Комментарии к «Евгению Онегину» Александра Пушкина

XLII

Мазурка раздалась. Бывало, Когда гремлъ мазурки громъ, Въ огромномъ зал все дрожало,   ⁴  Паркетъ трещалъ подъ каблукомъ, Тряслися, дребезжали рамы; Теперь не то: и мы, какъ дамы, Скользимъ по лаковымъ доскамъ.   ⁸  Но въ городахъ, по деревнямъ, Еще мазурка сохранила Первоначальныя красы: Припрыжки, каблуки, усы ¹²  Все т же; ихъ не измнила Лихая мода, нашъ тиранъ, Недугъ новйшихъ Россіянъ.

⁸в городах. Я полагаю, что здесь имеет место опечатка — следовало бы написать «в городках».

XLIII

Строки 1–4 содержатся в беловой рукописи. Строки 5–14 были опубликованы в 1828 г. Вся строфа была опущена в изд. 1833 и 1837 гг.

Как гонит бич в песку манежном По корде резвых кобылиц Мужчины в округе мятежном  ⁴ Погнали, дернули девиц — Подковы, шпоры Петушкова, (Канцеляриста отставного) Стучат; Буянова каблук  ⁸ Так и ломает пол вокруг Треск, топот грохот — по порядку Чем дальше в лес, тем больше дров — Теперь пошло на молодцов — ¹² Пустились — только не в присядку — Ах! легче, легче! каблуки Отдавят дамские носки.

⁶Канцеляриста.Вместо ожидаемого «кавалериста».

¹⁰лес… дров.«Чем дальше в лес — тем больше дров», — говорит русская пословица, глупая, как все пословицы вообще, но в этой строке бьющая прямо в цель. Пушкин подчеркивает грубую вульгарность провинциальных балов.

XLIV

Буяновъ, братецъ мой задорный, Къ герою нашему подвелъ Татьяну съ Ольгою: проворный   ⁴  Онгинъ съ Ольгою пошелъ; Ведетъ ее, скользя небрежно, И, наклонясь, ей шепчетъ нжно Какой-то пошлый мадригалъ,   ⁸  И руку жметъ — и запылалъ Въ ея лиц самолюбивомъ Румянецъ ярче. Ленскій мой Все видлъ: вспыхнулъ, самъ не свой; ¹²  Въ негодованіи ревнивомъ Поэтъ конца мазурки ждетъ И въ котильонъ ее зоветъ.

¹См. XXVI, 9–11 и коммент. к ней.

³проворный.Следует отметить, как удачно слово «проворно», завершающее строку 1 строфы XV, повторяется, словно эхо, здесь.

^9–10 В небольшом, написанном в Кишиневе, стихотворении «Гречанке» (Калипсо Полихрони, которая, как говорили, была любовницей Байрона) Пушкин в 1822 г. употребил сходную интонацию:

Невольный трепет возникал В твоей груди самолюбивой, И ты, склонясь к его плечу… Нет, нет, мой друг, мечты ревнивой Питать я пламя не хочу.

XLV

Но ей не льзя. Не льзя? Но что же? Да Ольга слово ужъ дала Онгину. О, Боже, Боже!   ⁴  Что слышитъ онъ? Она могла... Возможно ль? Чуть лишь изъ пеленокъ, Кокетка, втренный ребенокъ! Ужъ хитрость вдаетъ она,   ⁸  Ужъ измнять научена! Не въ силахъ Ленскій снесть удара; Проказы женскія кляня, Выходитъ, требуетъ коня ¹²  И скачетъ. Пистолетовъ пара, Дв пули — больше ничего — Вдругъ разршатъ судьбу его.

Любопытно выяснить, что делал настоящий Байрон в то время, когда образ, созданный Пушкиным, танцевал, мечтал, умирал:

12 янв. 1821 г. (ст. ст.) (24 янв. нов. ст.), когда Ленский на северо-западе России шел на свой последний бал, Байрон в Равенне (Италия) записал в дневнике: «…встретил несколько масок на Корсо… — они пляшут, поют и веселятся, „ибо завтра могут умереть“».

