Консорциум
Шрифт:
Не понял и сейчас, однако сделал многозначительное лицо:
— Ты хочешь сказать?..
— Нет, — Игорь позволил себе улыбнуться еще раз. — Уже не хочу.
И тут изящный укол — не придерешься.
Павел фальшиво зевнул, глянул на стенные часы.
— Ну, нет — и не надо. А вот что делать-то будем?
Ярченко пожал плечами:
— Сейчас — ничего. Это самое лучшее решение. Слишком уж дров наломали. Отсидимся пару дней.
— Отсидимся! — раздражение Бубнова вдруг прорвалось. — Это тебе хорошо говорить, тебя днем с огнем не найдешь. И нашего, —
— И вдохновителя всех наших побед?
— Вот-вот! Это вам хорошо: скрылись, и не найти вас. А все стрелки будут на меня…
— Да брось ты, — Игорь вдруг оставил прежний тон и заговорил просто и дружески. — Тебе что, отсидеться негде?.. Ну, вот, мне ли тебя учить! Да, хорошего немного, спору нет. Придется посидеть тише воды, ниже травы. А за пару дней и они успокоятся, поверь мне. Сейчас да, в горячке можно что-то такое… непоправимое, это запросто. Так поэтому я и говорю: дня на два-на три надо умереть… для этого мира, — здесь Ярченко засмеялся, призывая собеседника к тому же.
Бубнова это не насмешило, но за слова журналиста он схватился жадно. А вдруг и правда, ляжем на дно, отсидимся, отлежимся, и все будет хорошо!.. Но некто холодный и подозрительный внутри него шепнул: «Врет!» — и Павел вновь насторожился.
Правда, он вместе с тем и понял, что из Ярченко больше ничего не выжмешь, сколько не жми. Поэтому он сделал вид, что вцепился в эту надежду как в соломинку:
— Ты думаешь?!
— Уверен, — сказал Игорь веско.
Бубнов подумал.
— Ну ладно, — и улыбнулся.
Ярченко завершающе прихлопнул по подлокотникам кресла — вот, мол, и договорились — сделал движение встать, и тут у него зазвонил телефон.
Максим понял, что он сидит, обхватив голову ладонями, а Никонов и Кольцов молча смотрят на него. Он отнял руки от висков, посмотрел на одного, на другого.
— Макс, — тихо и серьезно сказал Дима, — ты что?
— Что — я?..
— Как будто отключился. Сидишь, взгляд в никуда…
И Максим вспомнил.
— Я видел! — выпалил он. — Видел! Как наяву.
Секунд на десять он исчез из этой комнаты. Точно кто-то сменил картинку перед ним, перебросив его взгляд в лес: самый обычный лес, заросли средней полосы. Макс постарался пересказать все это, и Геннадий Тихонович очень заинтересовался:
— Постой-ка, Максим, постой, погоди… Ты ясно видел это место?
— Как наяву, — повторил Макс.
— Опиши-ка еще раз. Не спеши.
Полканов начал добросовестно описывать видение, стараясь не упустить ничего. Никонов ловил каждое слово, кивал, переспрашивал. Максим отвечал… и очень скоро заметил, что вопросы хозяина на редкость точны — скорее, даже не вопросы а уточнения по тексту, так сказать. Максим прервался.
— Простите, Геннадий Тихонович?..
Тот улыбнулся:
— Не за что. Я думаю, ты все уже понял.
— Я не понял! — воскликнул Дима.
Пояснили: наваждение Полканова — не что иное, как одно из мест силы, а именно тот самый, многократно уже упомянутый уголок парка. Никонов узнал его по описанию.
Тут
все переглянулись и поняли, что одна мысль на троих — такое бывает. Максим испытал незнакомое чувство: сразу и осторожный и отчаянный азарт: пан или пропал! И решился — как с откоса прыгнул.— Ну что? — он обвел взглядом союзников. — Идем?
— Слушаю, — сказал Ярченко сухо.
В трубке торопливо залопотал взволнованный мужской голос. Бубнов навострил уши, но ничего не разобрал, а Ярченко, понятное дело, и бровью не повел. Без выражения выслушал, без выражения сказал:
— Ясно. Принял к сведению. Пока все.
И отключился.
Вопрос все же, видимо, нарисовался на лице Павла, потому что Игорь покосился на него и счел нужным прокомментировать:
— Это по моим делам, — и встал. Встал и Бубнов.
— Ладно, я пойду, — заговорил Ярченко спокойно-деловитым тоном, — а ты давай на лежбище. И на несколько дней… как это подводники говорят: тишина в отсеках, да?..
— А ты? — вырвалось у Павла.
— А за меня не беспокойся. Я тебе позвоню.
Врет! — заголосил из глубины незримый друг. Врет, все врет!..
— Ты, главное, не волнуйся, — мягко придавил авторитетом Игорь. — Уходи в подполье и сиди себе тихо. Я сам все разрулю, не сомневайся. Все, бывай!
Он ушел. Бубнов посидел, с силой глядя в точку, потом вскочил, забегал по комнате.
— Ага! — заговорил он сам с собой, — значит, господин Ярченко, умнее всех себя считаете… Так, значит, да? Ага…
Минут пять побегав и побормотав в таком духе, он сел, крепко подумал, хмыкнул и взял мобильник.
— Умнее всех… — повторил едко. — Ну-ну.
И стал набирать номер.
— Ну что, — спросил Геннадий Тихонович, — похоже?
Максим смотрел на заросли — и узнавал и не узнавал.
— Кто его знает, — проговорил он неуверенно. — Как будто да, но ведь тут таких мест… И все похожи.
Никонов кивнул:
— Ладно. Давайте с другой стороны зайдем.
Вышли на поляну, обогнули ее.
— Взгляни-ка с этого ракурса, — предложил Никонов.
Максим взглянул — и обомлел.
— Мама дорогая… — вырвалось у него.
И можно не продолжать.
— Точно? — спросил Дима.
— Точнее не бывает, — подтвердил Макс.
Трое молча постояли, как бы не зная, что делать. А что делать? Не стоять же столбами, раз пришли.
Все как-то враз поняли это. Максим оглянулся. Затея эта вдруг почему-то показалась ему ужасно глупой. Нет, ну правда?.. Чушь какая-то.
Он так и хотел сказать, но сказал совсем другое:
— Пошли, — сказал и страшно удивился сам себе, и удивляясь, шел и слышал за собой шаги товарищей.
Так и дошли до той большой березы.
— Ну что? — спросил Дима, когда остановились.
Максим пожал плечами.
Постояли, помолчали. Макс поднял голову — и в этот миг налетел порыв ветра, кроны взволновались, зашумели… а когда порыв канул в никуда точно так же, как возник ниоткуда, три человека переглянулись.