Королевы и монстры. Яд

Когда за две недели до Рождества мне звонят в дверь, на часах пробивает шесть часов вечера. На улице темно, идет густой снег, и я никого не жду, так что немного удивляюсь.

А еще я как раз собираюсь достать из духовки печенья. Через минуту они будут готовы, через две превратятся в угольки. Мою духовку не меняли с самой постройки дома в шестидесятых, и я почти уверена, что она одержима дьяволом.

Я спешу в прихожую и на ходу стягиваю кухонные рукавицы. Открываю дверь, постоянно оглядываясь, а потом рассеянно опускаю взгляд, поэтому первыми вижу тяжелые черные ботинки, присыпанные снегом.

Я медленно поднимаю глаза и вижу еще больше черноты: джинсы, рубашка, шерстяное пальто, поднятый воротник. Глаза, глядящие на меня, на тон светлее черных, но вполне сошли бы за черные, потому что в них горит темный огонь.

Это Кейдж.

Мое сердце уходит куда-то в район коленных чашечек. У меня вырывается громкое:

– Ты.

– Да. Я.

Его голос по-прежнему низко, приятно рокочет, лаская мою кожу словно бархат. Кейджу бы устроиться на вторую работу диджеем на порнорадиостанции, если такие существуют.

Пока я стою, уставившись на него как лунатик, он произносит:

– Ты уронила рукавицы.

Это правда. Мои веселенькие красные рукавицы с Сантой и его оленями валяются на полу между нами. Я была настолько шокирована, увидев его, что уронила их. Ну, хоть язык не проглотила.

Прежде чем я успеваю оправиться от неожиданности, Кейдж наклоняется, подхватывает рукавицы своей огромной лапищей и выпрямляется, но обратно не отдает. Он держит их так, будто это драгоценный приз и расстаться с ними можно только за внушительную плату.

– Ты вернулся. То есть ты здесь! Что ты здесь делаешь?

Звучит не очень по-добрососедски, но я не думала, что когда-нибудь увижу его снова. Я рассчитывала больше никогда не столкнуться с той оглушающей гормональной истерикой, которую каждый раз провоцирует его присутствие.

Не отрывая от меня взгляда, он отвечает:

– Были дела в Вегасе. Решил заскочить и поздороваться. Я только с дороги.

– Заскочить? Вегас в восьми часах езды!

– Я летел.

– О. Мне показалось, я слышала в новостях, будто из-за плохой погоды в «Рино-Тахо» отменили все рейсы.

– Мой – нет.

Кейдж так пристально на меня смотрит, что мое сердце грохочет как ракетный двигатель.

– А почему твой нет?

– Я был за рулем самолета. Проигнорировал указание сменить курс.

Я непонимающе моргаю.

– Ты пилот?

– Да.

– Ты говорил, что ты коллектор.

– Так и есть.

– Это странно.

– Я много чем занимаюсь. Неважно. Просто я слишком долго пытался держаться отсюда подальше. Какой-то снег не помешал бы мне.

От этих слов по моему телу пробегает разряд электричества. Я хочу сделать вид, будто не понимаю, о чем идет речь, но не могу.

Этот сногсшибательный, странный и притягательный мужчина прямо сейчас признался, что думал обо мне так же много, как и я о нем. Что пытался бороться с соблазном приехать сюда из загадочных мест своего обитания, ведь возвращаться – плохая идея, но все же решился на это.

Мы какое-то время смотрим друг на друга, но потом я прихожу в сознание и приглашаю его внутрь, спрятаться от снега.

Я закрываю за ним дверь. Комната сразу кажется тесной от того, насколько он большой. Наверное, ему приходится всю мебель делать на заказ. И одежду. И презервативы.

Сейчас лучше об этом не думать.

Мы оказываемся лицом к лицу в моей маленькой прихожей, которая сейчас будто стала еще меньше, и просто смотрим друг на друга.

Наконец Кейдж говорит:

– Пахнет горелым.

– Это просто я думаю. Ты так и не выставил дом на продажу.

– Нет.

– Ты сказал, что выставишь его через несколько недель после отъезда.

– Да.

– Что случилось?

Его голос становится тихим.

– Ты.

Уверена, он слышал, как я сглотнула. Я приказываю рукам не дрожать, но они не слушаются.

– Ты так и не позвонила, – говорит он.

– У меня не протекала крыша.

По его губам пробегает тень улыбки. Но сразу исчезает, когда он спрашивает:

– Что с шерифом Говнюком?

– Мы не говорили с тех пор, как ты чуть не оторвал ему голову. – Я замолкаю. – Я успела поблагодарить тебя?

– Это лишнее. Мужчина должен защищать… – Он резко осекается и бормочет: – Черт. – Потом отворачивается и мрачно произносит: – Мне пора.

Ему некомфортно. Ни разу не видела, чтобы ему было так некомфортно. Странно, но это выглядит очаровательно.

Я мягко отвечаю:

– Ты не можешь просто явиться из ниоткуда и исчезнуть через десять секунд. Останься хотя бы на печенье.

Его взгляд снова скользит по мне, и теперь он пылает.

– Мне не стоит задерживаться. – произносит Кейдж так, будто именно это как раз хочет сделать: задержаться.

Если мое лицо покраснеет еще сильнее, он решит, что у меня проблемы с сосудами.

Тут он внезапно сдает назад:

– Минуточку, ты печешь печенья?

– Да. Ну, наверное, сейчас они уже превратились в хоккейные шайбы, потому что моя духовка – отстой, но у меня наготове вторая партия.

– Ты печешь?

Я чувствую раздражение и хмурюсь.

– Почему это тебя так удивляет? Я выгляжу так, будто не способна управляться с кухонными принадлежностями?

– Никогда не встречал красивую женщину, которая печет.

Это замечание раздражает меня еще больше. Потому что, во-первых, я не люблю завуалированных комплиментов, во-вторых, талант к выпечке не имеет никакого отношения к внешности, и, в-третьих, это прозвучало так, будто красивые женщины толпятся вокруг него везде, где бы он только ни появился. Скорее всего, так и есть, но все же… Мне не нравится эта мысль.

Я язвительно отвечаю:

– А я никогда не встречала коллектора под два с половиной метра, который отмывает деньги через покупку недвижимости и сажает самолеты в закрытые аэропорты во время снегопада, так что мы квиты.

Кейдж широко улыбается. У меня перехватывает дух.

– Метр девяносто семь, – говорит он. – Ты из ревнивых?

Я задумываюсь.

– Не знаю. У меня не было мужчин, которые заставляли бы меня ревновать. А ты из тех, кому нравится сводить своих девушек с ума, флиртуя с другими?