Комментарии к «Евгению Онегину» Александра Пушкина

Тот раболепный путь, отвергнутый тобой, Переводить слова и строчку за строкой…

*

Первое издание сочинений Батюшкова вышло в С.-Петербурге в 1817 г., в двух томах, и называлось «Опыты в стихах и прозе». Константин Батюшков родился в 1787 г. Его первое опубликованное стихотворение «Мечта» было написано в 1802 г., последний небольшой шедевр — в 1821 г. (или, согласно Александру Тургеневу, в начале 1824 г., в период душевного просветления, после чтения последнего издания поэм Жуковского):

Ты знаешь, что изрек, Прощаясь с жизнию, седой Мельхиседек? Рабом родится человек, Рабом в могилу ляжет, И смерть ему едва ли скажет, Зачем он шел долиной чудной слез, Страдал, рыдал, терпел, исчез.

В 1822 г. Батюшков пытался покончить жизнь самоубийством. Он умер в 1855 г., после тридцати трех лет душевной болезни.

В краткий период расцвета своего творчества Батюшков переводил Грессе, Парни, Буало и Тассо и писал в стиле любимых поэтов. Он и Жуковский были предшественниками Пушкина, который в юности больше всего из русских поэтов любил Батюшкова Гармония и точность — этим литературным достоинствам Пушкин учился у обоих, хотя уже юношеские стихи его были более ярки и энергичны, чем у учителей. Позднее он относился к Батюшкову критически и оставил ряд интересных замечаний на полях его «Опытов»; но в «Евгении Онегине» еще звучит отголосок батюшковской легкости слога, определенное пристрастие к его образам и разным стилистическим новшествам.

Следует отметить, что имя Батюшкова, переданное четырьмя слогами (B'a-ty-'ush-kov), было упомянуто единственным английским поэтом (весьма второстепенным) — Бернардом Бартоном, в нескольких строфах (1824), адресованных Джону Баурингу, который переводил Батюшкова для своей «Российской антологии» (строфа III):

Благородные стихи Державина, высоко возвышаясь, Наполненные подлинной силой вдохновения, И более спокойный напев Батюшкова, Согретый приятнейшим источником домашних радостей.

¹² Капусту садит, как Гораций.Чижевский в этом месте удивляется, почему Гораций занимался выращиванием капусты. На самом деле, это обычный галлицизм: «planter des (ses) choux», «выращивать капусту», в значении «удалиться в деревню». Но тем не менее, Гораций действительно занимался огородничеством. Широко распространенный обычный огородный овощ «olus» или «holus» <«капуста» — лат.>, также называемый «brassica», капустой, упомянут в «Сатирах», кн. II, № I, 74, и кн. II, № VI, 64 (см. коммент. к эпиграфу «ЕО», глава Вторая) и в «Посланиях», кн. I, № XVII, 13. Имеется также определенная ссылка на «caule», капусту или капустную кочерыжку, в «Сатирах», кн. II, № IV, 15 (или «coleworts», <«капуста»>, как у Дэвида Уотсона) — «капуста, растущая в поле, вкуснее, чем подгородная» <пер. М. Дмитриева>.

Похожее и, возможно, формирующее прототип французское выражение «planter (или „cultiver“) ses laitues (`a Salone)» восходит к письму, написанному удалившимся на покой римским императором Диоклетианом из Салона (в Далмации) своему знакомому, Максимиану, в котором он оценивает удовольствие от собственноручного выращивания овощей выше, чем любые восторги политической власти.

VIII

Онъ былъ не глупъ; и мой Евгеній, Не уважая сердца въ немъ, Любилъ и духъ его сужденій,   ⁴  И здравый толкъ о томъ, о семъ. Онъ съ удовольствіемъ, бывало, Видался съ нимъ, и такъ нимало Поутру не былъ удивленъ,   ⁸  Когда его увидлъ онъ. Тотъ посл перваго привта, Прервавъ начатый разговоръ, Онгину, осклабя взоръ, ¹²  Вручилъ записку отъ поэта. Къ окну Онгинъ подошелъ И про себя ее прочелъ.

²сердца[род. пад.] в нем.«Сердце» употреблено здесь в смысле сочетания таких моральных достоинств, как великодушие, чуткость и честность, — всех, которых недостает Зарецкому. Ср.: «homme de coeur» <«сердечный человек»>. Немного далее слово «сердце» используется как синоним слова «гнев» («младое сердце» Ленского, XI, 4). Положение шахматных фигур, полученное теперь Пушкиным, не соответствует замыслу первых ходов игры. Мы могли бы заставить себя поверить, что капризный щеголь подружился с поэтичным Ленским (заменившим, как об этом упомянуто, в привязанностях Онегина автора-повествователя), но и Зарецкий, который обнаруживает все черты деревенского «мерзавца», критикуемые Онегиным, и который, в конце концов, всего лишь другое издание Буянова, кажется едва ли подходящим для него в качестве близкого друга. С другой стороны, близкое знакомство с ним Онегина и преувеличенные опасения клеветнического острословия людей совершенно необходимы для сюжета.

