Король и Дева

Похлопал по-братски Жанну по плечу и отправился продолжать гулянку.

Балин, как ни странно, пользовался невероятным успехом. Девушки с улыбкой садились ему на колени, обнимали за шею. Седовласый гном улыбался, но не более того. Не сгонял их, но и не приветствовал. Легко целовал кончики пальцев, говорил дежурные комплименты. Дамы млели от такого обращения с ними — как с герцогинями! — и уходили счастливые.

Сказать, что Жанна была ошеломлена — значит ничего не сказать. Торин ни о чем таком с ней не говорил, видимо, считая это само собой разумеющимся. Теперь она поняла, что его безусловный, даже невинной девушке заметный опыт в некоторых вопросах не имеет значения для их будущих отношений.

А вот то, что гномы любят один раз и на всю жизнь… Это налагало слишком большую ответственность. Тем большую, что она прекрасно осознавала, кто ее избранник. Жанна прерывисто вздохнула, сомневаясь, что лучше — знать такое или не знать вовсе!

Вечером все приглашенные гости, и свита бургомистра в том числе, разошлись. Гномы остались одни. Девушка тоже собралась уходить, но обернулась, услышав за спиной трепетный звук.

Торин, подойдя к музыкальным инструментам, взялся за арфу, с любовью проведя рукой по грифу и пробежавшись по струнам, чуть подкрутил колки. Жанна присела в углу, решив, что не помешает. Что там говорил Гэндальф про песни гномов?

Над пюпитрами нежно и таинственно горели свечи, оплывая чистыми слезами в раззолоченных канделябрах. Торин, быстро пролистнув, закрыл ноты, видимо, решив сыграть свое. Лицо короля просветлело, обретя вдохновение, свойственное обычно молодости, еще не знающей горечи разочарований и боли невосполнимых потерь.

Жанна думала об этом, пока черноволосый высокий человек, тяжело дыша, вытаскивал ее из камеры, привязывал за руки и, радостно ухмыляясь, разматывал длинный бич.

Удар изо всей силы, наискосок по спине, срывающий дыхание.

Король гномов берет первые нежные аккорды, такие, что сердце трепещет в груди. Жанне радостно там, в этой полутьме, от печальных проникновенных нот.

Второй удар, еще сильнее первого. Слез нет — ей не привыкать к боли, — но так кожи совсем не останется.

Балин присоединятся к королю, взявшись за барабан, и быстрый, красивый ритм вторит мелодии арфы. Жанна же дивится, как столь простой инструмент создает такую красоту и гармонию?

Удары сыплются один за другим, но Жанна уже не здесь — она в полутемном зале ратуши, она видит уже всех гномов, объединенных общим стремлением, общим делом, общей музыкой. Там нет боли а, значит, не из-за чего кричать… А странный посвист бича — это тоже мелодия, только кем-то со зла испорченная и изломанная, и девушке ее уже не поправить, не исцелить…

Музыка гремит в ушах куда громче, чем вчерашним вечером. Она занимает время и пространство вокруг нее, не оставляя места ужасу и боли. Жанна не ведет счета ее мгновениям…

Она крепче стискивает зубы и слабо улыбается своему мучителю. Тот с недоумением заглядывает ей в глаза — а она и не видит его, укрывшись в своем чудесном мире, полном дивных звуков. Он резко оборачивается всем телом, что-то услышав или почувствовав, обрезает веревки и опять куда-то тащит пленницу…

***

— Торин, это не она! — Двалин трясет за плечо короля, отвернувшегося от всех, бессильно привалившегося к стене. — Это не Жанна, хоть и похожа!

Тот сразу оборачивается — в темных глазах загораются огоньки, — и тихо спрашивает:

— И где она сейчас может быть?

И сам себе отвечает:

— Либо в порту, либо уже на берегу. Бард!

— Здесь!

Передав девочек стражникам, первый помощник бургомистра быстро и зло, не стесняясь в средствах, допросил охранников притона. Но они тоже не знали, где владелец может находиться сейчас…

— Сначала на пирс, потом — к Золотым пескам! Надеюсь, успеем!

