Контракт с подонком

Лидия бледнеет.

– Не родись она на полгода раньше, чем отошла прежняя, поверила бы в реинкарнацию, честное слово!
– бросает с ненавистью.

Развернувшись, идёт наверх. Запинается на лестнице, падает на колено. Путается в длинном платье.

Мы синхронно отворачиваемся с Софьей Алексеевной не желая наблюдать этот позор.

– Почему ее не лечат?

– Женский алкоголизм не лечится. И даже не купируется, если у пациента нет высокой мотивации.

– Насильно, черт возьми!
– злюсь я.
– Это же во благо!

– Уверена, Мелания и сделала бы так.

– Я правда похожа на нее?

– Правда.

– Ее все ненавидели.

– И тебя будут. Люди ненавидят тех, кто не позволяет им распускаться и наслаждаться пороками. Прими это как норму, не пытайся исправить и не будешь от этого страдать.

– Нет... Я найду третий путь.

Софья Алексеевна возвращается в столовую.

Расстроенно оседаю в кресло.

На приставном столике у соседнего кресла стоит ноутбук Софьи Алексеевны и лежат какие-то бумаги. Императрица терпеть не может работать с электронными документами.

Марта приходит, кладет сверху ещё одну папку.

Скашиваю взгляд. Я ее видела. Это моя папка. Медицинская.

С любопытством открываю ее.

Что там с моим белком?

Бегаю взглядом по анализам, просматривая те, которые помечены врачом.

ХГЧ помечен.

Что это такое?

Открываю телефон гуглю.

На беременность?!
– поднимаю брови удивлённо.

Но ведь Софья Алексеевна в курсе, что я на противозачаточных инъекциях.

С подозрением стучу пальцами по подлокотнику.

Зачем тогда делать этот анализ? Какой смысл?

– Софья Алексеевна!
– рявкаю я рассерженно.
– Софья Алексеевна!

Подскакиваю, отрывая бумажку.

Врываюсь в столовую, показывая ей с порога обрывок.

Ее лицо удивлённо вытягивается.

– Нам нужно очень серьезно поговорить! Немедленно!

Развернувшись на сто восемьдесят решительно и долбящим сердцем, иду в ее кабинет. Даже не допуская мысли сейчас, что она посмеет не пойти следом.

Яростно уперев руки в бока, сверлю ее взглядом, когда заходит.

Губы поджаты, ноздри недовольно подрагивают.

– Ваш врач поставил мне водичку, да?

– Не понимаю о чем ты?
– гордо проходит мимо, садясь в свое кресло.
– Что за истерика, Мелания? Держи себя в руках.

– Как Вы посмели? Зачем Вы это сделали?!

– Не ты ли несколько минут назад кричала о том, что Лидию надо лечить насильно, напомни?

– Это единственное Ваше оправдание?!

– Я тоже действую во благо.

– Не моё благо!

– И твоё тоже, Мелания! При твоих генетических данных чем раньше ты родишь ребенка, тем больше шансов у него быть здоровым. Я консультировалась у лучших генетиков. Это не во благо тебе?! Это раз... Два - то, что я смогу сделать наследником его, а вас опекунами, не позволит никому оспорить ваши права на наследство! Сделает вас более неуязвимыми. Это два. Это не в твоих интересах?! То, что у Максима появится ребенок, это привяжет его к тебе и заставит быстрее повзрослеть. Его травма с матерью не позволит бросить ему ребенка. Так утверждают его психотерапевты. Это три! Это не в твоих интересах?! И да - есть ещё и мои! Я хочу, чтобы и он тоже стал частью империи! Да, ты - кровь. Ты - тот элемент, без которого моё дело не удержится. Но ты не моя. Ты мне никто! А Максим - внук! Хоть и не родной. В нем есть часть меня. Я ее вкладывала. Даже если и сейчас он, неблагодарный "сирота", - цедит она, - и не может её оценить по достоинству. Ах, если бы вас можно было соединить в одно! А ведь можно!.. И я очень надеюсь, что в тебе есть стержень, не впасть сейчас в истерику из-за моих рациональных решений. И не бежать как Максим из дому, рыдая на плече у каждого встречного!

Ее губы синеют, и бледнеет лицо. Она только жёстче сжимает челюсти.

– Была бы трость у меня, я бы сейчас Вам двинула! В Ваш непробиваемый лоб. Хотите общаться, я жду искренних человеческих извинений. Не хотите, как хотите!

Задрав подбородок, выхожу из кабинета.

Единственное, что не даёт мне ее ненавидеть сейчас от всей души, это то, что она всё-таки так или иначе, единственная здесь любит Максима. Пусть и в своей ледяной манере. Поэтому, ненавижу, конечно, но не от всей души.