¹¹осклабя взор.Глагол «осклабиться», редко используемый в наше время, предполагает скорее насмешку, или ухмылку, или усмешку, или «goguenard» <«издевательский»> взгляд, чем тот вид улыбки, которую Пушкин, по-моему, имеет здесь в виду.

IX

То былъ пріятный, благородный, Короткій вызовъ иль картель: Учтиво, съ ясностью холодной   ⁴  Звалъ друга Ленскій на дуэль. Онгинъ съ перваго движенья, Къ послу такого порученья Оборотясь, безъ лишнихъ словъ   ⁸  Сказалъ, что онъ всегда готовъ. Зарцкій всталъ безъ объясненій; Остаться дол не хотлъ, Имя дома много длъ, ¹²  И тотчасъ вышелъ; но Евгеній Наедин съ своей душой Былъ недоволенъ самъ собой.

⁴Звал… на дуэль.Вызвал своего друга на дуэль, призвал своего друга к поединку. «Звал» — галлицизм, «appeler en duel, appeler en combat singulier».

В современной России, в которой мало что осталось от понятия чести — истинной личной чести (я не говорю о соревновании стахановцев, политической нетерпимости или националистическом гоноре), — читатели, если они воспринимают дуэль Ленского с Онегиным не пассивно как некую курьезную «феодальную» легенду или оперное либретто, недоумевают о ее причинах и сбиты с толку ее подробностями. На самом деле, не только для джентльмена 1820 г., но повсюду в цивилизованном мире совершенно оправданным считалось вызвать на дуэль другого джентльмена, который вел себя по отношению к первому и его невесте так, как это делал Онегин по отношению к Ленскому на балу у Лариных. Но действительно вызывает удивление, что молодой Ленский нашел в себе достаточно самообладания не послать Онегину картель презрения — письменный вызов на дуэль («lettre d'appel») — на полгода раньше, сразу после вульгарных замечаний последнего о посредственных мадоннах и круглых лунах. Поведение Ленского, далекое от темпераментной экстравагантности, является логически единственно возможным для благородного человека в тех обстоятельствах и в те времена; странно (т. е. вразрез со складом ума, которым наделил его автор в предыдущих главах) ведет себя именно Онегин, когда он не только принимает вызов, но и стреляет первым с намерением убить. Надо помнить, что честь джентльмена очищалась от позора не столько его собственным выстрелом, сколько способностью хладнокровно выдержать выстрел противника (см. коммент. к XXVIII, 7 и 14).

X

И подломъ: въ разбор строгомъ, На тайный судъ себя призвавъ, Онъ обвинялъ себя во многомъ:   ⁴  Во-первыхъ, онъ ужъ былъ неправъ, Что надъ любовью робкой, нжной Такъ подшутилъ вечоръ небрежно. А во-вторыхъ: пускай поэтъ   ⁸  Дурачится; въ осмнадцать лтъ Оно простительно: Евгеній, Всмъ сердцемъ юношу любя, Былъ долженъ оказать себя ¹²  Не мячикомъ предразсужденій, Не пылкимъ мальчикомъ, бойцомъ, Но мужемъ съ честью и съ умомъ.

⁸в осмнадцать.См. главу Вторую, X, 14, «без малого в осьмнадцать». Сколько лет было Ленскому? Конечно, не между семнадцатью и восемнадцатью, как можно предположить по главе Шестой, где его пламенный безрассудный вызов Онегина на дуэль назван простительным для восемнадцатилетнего мечтателя; но указание возраста здесь столь же умозрительно, как упоминание тринадцатилетней девочки в главе Четвертой, подводящее в результате к отношениям Онегина и Татьяны (семнадцатилетней). Хотя было вполне обычным посылать одаренных юношей в университеты за границу в возрасте четырнадцати или пятнадцати лет (с другой стороны, Адольф, чьими словами начинается роман Констана, произносит: «В двадцать два года я закончил курс наук в Геттингенском университете» <пер. А. Кулишер>), весьма маловероятно, чтобы Ленский в восемнадцать собирался жениться на Ольге (шестнадцатилетней); наш молодой состоятельный помещик, полагаю, определенно достиг или был близок к достижению юридического совершеннолетия; и я не думаю, что он был более чем на пять или шесть лет моложе Онегина (которому весной 1821 г. должно было исполниться двадцать шесть).

XI

Онъ могъ бы чувства обнаружить, А не щетиниться, какъ зврь? Онъ долженъ былъ обезоружить   ⁴  Младое сердце. «Но теперь Ужъ поздно; время улетло... Къ тому жъ—онъ мыслитъ—въ это дло Вмшался старый дуэлистъ;   ⁸  Онъ золъ, онъ сплетникъ, онъ рчистъ... Конечно: быть должно презрнье Цной его забавныхъ словъ; Но шопотъ, хохотня глупцовъ...» ¹²  И вотъ общественное мннье! Пружина чести, нашъ кумиръ! И вотъ, на чемъ вертится міръ!