Комедия положений

Оппонирующая организация, которая меня жучила на предзащите, и теперь сделала массу замечаний, на которые, правда, у меня были ответы, померкла на фоне выступления Ванникова, моего оппонента. За его отзывом я ходила три раза, и не могла его застать, и отзыв он состряпал за двадцать минут в самый последний момент, за день до предзащиты, но когда он его читал, я прониклась большим уважением к самой себе: надо же, какую интересную и полезную работу я, оказывается, сделала!

Выступил рецензент, сказал, что я не исправила то, что он мне посоветовал, и в результате, из-за упрямства, получила замечание оппонента.

Через сорок минут я бормотала слова благодарности всем, кто вынужден был уделить время моей работе, и вышла в коридор дожидаться результатов голосования.

Друзья окружили меня, уверяя, что всё было в полном порядке, и выглядела я молодцом, а голосование это просто формальность.

Двери зала открылись, нас пригласили и сообщили результаты, все за, один бюллетень испорчен.

Задвигались стулья, народ зашумел, меня начали поздравлять.

Мимо пробегал незнакомый старенький член совета, обнял меня за плечи и сказал:

– Спасибо дочка, не задержала!

Небольшой состав моих друзей, Ирина, Нина и Люда, Света Апенова, Валера Чудаков, сразу же после защиты поехали ко мне выпить и закусить, отметить событие. А Динка тоже была на защите, но убежала по делам, не смогла вырваться ко мне домой.

Мама вместе с Катенькой приготовили обед, как могли, был какой-то салат и сациви. Я и не ожидала, что мои полторы калеки, болящая мамулька и пятнадцатилетняя дочка смогут всё сделать так, что можно было сразу сесть за стол, пусть не очень обильный, но вкусный.

Из выпивки была бутылка вина и бутылка коньяка, который в виду жары и общей непьющей компании пошел только у Алешки. Я сменила Светину блузку на свою, афганскую, и махала белыми вышитыми рукавами.

В общем, всё было как бы позади, но напряжение не отпускало. Моя защита, в общем, воспринималась домашними как большое событие, да так оно и было, в сущности, итог более четырех лет работы, но я как конь на бегу, сразу остановиться не могла.

За защиту пили три раза, в первый день, потом на Калужской и на работе в НИОПиКе. А вот настоящий банкет я не делала. Тогда запретили празднования по поводу защит диссертаций, приглашение в ресторан воспринималась как взятка, но всё равно гуляли в ресторане, но не в день защиты, а я просто не захотела влезать в долги, устроила праздники, как могла.

После защиты на меня обвалилась лавина бумаг, которые надо было оформить, чтобы предоставить диссертацию в ВАК.

Диссертация, моя характеристика с точки зрения моральных устоев, характеристика работы, все отзывы, распечатка заседания ученого совета и т.д. и т.п.

Женя Попова дала мне кучу старых чужих документов, так называемые рыбы, с которых я, слегка изменяя текст в соответствии с моими научными данными, писали свое.

Женя работала в отделе аспирантуры одна, её помощница уволилась из-за болезни, её скрутил панкреатит.

Я сразу вспомнила, как она мне говорила, ужасаясь моей худобе:

– Зоя, вы плохо кушаете. Кушаете суп, намажьте хлебушек маслом, и ешьте и суп, и хлеб с маслом.

Я вообще не ела сливочного масла, и даже содрогнулась от такой перспективы, есть суп и хлеб, и масло.

– Да я вообще-то суп без хлеба ем, - засмеялась я, - и помазать-то не на что.

Обнаружив, что Женя одна борется с бумагами и аспирантами, я спросила её:

– Тебе не нужна помощница?

– Себя имеешь в виду?

– Нет, Катю. Я бы послала её поработать на лето, а то она вечно что-нибудь просит купить, а денег не хватает.

– Ладно, я поговорю с начальством, - сказала Женя.

И вот, Женя взяла мою девочку на работу, и очень с ней подружилась, хотя я боялась, что суровая Женя и капризная Катеринка не найдут между собой общего языка, но нашли, и Катя очень ею восхищалась и критиковала меня с новых позиций, открывшихся ей после общения с Женей:

– Мама, ты для своего возраста неправильно одеваешься.

– А как надо одеваться?

– Как Евгения Петровна.

Пикаев сидит спиной, я нахожусь в их комнате, что-то копошусь, беседую с Лидией Ивановной, старейшей работницей лаборатории, полной энергии и научного энтузиазма женщиной на пенсии.

Алексей Константинович вздыхает в раздумье:

– Уже третья защита по радиационной химии, и кто-то всё время черный шар кладет, всё время один черный шар.

– Ну ладно, - беспечно говорю я, подхожу к столу, воспринимая его слова, как приглашение к беседе, сажусь на стул.
– Подумаешь, один черный шар. Ну не понравилась я кому-то, вот и положили. Всё равно я защитилась.

Скрипит стул, Пикаев чуть разворачивается ко мне, смотрит поверх очков. Секундная пауза. Пикаев отворачивается, утомленный созерцанием самоуверенной дуры.

– Это вы кому-то не понравились?
– говорит он.
– Вы-то тут причем? Это я, я кому-то не нравлюсь!

И он в раздумье подпирает рукой щеку. Дальше соображает, кто же это мог быть.

Я тихонько встаю со стула и отхожу, раздуваю щеки и живот, чтобы смех пробулькал там, внутри и не вырвался наружу.

Пикаев думает:

– Наверное, это Х.

– Нет, - возражаю я.
– Две недели назад защищался аспирант Х, и у него тоже был черный шар. Если Х положил мне, то кто тогда положил аспиранту Х?

Длительное молчание, потом Пикаев поворачивается ко мне:

– Ну, наверное, я.

Никакие соображения субординации не могут остановить меня, я хохочу во всё горло, Пикаев улыбается, и Лидия Ивановна испуганно выглядывает из-за своих растворов, она пропустила разговор и не понимает причину столь бурного веселья.

Лето, возможно, это 84-ый год, а возможно и 85-ый, сейчас уже не вспомнишь.

Теплый вечер, мы с Алешкой вдвоем вышли погулять, идем по парку.

Я взяла мужа за руку и что-то тарахчу ему в ухо, а он даже слушает, так как впопад отвечает.

Навстречу нам идет Юра Иванов, сокурсник Алешки и мой хороший знакомый по НИОПиКу.

Мы замечаем его слишком поздно.

Рука мужа мгновенно напряглась, а ладошка вспотела.

"Интересно, отдернет он руку или нет", я с любопытством жду.