И вот что с ней делать?! Бежать как Максим? Удар ещё хватит... И так сидит не в себе.

– Марта!

– Да?
– словно из тени появляется она.

– Принесите Софье Алексеевне ее капли, пожалуйста.

Кивает.

– Мелания Викторовна...

Вздрагиваю, оборачиваясь. Отчество не мое. Нет, оно моё, как оказалось, но... по паспорту у меня другое.

– Ой, извините. Мелания Алексеевна, Вам прислали цветы.

– Да?... Кто?..

– Максим Маркович. Они в комнате.

Оттаивая, бегу наверх. Вжимаюсь лицом в букет, вдыхая поглубже. Рядом конвертик. От Максима, да.

Распечатывая, читаю, пытаюсь перевести.

Гуглю непонятное.

Расплываюсь в улыбке… внутри все порхает бабочками!

"Падение моё бездонно...", с отсылкой на строку из письма Наполеона Жозефине.

Хихикая падаю на спину на кровать, перечитывая строки. Глажу пальцем его почерк. Люблю…

Глава 62 - Аксёновы

Стоя на крыльце ресторана, я немного нервничаю и курю. Александр Викторович давно просит встречи, а я все съезжаю с нее. Но сегодня днюха... И они с Яном хотят поздравить. Сказали, что подъедут на пятнадцать минут. И вроде как у меня ни одного повода отказать.

Но мне нервно и неловко. Что я должен ему говорить? Я не могу въехать в свои новые родовые связи. Мне тяжко...

Вижу, как тормозит новенький Панамера. За триста штук баксов. Яну упал ещё один? Этот - черный и лоснится от блеска. Чёрное литьё, тонировка... Вау какой! Я бы на нем повыебывался, да...

С сожалением вспоминаю свою красавицу. Но сейчас, я бы всё-таки выбрал эту, а не радикальный "спорт". Солиднее и удобнее.

Ян с Александром Викторовичем выходят из машины.

Аксенов старший, замешкавшись с ответом на телефонный звонок, притормаживает на крыльце.

– С днём рождения, брат!
– жмём руки с Яном.

Он за руку дёргает меня к себе, обнимая и хлопая по плечу.

– Спасибо!
– ухмыляюсь.
– Тачка - супер... Нереальная красавица!

– Ааа... Да!
– гордо и вальяжно.
– Сам выбирал. Пойдем, отец сейчас подойдёт.

Александр Викторович подходит к нам третьим. Тянет руку.

Растерянно пожимаю. И он как обычно, удлиняет наше рукопожатие.

Молча садится за стол. Его лицо дёргается в нервной улыбке.

– Я знаю, у тебя есть вопросы, Максим. Ответы на них неловкие и некрасивые. Поэтому я расскажу без вопросов. Вам обоим. Думаю, вы меня поймёте. Уважаемые и безупречные отцы семейства не сразу рождаются такими. Сначала они становятся такими вот оторванными раздолбаями как вы. Я не был исключением... Жениться не хотел, жену знал издали, чувствами не пылал. К идее брака отнёсся с пренебрежением, но додавили. Мне казалось, я взрослый и бывалый, вёлся на женщин постарше и лесть. Идиот, короче. Очаровал ее, сделал предложение. Но оценил жену я потом, уже после рождения Яна. И полюбил потом. И в нервотрёпке прожил двадцать лет, боясь, что она когда-нибудь узнает. И все к черту сломается в моей счастливой семейной жизни.

Оттягивает галстук, делая вдох поглубже.

– Старался всегда заранее выслужиться, чтобы компенсировать сделанное, когда оно всплывёт. Надеялся, что простит. А ещё боялся, слишком уж проявлять внимание к сыну, чтобы не испортить его репутацию и не навредить этой темной историей. К чему я это... Подробности вам знать ни к чему, это наши дела, не ваши. Но я хочу сказать вам обоим, особенно тебе, Максим... Потому что ты уже женат. И как мне показалось - не формально. Если ты в свой шкаф положишь скелет такого плана, то каким бы замечательным мужем и отцом ты не был потом, как бы ее не любил и не берег, когда этот скелет выпадет, все обнулится. Все твои года охренительности превратятся в прах и обесценятся. Ничего не будет иметь значения, кроме этого скелета. Все нахрен!
– устало качает головой.
– А пострадают те, кого ты к тому времени будешь любить несоизмеримо больше, чем... все те истории, что стали скелетами. Твои дети. Думайте головой, пацаны, вы у меня уже взрослые. Не совершайте моих ошибок.