Конец войны

— Майору, или вам нравится, чтобы красноармейцы обряжались в платье? — все же решил и я пошутить, пусть и на грани фола.

Но в мужском коллективе нужно себя ставить сразу, даже если после прилетит ответка. А то, что старлей ничего не может мне сделать, и у него приказ обходиться со мной вежливо, факт.

— Будьте любезны, — сквозь зубы, словно не вежливые слова звучали, а старлей посылал меня по пешему эротическому путешествию, сказал офицер госбезопасности. — Рядом стоит чемодан, там мужская одежда.

Я только ухмыльнулся. В следующий раз сразу будет говорить про чемодан, а не ждать, пока я начну примерять женские платья. Хотя… платья были красивыми, цветастыми. Вот только даже такие одевать не хотелось. Что же касается одежды в чемодане, то там были несколько рубашек, брюки, пиджак. Но… может все же платья? Или голым пойти? Одежда вся была мала.

Не сказать, что сильно рослый детина. Однако, рост явно около метр восемьдесят. Плечи весьма развиты, в целом тренированное тело. Относительно, конечно, но подтянуться раз пятнадцать на перекладине точно смог бы. Что касается моего внешнего вида, то первым делом, когда я оказался в комнате, то даже не налег на еду, а на столе стояли две банки американской сгущенки и от пиндосов же тушенка, я посмотрел в зеркало. Комната была явно женская и такой атрибут, как зеркало в полный рост тут имелся.

Я, вопреки всем своим знаниям, надеюсь, что устойчивой психики, хотя все психи считают себя устойчивыми, опасался, что, к примеру, не буду отражаться в зеркале. Ну как там с вампирами и всякой нечестью, о которой я редко, но, чтобы мозг отдохнул, читал. Нет, вот он я, во всей красе!

Каково это было считай что и старику увидеть себя молодым! А еще и на вид здоровым, с правильными чертами лица, с выразительными глазами, которые умеют менять цвет только по одному моему желанию, черноволосым с густыми волосами. Отличная внешность для ловеласа, но катастрофически непрофессиональная для работы в поле.

Не бывает агентов, которые работают под прикрытием, излишне красивых, или рослых, с выразительными глазами. Это провал, так как такой человек будет привлекать к себе излишнее внимание. О какой тогда работе говорить, если каждый прохожий, тем более женщины «в поиске» станут смотреть в сторону такого объекта?

Одевшись, кое-как натянув на себя малоразмерную одежду, я выглядел, как говорили когда-то, как пострел. Брюки были мне сильно выше лодыжек, рубашка на рукавах и вовсе не застегивалась. Но не голый и не в платье — это несравненный плюс.

— Пройдемте! — несколько злорадно, будто отомстил мне, сказал старлей, рассматривая, насколько я несуразно одет.

Я пошел. Благо идти нужно было буквально через коридор, в противоположное крыло здания.

Постепенно мое вольное, даже шутливое настроение сменялось тревогой. Будто обручем стало сдавливать голову. Я прикусил губу и напрягся, борясь с тем, что давило на меня. Во-многом повезло. Неужели опять кто-то или что-то? Но в комнате, перед входом в которую я стоял, получилось почувствовать только присутствие людей, причем там был майор. Так что это тогда такое?

Глава 8

— Проверяете? — спросил я, поворачиваясь за спину, где должен быть лейтенант.

Однако моего сопровождающего скрутило так, что он прямо на моих глазах рухнул и скукожился в позе эмбриона. Видимо, тот заслон, который можно было бы назвать ментальным, на него действовал намного сильнее, чем на меня.

Быстро оценив ситуацию, что я ничем не помогу старшему лейтенанту, а внутри комнаты сидит майор, который должен знать, что именно он делает, Я решительно открыл дверь и вошёл внутрь. Пусть мне было нехорошо, всё также приходилось противостоять невиданной преграде, но я сделал всё, чтобы на моём лице не дрогнул ни один мускул. Не хотелось, да и он понимал, что показывать хоть какую-то свою слабость, нельзя.

— Старлею плохо, — сказал я, лишь кивком головы обозначив направление, где должен был до сих пор валяться старший лейтенант.

— Скоро ему станет хорошо, — между тем, с нотками удивления сказал майор госбезопасности.

И, действительно, лысоватый мужик с чуть пухловатым лицом, которого я уже видел на месте работы следственной группы на месте смерти лысого гипнотизёра, щёлкнул каким-то тумблером, и всё давление на мою голову в момент прекратилась.

— Отчего-то у меня складывается уверенность, — начал говорить майор. — что вы должны прекрасно осознавать, что проверки были, и проверки должны быть дальше. Вы слишком удивительный человек, впрочем, наверняка, это уже поняли.

— Это просто замечательно! — воскликнул мужичок с прибором, как экстравагантно это не звучало.

Он быстро передвигая своими короткими ногами засеменил в мою сторону, протянул руку.

— Никодимов! — представился он.

— Боец Туйманов, — представился и я, пожав плечами. — Больше о себе ничего не знаю.

Никодимов повернулся к майору и голосом, полным восхищением, произнес:

— Олег Кондратьевич, он держит седьмой уровень!

— Ведите себя сдержанно, профессор, — сказал майор госбезопасности, которого, по всей видимости, зовут Олегом Кондратьевичем, так как в комнате больше никого не было.

Я посмотрел за спину, где уже, поднявшись, но всё ещё сгорблено, стоял старший лейтенант.

— Старший лейтенант, вы свободны! — сказал майор и пристально посмотрел на меня. — Ну что ж, красноармеец Третьего Десантного Батальона Туйманов Сергей Александрович, тысяча девятьсот двадцать четвертого года рождения, призван на воинскую службу…

Майор заговорщически прищурился и взял паузу. Он давал мне возможность продолжить озвучивание биографической справки, но нечего было сказать.

— Может, всё-таки подскажешь откуда ты? Неужели, не помнишь, не знаешь, где родился, кто твои мама, отец? Сестра? Вот насчёт невесты не удалось узнать. Но запрос я уже в Ленинград отправил. Там, конечно, всё сложно, может, твои родственники и в эвакуации… Ты же не против, если я буду говорить с тобой на «ты»? Или университетское образование не позволяет? — говорил майор госбезопасности.

Он был уставшим, наверняка нормально не спал уже несколько суток. Но куда там спать, если вокруг творятся такие дела! Я уже понял, что все эти гипнотизеры, существа, — все это не данность, а уникальность.

Я видел и чувствовал в майоре большое количество различных эмоций, потому не мог с точностью определить, что именно сейчас доминирует в его тоне: может быть, сарказм, попытка показать мне, что нет смысла препираться, и пора уже сознаваться, кто я есть на самом деле. Здесь же была и некоторая растерянность, даже неуверенность. Он терялся, не знал, что делать со мной. И я понимал коллегу. С одной стороны, я уникальный специалист, с которым необходимо говорить, а не приказывать, несмотря на разницу в званиях. С другой стороны, я уже носитель сверхсекретной информации. Таких или зачищают, или делают своих, без права ухода на пенсию. Впрочем, за всю свою карьеру, с человеком с такими способностями, что я обнаруживаю в себе, общаться не приходилось.