На следующий вечер, 13 янв. (25 янв. нов. ст.), когда Ленский сочинял свою последнюю элегию, Байрон записал: «Еще один день миновал… но „что лучше, жизнь или смерть, ведомо одним лишь богам“, как сказал Сократ своим судьям…».

А 14 янв. (26 янв. нов. ст.), в день, когда состоялась дуэль между Ленским и Онегиным, Байрон сделал краткую запись: «Ездил верхом — стрелял из пистолетов — и притом удачно».

Это, по-видимому, останется классическим примером того, как жизнь подыгрывает искусству.

¹¹ требует коня.Я бы понял это как «требует своего коня», «приказывает вывести своего коня», если бы не более вероятное обстоятельство, что Ленский и Онегин приехали на званый вечер в онегинских санях, и сейчас Ленский должен одолжить жеребца из конюшни Лариных.

¹⁴ В отдельном издании Четвертой и Пятой глав 1828 г. напечатано:

Как раз решат судьбу его.

Но, чтобы избежать слияния «как» со следующим словом «разрешат», («как раз»), Пушкин в списке ошибок, приложенном два месяца спустя к главе Шестой, изменил строку:

Вдруг разрешат судьбу его.

Глава Шестая

Эпиграф

La sotto giorni nubilosi e brevi Nasce una gente a cui l'morir non dole. Petr.

Отрывочное цитирование фрагмента из канцоны XXVIII Петрарки (строки 49 и 51) «На жизнь Лауры», начинающегося со слов «О, ожидаемая на небе блаженная и прекрасная». Вместе с опущенной Пушкиным строкой 50 отрывок читается:

L`a sotto i giorni nubilosi e brevi, Nemica naturalmente di pace, Nasce una gente, a cui'l morir non dole. <Там под туманными и короткими днями, Чуждое по своей природе миролюбию, Родится племя, которому не больно умирать>.

I

Замтивъ, что Владиміръ скрылся, Онгинъ, скукой вновь гонимъ, Близъ Ольги въ думу погрузился,   ⁴  Довольный мщеніемъ своимъ. За нимъ и Олинька звала, Глазами Ленскаго искала, И безконечный котильонъ   ⁸  Ее томилъ, какъ тяжкій сонъ. Но конченъ онъ. Идутъ за ужинъ. Постели стелютъ; для гостей Ночлегъ отводятъ отъ сней ¹²  До самой двичьи. Всмъ нуженъ Покойный сонъ. Онгинъ мой Одинъ ухалъ спать домой.

^10–12Ср.: Роберт Лайелл, «Нравы русских и подробная история Москвы» (Лондон, 1823), с. LIII–LIV, LVII:

«Мадам [Полторацкая], мать джентльмена, которого я сопровождал, устраивала „f^ete“ <„торжество“>… в воскресенье, следующее за нашим прибытием в это поместье [Грузино, возле Торжка]. То и дело в течение всей субботы прибывали экипажи со знатными гостями… Хотя дом мадам [Полторацкой] был внушительных размеров, я удивлялся, где все эти гости, примерно пятьдесят особ, найдут себе комнаты для ночлега… Вечерними развлечениями были беседа и карты, и в 11 часов сервировали изысканный ужин, по завершении которого мое внимание привлекло зрелище суматохи и последовавшего беспорядка. Столовая, гостиная, зал, все подходящие помещения, в которых мы провели вечер, были превращены в спальни… Количество кроватей… [оказалось] недостаточным… множество постелей было немедленно устроено на полу, некоторые на креслах…

На следующий день я посетил „с утренним визитом около одиннадцати часов“, один из домов, где разместились несколько знакомых мне мужчин… Зал и гостиная превратились буквально в казармы: софы, диваны и кресла были сдвинуты вместе и покрыты постелями — а их утомленные или ленивые обитатели… полдесятка дворян… [в одном таком пристанище], завернувшись в роскошные шелковые длинные ночные рубахи, лежали или сидели в кроватях, пили кофе, чай или курили табак в атмосфере зловония и в окружении ночных горшков и неопрятного тряпья, образуя необычайно пестрое сообщество».