Кошак

— А ты совсем не похож на виденных мною раньше котов… — протянула она спустя несколько бесконечных минут. Разгорячённая, расслабленная, она выглядела почти счастливой. — Тем лишь бы член куда вставить…

— Я бы тоже не отказался его… куда-нибудь вставить, — опять фырканье.

— Ты — вставишь. Можешь не сомневаться. Когда придёт время… Выдержка — необходимое слагаемое настоящего воина.

Произнося эту высокопарную фразу, валькирия уже ощутимо взрыкивала. Мои нажатия с сюрпризом, нет-нет, да проскальзывающие на фоне лечебного массажа, делали своё коварное дело. Я не собирался пускать ситуацию на самотёк. Сегодня эта бестия будет моей, чего бы мне это ни стоило. Причём инициатива в итоге будет исходить от неё самой. Пора тебе, девочка, принимать другое, куда более важное сейчас, лечение. Лечение духа.

Должен признаться, когда перевернул кошку на спину, выдержка едва не подвела меня. Уж больно хороша была разгорячённая незаметными нажатиями и общим массажем валькирия. Вся такая светлая, горячая, уютная… живая. А уж в какие бездны воображения уносил её пронзающий до самого естества взгляд… Сдержался. Чудовищным усилием воли сдержался. Странно, но девочка, вместо того, чтобы додавить, напротив, прошлась по моему телу серией успокаивающих нажатий. Отпустило. Я вновь принялся за работу — но не любоваться ею не мог, к этому меня не могло принудить никакое воздействие на свете. Особенной остроты восприятию придавало то, что я любовался одновременно и глазами, и чувствительными пальцами рук…

— Всё, не могу больше… — выдавила, наконец, звёздная, и вся моя выдержка растворилась в её глазах, будто её никогда и не было. Я в одно мгновение сорвался в глубины желания, расплескавшегося в распахнутых на меня озёрах страсти — этих окнах в мятущуюся душу.

Кикки с силой впилась в мои плечи, и мир в тот же миг перевернулся — это кошка повалила меня на спину, рядом с собой. Секунду всматривалась в подёрнутые паволокой влечения глаза, после чего… упала обратно, откуда встала. Я вскочил на колени, совершенно ошарашенный, не понимающий, что происходит, но почти сразу успокоился: кошка передо мной призывно раздвигала ножки.

— Так будет правильней, — рыкнула она призывно. — Ныряй!

Поплыла девочка на раз. Не знаю уж, какая там у неё ориентация правильная, но отдавалась она так, словно нереально сильно истосковалась по настоящему сексу. Своим поведением она казалась куда ближе внешнице, чем республиканке. Неужели в Кикки, как и в Эйди, банально сохранились эти «пережитки» прошлого? Вот только в молоденькой метиллии они нашли своё выражение в опеке сестёр, а матёрая и опытная республиканка, сама способная поддержать кого угодно, попыталась найти своё счастье без посторонней помощи. И такое, какое понравится лично ей, без оглядки на стереотипы и общественное мнение… Осознание этой тривиальной истины настолько резануло по восприятию, что на короткое время я даже смог связно мыслить. Впрочем, на очень короткое…

Я пил и пил эту страстную кошку, и никак не мог остановиться. А ведь она даже не использовала имплант! Ласкал, рычал, получал острые ласки в ответ… и заверения — да-да, много совершенно фантастических заверений, какие рождаются в порыве страсти. Больше всего запомнилось произнесённое доверительно, с придыханием, в самое ушко: «Ты — лучший котик в моей жизни!» Стиснутая в объятиях, девочка сама стискивала меня всё сильней, с каждой минутой всё отчётливей осознавая необъятную глубину собственного падения в бездну влечения.

