Контракт с подонком

Заводит меня во флигель для прислуги.

– Давай. Научи меня "третьему пути". Я вся во внимании.

У одной из комнат стоит охранник. Мы заходим внутрь. Там зареванная Зоя. Это точно Зоя. Зоя мягче, Надя жёстче.

Смотрит на меня умоляющим взглядом.

– Твоя горничная желала, чтобы ее уволили за прогулы. Перестала являться на работу. Знаешь почему?

– Почему?..
– застываю я.

– Потому что ее сестрица уже наверняка понесла. И нет больше смысла обхаживать нашего Алекса. Вот она твоя "любовь" и твой "роман". Ее практически сняли с самолёта.

Растерянно замираю, растирая горло.

– Надя? Надя говорила,что роман у Алекса с Зоей. Почему беременна Надя?

– С каких пор мы слушаем, что говорят горничные в свое оправдание, напомни?

– Зоя - это все правда?

– Я не знала, что она сделает так! Прошу вас отпустите! Я ничего не сделала! Я просто испугалась последствий...

Софья Алексеевна сочувствующие цокает.

– Бедненькая...
– с сарказмом.

Устало садится в кресло.

– Мм. Ну что Мелания, отпускаем твою горничную с миром? К сестре, в Швецию? Та успела улететь с объектом шантажа в пузе.

Прогоняю все с самого начала. Пластика... Год попыток попасть к Данилевским... Афера с инъекций... Беременная Надя... Брошенный Алекс... И сейчас попытка сбежать, когда все получилось.

Ну никак это уже не вписывается в их версию невинных овечек. А я не очень умная, мягко говоря, да.

Мерзость.

– Можно вопрос? Почему Надя ещё не здесь? Почему не пришла за своей "выплатой за аборт", - брезгливо встряхиваю руками.
– Собралась рожать?

– Девушки хотят больше, чем просто выплату. Они играют по-крупному. Вернуться с ребенком после моей смерти и когда начнется дележка опротестуют завещание в пользу несовершеннолетнего. Закон этой страны - позволяет. Ты будешь служить Империи, тратить на это свою жизнь. Силы. Время. А потом придет шлюха и отнимет половину. Шлюха, которая за всю свою жизнь сделала только одно усилие - раздвинула ноги. И как огромный жирный мерзкий паразит начнет жрать твою, вложенную в дело жизнь. Потратит на камешки, яхты и альфонсов всю энергию твоей молодости. Давай... отпусти, прояви сочувствие. И ты будешь продолжать работать, а она продолжать получать процент с дохода. Отпускаем?

– Нет, - вздрагивает от горечи мой голос.
– Нет. Не отпускаем.

– И что же будем делать? Каков третий путь?

– Я думаю.

– Думай.

– Но ребенок не виноват. Может быть, он вырастет Данилевским и продолжит ваше дело.

– Здесь неувязочка. Не продолжит. Я попросила удалить это из карты Алекса, так как достаточно нам и так неприглядных диагнозов для нашей фамилии... У Алекса генетическое отклонение. Мутации, которые усиливаются в каждом следующем поколении. И здоровых детей по той линии не будет. Увы. Иначе, я бы просто отняла ребенка у этих аферисток. Так что ребенок, просто "объект" шантажа. Данилевские им не прирастут. Это очередной инвалид, который едва ли проживет полноценную жизнь.

– Мелания Алексеевна...
– шепчет умоляюще Зоя, видимо считая меня более добросердечной.
– Мы никогда не появимся больше здесь, клянусь! Я обещаю. Только отпустите меня, пожалуйста.

– Ну да, - дёргаю я бровями, поглаживая набалдашник трости, которая лежит на столе, рядом с императрицей.
– Ты все это сделала, чтобы не появиться никогда. Жаль что за вероломство по отношению к Алексу тебе не положен срок!

Закрывает ладонями лицо.

– Алекс действительно дорог мне! Надя сделала все без моего ведома!

Задумчиво пытаюсь представить себя на их месте. Ничего бы не вышло. Потому что...