— Должны успеть! — рявкнул Двалин, донельзя недовольный этим мрачным человеком.

От отряда гномов с боевыми топорам и мечами наперевес, несущегося по Эсгароту с бешеной скоростью, шарахались все — а кто не успевал, того просто сметали с дороги.

Пропустили бы только женщин и детей, но те, словно чувствуя что-то, сами не высовывались из подворотен и боковых улиц.

Склад был пуст и необитаем, похоже, уже давно…

На причале Барду доложили, что странный человек с безумными глазами и еле живой девушкой на руках отчалил не боле десяти минут назад.

Гномы, позабыв про все приличия, обрубили канаты самой большой лодки и кинулись грести в двенадцать весел. Судя по воплям с причала, это было ценное судно! Барда тоже зашвырнули в посудину, чтобы показывал дорогу. Но грести не дали. Посмотрев, как гнутся весла под сумасшедшим гномьим напором, едва не ломаясь и взбивая валики волн, он не стал огорчаться. Еще две весельные лодки, вместившие всех оставшихся, догоняли первую. Туман почти разошелся. Далеко впереди показался силуэт лодки с человеком на корме. Гномы нагоняли его и, подплыв ближе, увидели, что человек стоит, прижав к себе девушку и приставив к ее горлу нож.

Черты его лица исказились… Торин повел глазами вниз, надеясь, что и Жанна, и Кили поймут его без слов.

Девушка чуть отклонилась, стрела Кили свистнула и затихла, воткнувшись черному человеку в глаз. Тот качнулся, с плеском упал в озеро и тут же ушел под мутную воду…

========== Часть 29. Цель все ближе, или Глава, где ничего не происходит ==========

После похищения Торин все время находился рядом с девушкой, не отходя от нее ни на минуту. На еле слышную просьбу оставить ее в одиночестве он только мотнул головой и прорычал сквозь зубы что-то невразумительное.

Еще на пирсе Жанна спросила про ту, другую пленницу, и, прочтя ответ на помрачневшем лице гнома, отвернулась. А ведь эта девушка, от которой не осталось даже имени, спасла ей жизнь. Как Жанна ни старалась сдержаться, судорога сжала ей горло, дыхание перехватило и… слезы принесли облегчение. А может, просто наступила разрядка после этого страшного дня… Она прижалась к гному, чтобы скрыться от чужих глаз, спрятаться от собственной несдержанности. Торин лишь тяжело вздохнул, глянув на ее исполосованную спину, крепко прижал ее к себе, поплотнее завернув в свой плащ, а потом — так и нес ее на руках до белоснежного здания ратуши.

Оин, обработав кровавые рубцы, грустно вымолвил:

— Наверное, шрамы все-таки останутся.

Торин только угрюмо кивнул — это заботило его куда меньше, чем состояние Жанны в целом, или шрамы, оставленные в её душе…

Жанна была в сознании, но очень слаба. У нее все сливалось в памяти: заточение у короля лесных эльфов, мерзкая рожа короля гоблинов, холодные глаза и поджатые губы епископа, что когда-то допрашивал ее… Ей казалось, она опять горит на костре — спина вся вспухла и полыхала болью, огнем пробегающей по телу в ответ на любое движение. Сила воли уже не могла помочь девушке. В ушах ее, не затихая, бесконечно прокручивались слова «не кричи!» и слышался посвист веселого бича. И сильнее, чем от боли, она страдала от невозможности исправить, изменить случившееся…

Торин очень осторожно, стараясь не бередить раны, обнял ее. Только тогда Жанна перестала всхлипывать и метаться по кровати, усугубляя свои мучения — затихла, прижавшись к его груди.

***

Балин замещал Торина на очередном торжестве, которые уже порядком надоели гномам. Сын Фундина испытывал сильнейшее желание отказаться от участия в празднестве, но какое там… Присутствие всего отряда было обязательно: гномов объявили народными героями, спасшими город от злобного чудовища, много лет пугавшего озерный край.