Неожиданно в памяти всплыло, зачем я здесь. Нужно было срочно исправляться, выплывать из этого дикого буйства желания. Я смог, выплыл. Заставил кошку отлепиться, приподнялся, усаживаясь сам и усаживая увлечённую любовью девочку себе на колени. Мои когти заскользили по доступному теперь в каждой точке телу прелестницы, прошлись раз, другой, третий… Их пульсирующие движения, охватывающие сразу всю протяжённость соприкасающихся с кожей лезвий, вызвали в Кикки отчаянный стон: валькирия полностью растворилась в удовольствии. Но перед тем как отдаться собственным ощущениям до конца, она, со свойственной республиканкам прозорливостью, усилила давление импланта. Да, да, именно усилила! Оказывается, всё это время девочка им беззастенчиво пользовалась, но только легонечко, в щадящем режиме, почти незаметно — с моей-то привычкой к глубокому и бескомпромиссному касанию! И вот теперь моя республиканка окончательно отбросила ставший излишним такт. Для нас обоих во всём мире остались только мы, только наши взаимные чувства и желания.

Позже был ещё один момент просветления. Меня накрыло воспоминанием о нашем первом с Тиной рандеву. Как она медленно избавлялась от своей зависимости, приобретая взамен зависимость иного рода… От моих полей. С Кикки я не решился работать столь же глубоко, но добавить языку немного остроты — это святое. Не одна республиканка на собственной милой шкурке ощутила, каково это — ласки со щепоткой полей. И если сначала девочка просто отдавалась восхитительным ощущениям, закинув свои прелестные ножки мне на спину, то вскоре вспомнила, кто она такая. Республиканка. А потому ей надлежит вести себя совсем иначе с приятным во всех отношениях мальчиком. Не успел я опомниться, как почувствовал себя на спине, а сверху, на лицо, приятной тяжестью опускалась Кикки. На секунду взгляд выхватил её глаза — там было торжество пополам с каким-то даже неверием, недоумением. Она будто впервые осознала, чего была лишена всё это время — по собственной недальновидности лишена! Больше мириться с неполноценностью собственных ощущений девочка не собиралась, она намеревалась взять от жизни всё, и в первую очередь — меня…

Спустя бесконечные несколько часов мы лежали, расслабленно отходя от пережитой чувственной феерии. Я развалился на спине, кошка же пристроилась сбоку, умастила головку на плечо и теперь умильно наматывала на пальчик жиденькую поросль волос с моей груди. Это было настолько по-земному, настолько трогательно и по-домашнему уютно, что я не удержался, и в порыве нежности сильно сдавил упругую ягодицу чертовки. Валькирия даже не пикнула. Приняла как должное. Умная девочка, с правильными, совсем не республиканскими взглядами на жизнь.

— Ты знаешь, Леон, а ведь это очень сложно — трахаться с сёстрами.

Неожиданное откровение кошки застало меня врасплох. Я не сразу понял, что она вообще имеет в виду, слишком был расслаблен и сосредоточен на ощущениях. Но подруга и не нуждалась в ответе. Чуть помолчав, продолжила.

— Вся республиканская техника просто не рассчитана на такое. Более того, в ней куча ограничений на этот счёт. Пока не коснёшься — ты их просто не замечаешь.

— Что, вываливается?.. — участливо поинтересовался я, с оттенком сарказма.

— Вываливается?..

— Ну, когда засовываешь то, что не положено засовывать?

— Иди ты, кот! Я не в том смысле. Я даже эмообразы от секса с сёстрам записать не могу! Ни о каких вибраторах и капсулах удовольствия тоже речи не идёт…

— Зачем тогда столько сложностей?.. Зачем конфликт на… пустом месте?

— Не на пустом, — прижавшееся ко мне тельце кошки напряглось, я задел за живое. — Я не хочу, чтобы секс был механическим. Я хочу, чтобы он был с близкими мне по духу разумными. Скажи: разве я многого хочу?..

— Ты идёшь по пути наименьшего сопротивления. Считаешь, что даже твоим нестандартным потребностям кто-то что-то должен.

— Вот как?.. А когтями не хочешь?.. — по груди вместо милых пальчиков заскользили твёрдые лезвия боевых имплантов.

— Почему бы тебе не взять мальчика и не воспитать из него того, кого хотелось бы лично тебе? Или ты, звёздная валькирия, самая упёртая из всех республиканок, не в состоянии этого сделать?

— Мальчика?.. Для себя?.. — протянула Кикки, задумчиво смерив меня взглядом.