Конец войны

Как это ни странно, но именно задница в деле ощущения опасности зачастую бывает самым чувствительным местом. Так что всем советую… Береги задницу смолоду, но и ум тренируй, чтобы уметь анализировать ситуацию не через пятую точку, а ещё и через голову. Вот и у меня не оставалось сомнений, что мой враг, моя противоположность, тот, кого я должен убить, чтобы разорвать неведомую, но крепкую нить, связывающую нас, находился внизу. Он точно тут!

Неожиданно ступеньки закончились. Я сделал ещё два шага вперёд… Всё пространство вокруг осветилось неярким, но достаточным для любого восприятия светом.

«Что это за хрень? Это какая же тварь такое удумать может?!». — от злобы мысленно выкрикнул я.

Наверное, такая картина могла существовать только в кино. Хотя… нет, цензура такую жуткую и кровавую сцену не пропустила бы даже в то время, когда и цензуры как таковой не было. За свою профессиональную деятельность я видел немало того, что слабонервным нельзя показывать. Но это… Было слишком даже для тех маньяков, чьи дела я ранее изучал. Впрочем, если бы им кто-то показал такое, думаю, твари в человеческом обличии запросто повторили бы. Я пока всё ещё уверен в том, что нет более совершенного в своём милосердии существа, чем человек! И нет более жестокой твари, чем человек! Но я ожидал увидеть всё же не человека.

Вся комната, большой зал, освещалась электрическим светом, но светильники были стилизованы под факелы. В их тусклом свете я увидел, как в стороне голыми бездыханными мужскими телами была выложена нацистская свастика. А в центре разноцветной плиткой была выложена пентаграмма. В центре этой пентаграммы…

Ублюдки! Я старался не смотреть на мягкие детские кудряшки. Нет, вы не люди, вы гораздо хуже!

Я, стиснув зубы, продолжал рассматривать этот зал смерти. Всё ещё кружилась голова, сдавливало виски, и я испытывал всё более сильное отвращение. Унимать собственные эмоции я умею, и сейчас этот мой навык выдерживал один из экзаменов. Пока что — успешно.

Кругом была кровь, на стенах именно ею были выписаны какие-то руны. Кровью же были сделаны надписи на латинском языке. Причём неразборчиво, будто это делали те, кто уже впал в безумие.

«Где же ты?» — думал я, медленно, но решительно шагая, переступая через человеческие тела.

— Иди ко мне! — в голове услышал я требовательный голос.

Я специально дал слабину, пустил в свою голову голос, чтобы понять направление, где именно мне искать того, кто находится на другом конце этой тёмной пуповины. Дело в том, что в подвале было столько скверны, она так фонила, что найти чёткий след было крайне сложно.

Голос манил, казался притягательным, идеальным. В какой-то момент я чуть не потерял рассудок, и даже сделал два шага в ту сторону, куда и звал меня этот голос. Виски сдавило ещё сильнее.

Подкосились ноги, и я упал навзничь, ударяясь коленями и охватывая голову руками. Боль в голове поднялась на новую высоту и стала невыносимой. Ясно — меня атаковали тем же приёмом, который и убил старика. Своего слугу это чудовище не пожалело, стоит ли сомневаться в том, как оно станет относиться ко мне?

Но я сумел противостоять этому приёму и не поддавался. Сжав зубы, я снова закусил губу — и прокусил её до крови. И когда рот наполнил солоноватый и металлический привкус крови, я смог выкинуть из головы мерзкого вторженца.

— Кто ты? — услышал я уже не только каким-то своим внутренним подсознанием, но и с помощью собственно слуха.

Носитель голоса стоял недалеко от меня.

И передо мной предстал… Сперва казалось — вполне себе нормального вида человек. Тёмные волосы, карие глаза, восточный «орлиный» нос, смугловатая кожа… Такой вот нордический ариец! Если б мог, я бы посмеялся. Ну еврей же, а на тёмном пиджаке свастика вышита. Но это была оболочка. Напрягшись, преодолев мощное сопротивление, я смог увидеть истинный облик твари.

Это существо было бледным. Казалось, что передо мной гипсовая статуя. Причём волосы у существа были не белыми, они точно седые. Лицо же было столь миловидным, какое может быть только у подростка, который только лишь вступает в пубертатный период. И даже пол у существа было сложно определить. Я всегда был против многообразия гендеров, но тут было реальное «оно».

И взгляд этого существа манил к себе, глаза светились красным, даже алым цветом. Мысли, внушаемые мне, я гнал прочь лишь неимоверным усилием воли. Меня так и тянуло подойти к этому существу и безвольной куклой остаться рядом. Я вожделел всего того, что оно со мной может сделать.

Это не было что-то сексуальное, а нечто, что сильнее и эмоционально насыщеннее, чем секс и даже любовь. Хотя, казалось, это и невозможно. Я хотел, жаждал, чтобы меня убили, но только это сделать должно было именно оно, и именно так, как хотел я. Вот только и моё желание убить также никуда не ушло. Противоречивые эмоции устроили собачью свалку в голове. Но я пока умеренно сопротивлялся, ровно столько, чтобы понять, с чем имею дело, как работает внушение и могу ли я сам действовать подобным образом. Нет свою волю я насаждать не могу. Или же существо столько сильное, что не позволяет мне это сделать.

— Ты сопротивляешься? — в замогильном и холодном голосе я сумел прочитать неприкрытое удивление.

— Да, сука! — проревел я, сметя всё постороннее у себя в голове и хватая седого пацана-девку за тоненькое горло.

Решимости и сил придавало то, что я знал и верил — передо мной предстало всё же несовершенное существо, которое может удивляться, весьма вероятно, что может и бояться, и которое столь ценит свою уже не жизнь, а существование, что боится любого, кто сможет хоть как-то воспротивиться воле существа. Я сдавливал горло нечисти со всей ненавистью, раскрывая, как оказалось, ещё один облик. Под этой бледностью то и дело проявлялся образ старика, полностью покрытого морщинами. Чем сильнее я сдавливал ему горло, тем чаще я видел не молодость, а дряхлость.

— Да сдохни ты! — прорычал я, приподнимая на одной руке тварь, что упиралась в стену кровавыми руками.

— Покорись! — нечеловеческим голосом, будто ультразвуком, резануло мне уши.

На миг сознание померкло, и я вновь осознал себя лежащим на холодной кафельной плитке. Существо обходило меня кругом, пристально рассматривая.

— Кто ты? — последовал очередной вопрос от носителя скверны, но это не был уже тот убивающий сознание звук. — Как ты мне сопротивляешься? Как ты видишь меня в истинном облике? Почему?..

Сейчас со мной говорил будто бы человек. Но я не отвечал. Ещё раз он так гаркнет на уровне ультразвука, и я вновь потеряю сознание, а возможно, он меня просто убьёт. Существо хотело найти ответы на свои вопросы, скорее всего, потому, что боялось: вдруг я не один такой, вдруг придёт следующий и тогда уже точно прикончит. Оно ещё не понимало, что второго не понадобится, что я сам способен справиться и убить, разорвать ту нить, что нас связывает.

Я, умеренно, осторожно впустив в свою голову существо, начал театрально дёргаться по полу в припадке, шевеля и размахивая руками. Так я показывал боль, которая должна была меня поглотить. Постепенно, сантиметр за сантиметром, в этих конвульсиях я приближался к лежащему неподалёку на полу подсвечнику.