— Ты когда-нибудь перестанешь меня так называть?

— А ты действительно этого хочешь?

Женя вдруг засомневалась. А действительно — хочет ли она этого? Но Слава не дал ей задуматься над этим вопросом. Когда он притянул её к себе для так необходимого им обоим, дарящего долгожданные ощущения покоя и наполненности поцелуя, думать уже ни о чём не хотелось.

— Я не буду тебе многого обещать. Хватит с меня невыполненных обещаний, — оторвался он от губ Женьки.

— Например?

— Я не смогу не называть тебя Жендосом.

— Но?

— Но буду стараться. Если это для тебя важно.

— Нет. Это — не важно.

— А что важно?

— Не ври мне больше, Серебряков. Если вдруг я невольно стану преградой для достижения каких-то твоих целей… Просто скажи об этом, не надо никаких представлений.

— Женька-а-а… — он порывисто притянул её к себе. — Ты никогда не была преградой, никогда… Я струсил, признаю, поступил как самый последний урод, пусть и под гнётом обстоятельств. Не буду говорить, что у меня не было выбора, хотя твой отец действительно мне его не дал. Просто тогда, тем летом, я реально думал, что так будет лучше. Я был молод и глуп. Я метался в поисках решения. Я испугался. Не только за себя, скорее даже — не столько за себя… И на выпускном всё получилось как-то само собой. Мне вдруг показалось, что обрубить всё раз и навсегда — это выход. Что это лучше, чем оставлять надежды, которым не суждено сбыться. А когда я опомнился, когда понял, как мерзко поступил, как сильно накосячил, уже было слишком поздно. Всё покатилось под откос, полетело в тартарары… И никакие цели всего этого не стоили, поверь… Ты хочешь, чтобы я был с тобой честен, — Святослав чуть отстранился, чтобы посмотреть ей в глаза. — Хорошо. Я честно тебе говорю, что не знаю, что делать дальше. Я запутался. Я не могу сейчас пообещать тебе многого… Я не зову тебя под венец, я не представляю себя в роли отца семейства, такого, как у Кедровых. Я не готов, извини. Пока не готов. Я просто хочу, чтобы ты была рядом. Я хочу узнать тебя новую ближе, хочу знать, чем ты живёшь и дышишь, мне это на самом деле интересно. Я хочу засыпать и просыпаться с тобой. Я хочу показать тебе мир — ты даже представить не можешь, сколько мест действительно стоит того, чтобы их посетить! Давай побываем там вместе! Давай попробуем, Жень. И возможно, когда-то, через год, через два, через десять, ты снова сможешь доверять мне. Я сделаю всё, чтобы смогла…