– А откуда деньги?
– смотрю в глаза Софье Алексеевне.
– Откуда деньги на это все? Я сейчас пытаюсь встать на их место. Вот я - девочка-сирота. Нет у меня денег на пластику. И на курсы для элитной прислуги тоже нет. Я узнавала, обучение год, стоимость от шестисот тысяч. Нет денег на то, чтобы выглядеть как элитная прислуга - маникюры, стоматологи, медосмотры... Мне надо работать каждый день на еду и аренду, чтобы выжить. И на переезд в Швецию тоже денег нет. Да хотя бы попробуй оформить Шенген, если ты не замужем и не имеешь дорогой недвижимости... У меня соседка пробовала несколько раз! И - нет. А там ведь ещё надо жить и содержать на что-то ребенка. Ведь они не гражданки и им ничего в поддержку не положено. Жизнь там дорогая, да? А жить надо ни один год в ожидании, пока завещание войдёт в силу. Ну на что я - студентка, вынужденная работать, реально могу из этого накопить? Ведь на кредиты, долги и работу в эскорте их проверили и в агентстве, и наша служба охраны. Кто платит-то за эту авантюру?

Софья Алексеевна поднимает на меня озадаченный взгляд.

– Вам, конечно, кажутся эти расходы копейками. Но в реальности , у обычных девочек таких денег и близко нет.

– "Ищи того, кому выгодно", - стекленеет взгляд Софьи Алексеевны.

– А кому выгодно?
– переводим взгляды на Зою.

Снимаю трость со стола, и задумчиво иду к ней , стуча тростью.

– Сама расскажешь?
– целюсь в нее тростью.

– Я не знаю... Я клянусь, что не знаю! Как бы я прошла полиграф, если бы знала о чем-то таком?! Я ничего не знала! Деньги откуда-то брала Надя!

Возвращаю на место трость, поднимаю Зоин контракт со стола, читаю.

Зоя ничего не нарушила. Надя - да. Нарушила все. Но Надя этот договор и не подписывала.

Хитро.

– Так что?
– с вызовом дёргает бровью Софья Алексеевна.

– Не отпускаем, пусть сидит. Надо ещё подумать.

– Мелания Алексе-е-евна...
– рыдает вслед Зоя.

Моё сердце не отзывается.

– И на полиграф ее... еще раз!
– бросаю охраннику.
– Хочу знать есть ли искренняя симпатия к Алексу.

– Это пустое!
– устало вздыхает Софья Алексеевна.

– Нет. Это важное. Это "Третий путь"!

Уходим с Софьей Алексеевной.

– Я могу решить эту проблему легко. Но будет не этично, моя дорогая, не этично... Зато тихо. Без скандала. И быстро. М?

– Знаете, Софья Алексеевна. У нас девочки... В детском доме... Бывало такое, что кто-то оказывался изнасилованной. Но они все молчали. Им не хотелось позориться, попадать под эти все страшные процедуры ментов... врачей... С освидетельствованием. Выносить все эти допросы, доказательства, суд потом, а потом подвергаться травле от друзей этих уродов. И те уроды, которые насиловали их, делали это снова и снова... Это даже было нормально, можно сказать. Не сопротивление злу делает его нормой. Все шито-крыто. Воспитатели делали вид, что ничего не происходит.

– И с тобой это было?

– Нет. Я же убогая и болезненная. Страшненькая бесцветная моль в старушечьих аквариумах. Кто позарится? Меня просто буллили…

– Вот уж воистину - не знаешь, где добро, где зло.

– Но я не про это. Я про то, что лучше раз опозориться, и пройти все это дерьмо, но чтобы это закончилось, - гневно цежу я.
– А вот "тихо и не этично" - значит, будут пробовать и другие. Если бы со мной тогда это случилось, я бы не промолчала! "А la guerre comme а la guerre!", надо вытерпеть!

– Вот поэтому ты и преемница. И поэтому - тоже. Суды с нами им не выиграть. Этим я хотела тебе показать изнанку.

– Я увидела.

– Марта! Принеси мне...
– убито.
– Двойную дозу. Что-то не помогает.

– Софья Алексеевна, простите меня, я вызвала врача, - идёт тенью за нами Марта.

– Я что велела вызвать врача?!
– рычит на нее императрица.
– Отошли его. Подавай обед. Пусть все спустятся.

Марта отступает.

Я оборачиваюсь на нее, и извиняясь за гнев Софьи Алексеевны, прижимаю руку к груди, делая брови домиком.