"Король" с Арбата

ПРО ЛЮБОВЬ

Мы сидим, решаем важные вопросы кинотехники, а Славик уже приволок две консервные банки, ручку от мясорубки и какую-то железку с шестеренкой на конце. Сложил все у наших ног, деловито заковылял прочь.

Мишка сбегал домой, вернулся с клещами. Начал вытаскивать гвозди с заборных досок. Славик рядом примостился, гвозди на кирпиче выпрямляет. Лева принес будильник без стрелок. Потряс над ухом, прислушался, положил в кучу.

–  Тут полно колесиков. Может, для аппарата пригодится.

Не сговариваясь, мы с Лидочкой тоже пошли по домам. Поднялся и Женька.

Я стою посреди комнаты, соображаю, чем можно помочь развитию отечественного кинематографа. Вот мамина кровать. Она на колесиках. А куда ей ездить? Некуда. Молотком отбил все четыре колеса.

В ящике стола попалась вязальная спица, железные петли от форточки, примусная горелка, Нонкина заколка, большой старинный пятак и алюминиевый гребень. Все это я тоже принес в кучу.

Лидочка принесла шпульку от швейной машинки и ножницы. Попробовали на консервной банке - берут.

Всех удивил Женька. Принес ящик от граммофона, сплошь шестеренки, валики и колесики. Самолет можно собрать.

Пришли Гога из дом пять и его личный биограф граф де Стась Квашнин. Граф, конечно, персик мучает.

Гога ковырнул нашу кучу железа, заинтересовался:

–  В утильсырье? А что сегодня в «Кадре» идет?

–  Нет, это для киноаппарата, - неохотно пояснил Женька.

–  Будем настоящий киноаппарат строить,- хвастается Славик,- как в «Кадре». Вот.

Гога смотрит на нас по очереди:

–  Правда?

–  Правда,- говорит Лидочка,- достанем чертежи и построим. Хочешь - помогай.

Он опять осмотрел нас, хмыкнул:

–  Идиоты. Это же высшая математика, на заводах делают.

Мы на него никакого внимания. Следим за персиком.

–  Вы серьезно? Без тре? Не бре?-крутит головой Гога.

–  Без тре и без бре,- пыхтит над кучей Славик.- Честное октябрятское.

–  Умора!-хватается Гога за живот.- Граф, взгляните на нищее королевство и на голого короля.

Граф взглянул и потянулся за своим блокнотом:

–  Повтори, Гога, эту фразу.

Мы тоже взглянули. Граф перестал жевать персик, а Гога, отмахиваясь, попятился.

–  Ну, ну. Юмор не понимаете.

Во двор впорхнула Лариска. Всем ручкой «привет!», a Гоге «привет» плюс улыбочка.

–  Мальчики, что это у вас?

–  Мы будем строить настоящий киноаппарат,- объясняет ей Гога.- Вот только чертежи достанем и начнем.

Я встаю, забираю, сколько могу, железок, иду к своему сараю, следом ребята.

На скамейке только Гога и Лариска.

Пришел в сарай и граф де Стась. Молча протянул мне полперсика, помялся в дверях, уселся на пороге:

–  А меня примете?

–  Что ты умеешь делать?-спрашивает его Лева. Граф голые коленки трет, пожимает плечами. Видно, он об этом никогда не задумывался.

–  Строгать, или пилить, или железо гнуть?- подсказывает ему Женька.- Ну?

Де Стась только моргает, коленки гладит.

–  Граф он. Не понимает,- сочувствует Лидочка.-Учить его надо.

–  А у нас в чулане тиски настоящие есть,- вдруг ожил граф,- и персики. Принести?

–  Тиски тащи,- распорядился Лева.

–  А персики?

–  Валяй и персики,- сказал Женька. Подумал, добавил:- Для натюрморта.

Это были великолепные тиски. Их можно привинчивать к столу. В них можно зажать и большую железку и вязальную спицу. Я принес кусочек сливочного масла. Мы обмазали винт тисков, и теперь губки ходят плавно, бесшумно.

–  Вот видишь, граф, почему бывают революции,- говорит серьезно Лева,-станки должны принадлежать тому, кто на них работает.

Граф охотно согласился.

–  Молодец, все понял,- хвалит его Лева.- А некоторые не понимают, и тогда начинается гражданская война. Это всем ясно?- спрашивает нас Лева.

–  Всем,- отвечает Славик, старательно отрывая крылья у мухи.

Мы решили превратить сарай в настоящую мастерскую. Здесь будем строить киноаппарат. Сложили аккуратно дрова к одной стене, и теперь у нас три стенки свободные. К ним прибьем разные полочки, на них - инструмент.

Взялись за пол. Лидочка пробует его подмести веником, но ничего не получается. Грязи чуть ли не на полметра. Это гнилые щепки, кора, сопревшее тряпье, камни, ржавые листы железа, какая-то труха, битое стекло и очень много мокриц, от которых то и дело визжит Лидочка.

У тети Дуси взяли совок, лопаты, и тут уж началась настоящая работа.

Мы с Лидочкой метем рядом. Лидочка глубоко, честно поддевает лопатой мусор, прямо руками, если нет мокриц, вытаскивает камни. Она раскраснелась, лицо мокрое, руки по локти черные. Славик то и дело вытирает своим платочком ей лицо.

–  Когда мы рядом,- тихо говорит мне Лидочка,- я могу работать, сколько хочешь.

Я молчу. Мы с графом выкорчевываем ржавый упрямый лист железа, и мне не до разговоров.

–  Почему так бывает, Алеша?- не унимается Рыжик.

–  Спроси у Левы, он все знает.

–  При чем здесь Лева, я хочу, чтобы ты сказал,- шепчет мне в ухо Лидочка.- Ну, почему?

–  Не знаю. Отстань.

Лидочка отворачивается и долго молча шурует лопатой. Потом я расцарапал палец, и она опять оказалась рядом. Высосала грязь с пальца, перевязала Славикиным платочком.

–  Алеша, а почему, когда тебе кто сильно нравится, ты ему не нраврипься?- снова шепчет Лидочка.

Я задумался. Это верно сказано. Так же у нас с Лариской. И почему так в жизни устроено? Вон она сидит на скамейке рядышком с Гогой. И ни разу не взглянула на сарай. Я даже пробовал петь про трех эсминцев, но опять она никакого внимания.

–  Ну, куда ты все смотришь?-сердится Лидочка, подставляет совок.

–  Ой, Лидочка!- вдруг заорал я.- Крыса! Лидочка завизжала, бросилась за дверь.

Теперь стало работать лучше. Можно копать и сколько хочешь смотреть на скамейку.

Наконец мы добрались до твердого грунта. Все подмели. Натаскали желтого песку, посыпали пол. Потом Лева принес из дома разных газет, и мы ими обили стены сарая. Получилось очень красиво и уютно.

Мы сидим посредине сарая и любуемся нашей работой. На скамейку я не смотрю, она давно пустая.