Комментарии к русскому переводу романа Ярослава Гашека «Похождения бравого солдата Швейка»

некий Франта Шнор остановил его карету, бросившись перед государем императором на колени

Неутомимый исследователь старых адресных книг Ярда Шерак пишет (JS 2010):

V Praze moc Snoru nezilo, pouze dve rodiny, ale na Zizkove zila skutecne jedna rodina Snoru: Otec Frantisek *1847 a byl p'isarem (officiant, Schreiber), mel syna Frantiska *1873.Jeden z techto Frantisku si mohl kleknout pred koc'ar. D'ale zde byl syn Karel *1886 – ten mohl b'yt t'im hostinsk'ym «U kamen'ace».

В Праге Шноров было не много, всего две семьи, а вот в Жижкове в ту пору жила только одна семья Шноров – отец Франтишек 1847 года рождения был писарем и имел сына Франтишека 1873 года рождения. Кто-то из них и мог упасть перед каретой на колени. Был и еще один сын – Карел 1886 года рождения, который, возможно, и был тем самым гостинским из «У Каменаче».

К этому нужно добавить, что Карел Шнор – хозяин гостинца «У Каменаче» (U Kamen'ace, Husitsk'a, 39, cp. 74), расположенного рядом с домом, где жил Франта Сауэр (см. комм, здесь же: ч. 2, гл. 1, с. 256), оставил веселые воспоминания о том, как и какие авансы натурой он выдавал Ярославу Гашеку в первые дни написания «Швейка». Ну а благодарность Гашека, как говорится, налицо.

надо было на соседней улице, которая относится уже к району комиссара Краузе

В ПГБ 1956, по всей видимости, опечатка Каруса. В ПГБ 1929 было самое верное – Крауса (policejn'iho radu Krause, здесь род. падеж от Kraus).

И в любом случае, советник полиции (policejn'i rada) и комиссар (komisar) – вовсе не одно и то же.

Кроме того, кажется важным замечание Ярды Шерака о существовании полицейского инспектора в Жижкове с очень похожей фамилией – Краузе (Jindrich Krause), проживавшего, согласно старым адресным книгам, в Жижкове на улице Лупачова (Lup'acova), дом 12. Возможно, это еще одно подтверждение того, что у Гашека дым редко бывает без огня.

С. 263

Наполеон при Ватерлоо опоздал на пять минут и очутился в нужнике со всей своей славой.

В ПГБ 1929: опоздал на пять минут и п… всю свою славу. П… — надо полагать, «просрал». В оригинале, между тем, именно так, как в ПГБ 1963: очутился в сортире (а byl v hajzlu s celou svou sl'avou). См. комм., ч. 1, гл. 8, с. 158 и гл. 15, с. 213.

Что же касается отношения Гашека к отточиям в случае применения крепкого словца, см. комм, ч. 1, Послесловие, с. 250.

Но возвращаясь к Наполеону, как справедливо замечено в Примечаниях (ZA 1953), под Ватерлоо 18 июня 1815 года император и его войска задержались не на пять минут, а на целых три часа. Из-за дождя, сыпавшего всю ночь, вместо намеченных первоначально 9 утра французская атака на армию Веллингтона началась лишь в полдень, когда просохли дороги и поля. В результате, прекрасный план разбить Веллингтона до подхода прусской армии под командованием Блюхера не был реализован. Три упущенных часа оказались критическими. Пруссаки подоспели на помощь готовым уже бежать англичанам, и сдаваться пришлось французам.

Это второе упоминание битвы в романе. Как и первое, связано у Гашека с дерьмом. См. комм., ч. 1, гл. 1, с. 28 по поводу любимого словечка гостинского Паливца.

Швейк рассказал случай с одним из своих знакомых, неким Франтишеком Мличеком из Угржиневси под Прагой

Угржиневс (Uhr'ineves) – во времена Швейка небольшой населенный пункт (mestys или mestecko) на юго-востоке Праги. С 1974 года – часть столицы, входит в 22-й административный округ.

Франтишек Мличек в оригинале: Ml'icka Frantiska, где первое слово родительный падеж от Мличко (Ml'icko). Фамилия (буквально «молочко»), которую Гашек будет щедро раздавать в этой части романа героям рассказов Швейка. См. комм., ч. 2, гл. 3, с. 391.

когда он пришел в Гостивар в гости к огороднику Ванеку, подрался там и об него измочалили арапник.

Гостиварж (Hostivar) – еще один бывший городок на юго-востоке, ныне ставший частью Праги (его делят округи 10 и 15). Впрочем, намного раньше Угржиневс (в 1922 году). Расстояние между Гостиваржем и Угржиневсом по прямой километра три. Для сравнения, от центра Гостиваржа до пивной «У Чаши» одиннадцать или двенадцать.

