Контракт с подонком

– Эм... Подождите. Что значит, "нахрен"?
– прищуриваюсь я.

Аксёновы - всегда были идеальной семьей! Если не они, то как черт возьми вообще возможно сохранить хоть что-то в этом ёбанном мире?!

– Мама всё-таки решила развестись, - опускает глаза Ян.

– А Вы?
– смотрю в глаза Александру Викторовичу.

– А что я могу, Максим? Мы, мужчины, всегда думаем, что если женщина любит, то простит. Но если женщина любит, ни за что не простит. Не простила, - разводит руками.

– Ну сделайте что-нибудь! Нельзя же... просто развестись. С нуля иногда начинать даже лучше, чем стоя наверху неустойчивой конструкции. Это я уже из своего опыта.

– Я подумаю об этом, - серьезно смотрит мне в глаза.
– Я подумаю.

Встаёт.

– Если я могу что-то сделать... Ну чтобы...
– развожу расстроенно руками.

Взъерошивает мне волосы.

– Есть и плюсы. Своего младшего сына, я могу теперь любить открыто. Ян...

Ян, подмигивая, двигает по столу мне ключи на брелоке.

– Документы в бардачке. С днюхой!

Уходят.

Оу... Чувствую, как приливает кровь к лицу. Дёргаю ворот рубашки.

Моя?!

Ух ты ж!

Долго мнусь с телефоном в руках, не зная как правильно написать... "Отец"? "Отец" - я говорил Марку Викторовичу. В этом слове для меня больше какой-то неловкости, неуместности и вынужденности. А потом вообще стал называть его по имени отчеству. Не люблю я это - "отец".

Делая вдох поглубже, позволяю себе принять эту реальность.

"Спасибо, пап...".

Глава 63 - Подарочек

Ну где же ты?

Девять...

Немного волнуюсь. Поправляю розу в тонкой изящной вазе. Наш столик между панорамным окном и пустующих белым роялем. Здесь вип-сектор.

С шести лет у меня был класс фортепиано. Гениальности в данном вопросе я не проявлял. Я мечтал играть в хоккей, а не жать на клавиши. Но музыкальное базовое образование должно быть. Это аристократично! Поэтому оно было.

Когда мне исполнилось тринадцать в нашей школе был открытый концерт для родителей.

Общий с Лаурой номер. Ария Баха. Скрипка и фортепиано. Пришла конечно же только Софья Алексеевна.

Мы сыграли безупречно. Но она сочла, что партия для фортепиано простовата для тринадцати. Вот партия скрипки для десяти - это талантливо. А фортепиано для тринадцати... нет.

Может, она была и права.

На этом мое музыкальное образование закончилось.

Софья Алексеевна сочла, что его уже достаточно для эрудиции и менталитета, а так как я не гениален, не стоит тратить на это больше сил.

Я был обескуражен и растерян. И расстроен, что не похвалили. Я же пахал. Мне давалось нелегко, блять! Очень хотелось, чтобы похвалили. Нет, Аксёновы нас с Лаурой конечно очень хвалили. А вот Софья Алексеевна была беспощадна в своей честности.

Сейчас, глядя на рояль в ресторане, пытаюсь как-то пересмотреть эту ситуацию.

Если у меня будут дети, я буду хвалить! Даже, может быть, незаслуженно.

Но и благо, что Императрица тогда не пнула меня покорять музыкальные вершины, увеличивая меру моей задротности на тот момент.

Появилось время, которое я мог потратить на другие вещи. Свое тело, например.

А музыкального образования мне и правда достаточно!

Я и сейчас могу спокойно что-то сыграть...

С тех пор ни разу не прикасался к клавишам.

– Хм...

Поднимаю крышку, задумчиво нажимая несколько клавиш.

Сможешь?
– спрашиваю себя.

Это дорогой рояль со звукоснимателями и электронными примочками, спрятанными под крышкой. У меня был практически такой же. Делаю звук потише, чтобы не мешать другим гостям и пересев на стульчик, наигрываю по очереди несколько мелодий посложнее, чем тот злополучный "Аir", который оказался слишком прост.

Чувствую лёгкое касание к плечу. Бросаю взгляд, узнавая тонкие трепетные пальцы Мелании.

– Привет, - разворачиваюсь к ней.
– Вау... Просто - вау!

Открыв рот, смотрю на свою жену.

– С днём рождения, Максим...

Поднимаюсь.

– Где мои поцелуи?
– шепчу в губы.

– У меня губы накрашены. Я тебя испачкаю.

– Испачкай меня...
– хрипло прошу я.

Я такой голодный, что пиздец. От стояка башка кружится...

И когда её губы прикасаются к моим, тело передёргивает от напряжения.

Ааа...

– Хочу...
– мычу ей в губы, прижимая к себе.

– Ч-ч-ч...
– умиротворяюще шепчет она.
– На нас все смотрят.

Закатывая глаза, отпускаю.

И снова рассматриваю.

У нее пышная длинная стильная юбка темно-красного цвета, словно ее нарисовали небрежными крупными мазками масла и облегающий как вторая кожа бежевый верх.

Словно только что сошла с подиума.

– Это что-то на роскошном.

– Правда?
– смущённо прикусывает губу.
– Я сама выбирала. Для тебя. Помнишь, тот бутик, где ты персонал "уволил"? Они прислали мне подарочную карту.

– У Данилевской неожиданно прекрасный вкус.

– Данилевский в принципе неожиданен, - смотрит на рояль.
– Кто бы мог подумать...

– Да...
– морщусь, смущённо взъерошивая волосы.
– Мацуев из меня не вышел.

– Это было... очень красиво. И музыка... И ты...

Отодвигаю для нее стул.

– Ты в линзах. Тебе уже можно?

– Нет... Это на один раз. Под макияж. Хотелось выглядеть хорошо.

Удалось!

– Боже мой, - смотрит растерянно на сервировку.
– У меня экзамен по этикету?

– Экзаменатор - продажный подонок, - подмигиваю ей.
– И готов поставить зачёт за секс.

Бесшумно материализовавшийся рядом со столиком официант наливает нам шампанское.

Прикусываю язык, чтобы не нести ей пошлости при нем.

– Спасибо. Оставьте, я сам.

Хочется быть с ней наедине, насколько это возможно.

Чокаюсь с ней, но не пью. Доливаю ещё.

– Ой... Что-то в прошлый раз я немного перепила, - смущается она.

Смеюсь.

– И это было прекрасно! Хочу ещё. Тебя пьяненькую... расслабленную... И доверчивую. Обещаю оправдывать все ожидания!