Комментарии к «Евгению Онегину» Александра Пушкина

IX

— Зачмъ же такъ неблагосклонно Вы отзываетесь о немъ? За то ль, что мы неугомонно   ⁴  Хлопочемъ, судимъ обо всемъ, Что пылкихъ душъ неосторожность Самолюбивую ничтожность Иль оскорбляетъ иль смшитъ,   ⁸  Что умъ, любя просторъ, тснитъ, Что слишкомъ часто разговоры Принять мы рады за дла, Что глупость втрена и зла, ¹²  Что важнымъ людямъ важны вздоры И что посредственность одна Намъ по плечу и не странна?

⁸Что ум, любя простор, теснит.Т. е. ум, нуждающийся для своего приложения в свободном пространстве, изгоняет глупцов. «Простор» — слово с несколькими значениями, однако непременно предполагающими свободное, незагроможденное пространство.

¹²важны вздоры.Ср.: Андре Шенье, «Республика литературы», фрагмент VIII (изд. Вальтера): «Если тяготишься важными пустяками, хорошее общество внушает тебе только скуку…»

X, XI, XII

Эти три строфы, написанные в Москве, датированы Пушкиным 2 окт. 1829 г. В то время он рассматривал их как начало главы (заметим интонацию зачина в первых строках X), которая должна была рассказать о путешествии Онегина и идти сразу за главой Седьмой. Окончательный вариант главы Восьмой (тогда Девятой) начат 24 дек. 1829 г. в С.-Петербурге, в Демутовом трактире. Две недели спустя в письме на имя Бенкендорфа Пушкин просит (безуспешно) разрешить ему поездку за границу в качестве частного лица или причислить к русской дипломатической миссии, отправляющейся в Китай.

X

Блаженъ, кто съ молоду былъ молодъ, Блаженъ, кто вовремя созрлъ, Кто постепенно жизни холодъ   ⁴  Съ лтами вытерпть умлъ, Кто страннымъ снамъ не предавался, Кто черни свтской не чуждался, Кто въ двадцать лтъ былъ франтъ иль хватъ,   ⁸  А въ тридцать выгодно женатъ; Кто въ пятьдесятъ освободился Отъ частныхъ и другихъ долговъ, Кто славы, денегъ и чиновъ ¹²  Спокойно въ очередь добился, О комъ твердили цлый вкъ: N. N. прекрасный человкъ.

¹Не слишком оригинальный совет смолоду быть молодым уже давался Пушкиным в коротком стихотворении (1819), обращенном к поэту-графоману Якову Толстому (1791–1867), с которым он встречался на обедах «Зеленой лампы» — еще одного кружка, где в основном пили шампанское, хотя биографы склонны придавать таким кружкам революционный дух и серьезное литературное значение.

XI

Но грустно думать, что напрасно Была намъ молодость дана, Что измняли ей всечасно,   ⁴  Что обманула насъ она: Что наши лучшія желанья, Что наши свжія мечтанья Истлли быстрой чередой,   ⁸  Какъ листья осенью гнилой. Несносно видть предъ собою Однихъ обдовъ длинный рядъ, Глядть на жизнь, какъ на обрядъ, ¹²  И вслдъ за чинною толпою Итти, не раздляя съ ней Ни общихъ мнній, ни страстей.

XII

Предметомъ ставъ сужденій шумныхъ, Несносно (согласитесь въ томъ) Между людей благоразумныхъ   ⁴  Прослыть притворнымъ чудакомъ, Или печальнымъ сумасбродомъ, Иль сатаническимъ уродомъ, Иль даже Демономъ моимъ.   ⁸  Онгинъ (вновь займуся имъ), Убивъ на поединк друга, Доживъ безъ цли, безъ трудовъ До двадцати шести годовъ, ¹²  Томясь въ бездйствіи досуга Безъ службы, безъ жены, безъ длъ, Ничмъ заняться не умлъ.

^1–7См. коммент. к главе Восьмой, VIII–IX.