Огородник Ванек (к Vankovi zahradn'ikovi) – а может быть, и даже вероятнее всего, садовник Ванек. Позднее это имя будет вновь дано персонажу первого плана, фельдфебелю (старшему писарю у ПГБ) Ванеку. Подробнее о нем см. ч. 2, гл. 4, с. 426.

Арапник. В оригинале: bejkovec. См. комм., ч. 1, гл. 13, с. 178.

В ПГБ 1929 была сделана попытка более точного перевода: «измочалили об него плеть из воловьих жил». Невозможно не признать, что и у вола, и у быка эта «жила» общая, разнятся только варианты употребления.

С. 264

— Несколько лет тому назад начальником станции Свитава был пан Вагнер. Вот был живодер! Придирался к подчиненным и прижимал их где мог, но больше всего наседал на стрелочника Юнгвирта

Свитави (Svitavy) – город в Моравии на реке Свитава (Svitava), во времена Швейка населенный преимущественно немцами. Отсюда и фамилии с неродной чешскому буквой «W» – Вагнер (Wagner) и Юнгвирт (Jungwiit).

Йомар Хонси (JH 2010) замечает, что именно в Свитави родился герой уже совсем другого времени – Оскар Шиндлер (Oskar Schindler), для которого это был Zwittau. Все то же нечешское «w».

С. 266

он мясник у Старой башни

В оригинале не башня, а ворота – br'ana (reznick'y mistr od Star'e br'any). Скорее всего речь идет о старых городских воротах в Таборе – Бехинские ворота (Bechynsk'a br'ana), к торцу которых, несколько, впрочем, поодаль, и в самом деле пристроилась котновская башня (vez Kotnov), напоминание об исчезнувшей одноименной крепости.

великодушно одолжил ему пять крон на билет и на другие расходы

В оригинале: petka. То есть пять золотых или 10 крон. См. комм., ч. 1, гл. 6, с. 74.

— Если попадете, солдатик, к русским в плен, кланяйтесь от меня пивовару Земану в Здолбунове.

В конце XIX столетия (1868–1880) около 16 тысяч семей чехов, привлеченных льготами царского правительства для желающих осваивать нетронутые земли на западе современной Украины (освобождение на 20 лет от налогов, освобождение от воинской повинности, разрешение на культурную и религиозную автономию и т. д.), перебрались из Австро-Венгрии на русскую Волынь. Такое было начало, дальше больше. Селились чехи на всем пространстве от Луцка до Житомира (Дубно, Ровно и т. д.), покупали земли, как им и было обещано, по льготным ценам, и на этих землях занимались земледелием и промышленным производством. Последний род деятельности охватывал уже всю современную Украину от Бердичева до Краматорска и Луганска, но главной индустриальной столицей чешской диаспоры был безусловно Киев, где заложенные выходцами из Богемии и Моравии заводы начала века стала основной всяческих и всевозможных будущих «Радаров» и «Красных экскаваторов». Таким образом, к началу XX века на западе Российской империи образовалась целая чешская колония: села, деревни с костелами, школами, библиотеками, господами, а в городах – с заводами, складами, магазинами и собственной газетой в Киеве «Чехослован». Около ста тысяч человек по данным (AM 2012) к началу Первой мировой. К сожалению, эта попытка привить Восточной Европе немного Западной обернулась для смельчаков-славян драмой длиной в семьдесят лет. Особенно на Волыни. Именно эта территория с началом Первой мировой стала зоной яростных боев между австрийцами и русскими. Первые считали русских чехов предателями, вторые – потенциальными. Многие чехи призывного возраста из семей чешских эмигрантов, для того чтобы избежать такого клейма, записались в русскую армию. Именно они и составили ядро Чешской дружины, превратившейся в конце концов в ненавидимый большевиками Чешский легион (см. комм., ч. 1, гл. 11, с. 153). После окончания войны и раздела Волыни первое, чего лишились чехи-переселенцы на советской стороне, – это права на культурную автономию, язык и школы. Потом пришли колхозы, расстрелы и весь обычный предвоенный набор. После начала Второй мировой несчастные люди оказались между немецкими нацистами и украинскими националистами. Жгли деревни и убивали чехов и те и другие, хотя и по разным идеологическим соображениям. После освобождения в 1944-м многие из тех, что остались в живых, были призваны в 1-й Чехословацкий армейский корпус, сформированный незадолго до этого на территории СССР. В 1947-м после изгнания из Чехии судетских немцев была инициирована на государственном уровне ЧССР и СССР массовая реэмиграция чехов. Значительная часть колонистов (около 40 тысяч), надеясь на лучшую долю на пока еще бесколхозной, буржуазной исторической родине, согласилась вернуться и была размещена чешским правительством в районах, еще недавно населенных чешскими немцами. Но и на этом беды людей, когда-то храбро двинувших с детьми и женами на восток в поисках счастья, не закончились. С наступлением коммунистической эры в Чехословакии эти слишком много видевшие и знавшие чехи стали объектом преследования режима уже на исторической родине.