⁷Отсылка к стихотворению Пушкина «Демон» (октябрь или ноябрь 1823 г.). Отметим, что первые строки этого стихотворения выглядят прологом к главе Восьмой, I, 1:

В те дни, когда мне были новы Все впечатленья бытия — И взоры дев, и шум дубровы, И ночью пенье соловья — Когда возвышенные чувства, Свобода, слава и любовь И вдохновенные искусства Так сильно волновали кровь, — Часы надежд и наслаждений Тоской внезапной осеня, Тогда какой-то злобный гений Стал тайно навещать меня. Печальны были наши встречи: Его улыбка, чудный взгляд, Его язвительные речи Вливали в душу хладный яд. Неистощимой клеветою Он провиденье искушал; Он звал прекрасною мечтою; Он вдохновенье презирал; Не верил он любви, свободе; На жизнь насмешливо глядел — И ничего во всей природе Благословить он не хотел.

Понятие «демон» сопрягается с «байронической» личностью Александра Раевского (1795–1868), с которым Пушкин познакомился в Пятигорске летом 1820 г. и много общался в Одессе летом 1823 г., да и — с перерывами — позднее, вплоть до лета 1824 г. В черновике письма к нему (октябрь 1823 г.) Пушкин называет Раевского своим «неизменным учителем в делах нравственных» и замечает, что у него характер «Мельмотовского героя». Когда стихотворение под заглавием «Мой демон» появилось в ч. III литературного альманаха «Мнемозина» (ок. 20 окт. 1824 г.; заглавие «Демон» было дано при перепечатке в «Северных цветах на 1825 год», а затем в «Стихотворениях» Пушкина 1826 г.), некоторым читателям показалось, что они узнали Раевского, и Пушкин написал, однако не напечатал опровержение. В заметке, оставшейся в рукописи (1827), наш поэт, говоря о себе в третьем лице, убеждает читателей в том, что его «Демон» не должен восприниматься как портрет конкретного человека, потому что речь идет о некоем духе, воздействующем на моральное состояние века, о духе отрицания и сомнения (Сочинения 1936, V, 273).

У Пушкина есть захватывающе намеченное продолжение «Демона», явный черновик, где последние строки читаются:

Я стал взирать его очами ..................................... <С его неясными словами Моя душа звучала в лад>.

Очень похожие строки Пушкин одно время предполагал использовать в продолжении главы Первой, XLVI (см. коммент. к строкам 5–7 этой строфы).

Интересным продолжением всего этого сюжета является стихотворение Пушкина «Ангел», своего рода противовес «Демону». Это по-своему привлекательное, хотя довольно посредственное, маленькое стихотворение, некий гибрид байроновой элегии и галльского мадригала, вполне банальное по ритму и редкостно бедное в смысле скольжений [73] (0, III, III, III, I, III, III, III, 0, 0, III, III) — не в пример ритму «Демона» (0, I–III, 0, III, III, III, I–III, II, III, III, 0, II, 0, 0, III, 0, I–III, I–III, III, I–III, 0, II, I, I–III).

73

См. «Заметки о стихосложении».

Первая его публикация — в «Северных цветах на 1828 год», окончательный вариант — в «Стихотворениях» Пушкина (1829), где оно датировано 1827 г.:

В дверях эдема ангел нежный Главой поникшею сиял, А демон мрачный и мятежный Над адской бездною летал. Дух отрицанья, дух сомненья На духа чистого взирал И жар невольный умиленья Впервые смутно познавал. «Прости, он рек, тебя я видел, И ты недаром мне сиял: Не всё я в небе ненавидел, Не всё я в мире презирал».

Считается, что речь в нем вдет о графе Воронцове и Александре Раевском, так что предполагаемая связь между литературным Онегиным и стилизованным Раевским (см. коммент. к главе Первой, XLVI 5–7) получает дополнительный аргумент в свою пользу.

Десятилетие спустя два этих стихотворения подсказали основную тему романтической поэмы Лермонтова «Демон».

^9–14Интонация здесь, особенно в строке 13, очень напоминает отрывок из «Рене» Шатобриана (изд. Вейля, с. 41–42): «Не имея на земле, так сказать, ни родича, ни друга, не изведав еще любви, я страдал от избытка жизненных сил» <пер. Н. Рыковой>.