Кошка в сапожках и маркиз Людоед

Огрест нахмурился и с заметным раздражением сказал:

– Что вас так удивляет?

– Ничего, - быстро сказала я.

– А если ничего… Что вы там прячете?
– он вдруг шагнул в сторону, обойдя меня, и увидел рисунок во всей красе.

Последовала долгая пауза, во время которой Марлен сгорбилась и втянула голову в плечи, а я попыталась сохранить невозмутимость, чувствуя, как горят уши. Оставалось надеяться, что милорд Огрест не поймёт, что мы изобразили.

Но чуда не произошло.

– Меня нарисовали? – спросил он кисло. – Оч-чень похоже. Отличный урок рисования.

– Это была моя идея, - сказала я, понимая, что отпираться бесполезно.

– Даже не сомневался, - заметил маркграф. – Не заставляйте гостей ждать. Они в большом зале. Марлен знает, где. Она проводит.

Он вышел из комнаты, а я перевела дыхание и сказала немного фальшиво:

– Ну вот, твой дядя даже и не обиделся.

Девочка посмотрела на меня так красноречиво, что уши у меня опять загорелись.

– Ладно, мы ничего страшного не совершили, - бодро объявила я. – Всего-то рисунок. Подумаешь! Идём лучше к Дайане. Наверное, ей не терпится репетировать.

Мы взялись за руки, и Марлен повела меня в большой зал, о котором говорил Огрест. Мы поднялись на третий этаж, где в конце коридора через приоткрытые двустворчатые двери лился дневной свет.

– Здесь устраивают праздники? – полюбопытствовала я, рассматривая барельефы на стенах и зеркала от пола до потолка.

– Раньше устраивали, - ответила Марлен. – Сейчас – нет.

Ах да, милорд Огрест ведь до сих пор соблюдает траур. Никаких праздников, никакого веселья, никакого смеха… Просто удивительно, что он разрешил девицам прийти и играть тут в своё удовольствие.

Я ожидала увидеть целую толпу – всех, кто на посиделках изъявил желание участвовать в оркестре, но в огромном зале обнаружилась только Дайана и две её подружки – рыженькая Ринальдина и темноволосая и бледная Тереза. Дайана как раз доставала из чехла лютню, а Ринальдина и Тереза уже продували флейты.

– А где остальные? – спросила я после обмена приветствиями, любезностями и поцелуями. – Почему не пришла мадемуазель Надин? Её умения нам бы очень пригодились.

– У всех дела, знаете ли, - ответила Дайана, дёрнув плечиком. – А бедняжка Надин приболела, поэтому осталась дома.

– Какая жалость, - согласилась я, одновременно осматриваясь.

Зал был не просто большим – он был огромным. Со стрельчатыми арочными окнами, с витражными стелами, мраморными каминами и паркетным полом. Правда, всё было покрыто слоем пыли – примерно, как если бы тут последний раз убирались год назад. Но я живо представила, какая была бы здесь красота, если до блеска натереть полы, отмыть окна и начистить канделябры. Жаль, что всё это пропадает без дела…

– Что ж, тогда приступим, - я прихлопнула в ладоши и принялась снимать чехлы со стульев, стоящих вдоль стен. – Рассаживайтесь, барышни, а я пока принесу ноты и мандолину. А тамбурина для Марлен вы не захватили?..

– Нет, - ответила Дайана с жалостливой гримаской. – Но она вполне может отбивать ритм.

– Мне кажется, Марлен способна на большее, чем просто хлопать в ладоши, - заметила я мягко. – Тем более, месье маркизу будет приятно увидеть в оркестре племянницу. Если он был так любезен, что разрешил музыку… А я не верила, что он позволит.

– Я умею убеждать, - кротко улыбнулась Дайана и похлопала пушистыми ресницами.

– Не сомневаюсь, - ответила я не менее кротко. – Только зачем вы сказали милорду, что пригласить вас сюда было моей идеей?

Стало тихо, девицы замерли, и только я как ни в чём не бывало снимала чехлы с мебели.

– Наверное, произошло какое-то недопонимание, - Дайана смотрела на меня честными-честными глазами. – Разумеется, я ничего подобного не говорила.

– Разумеется, - подхватила я, услужливо пододвигая ей стул. – Только в следующий раз, будьте добры, постарайтесь, чтобы подобных недоразумений больше не возникло. Я заверила месье маркиза, что никогда и ни при каких обстоятельствах не проявила бы такое самовольство. И что вы, скорее всего, очень хотели попасть в замок, но стеснялись сказать об этом прямо, поэтому придумали отговорку, сославшись на меня.

Лицо у Дайаны вытянулось, Тереза опустила глаза и прикусила губу, будто скрывая улыбку, а Ринальдина вытянула шею и приоткрыла рот.

– Схожу за мандолиной, - сказала я с улыбкой и кивнула растерявшимся девицам.

Я удалилась, предоставив Диане пережить минуту неловкости. Пусть оправдывается перед подружками, как хочет, но после того, как ей высказали всё в глаза, вряд ли ундиночка осмелится прикрываться мною в беседах с Огрестом. Уже давно я сделала вывод, что с людьми, подобными Дайане, нельзя выяснять отношения один на один – пусть даже это благородно и отвечает всем правилам хорошего тона. Таких милых наглючек можно осадить лишь при свидетелях. Осадить и остановить, если у них есть хоть капля здравого смысла.

Но у барышни Миттеран здравый смысл должен присутствовать. Учитывая, с каким упорством и с какой хитростью она шла к своей цели – то есть к милорду Огресту.

Вот пусть и идёт, только меня не трогает.

Я взяла мандолину и черепаховый щиток, которым полагалось на ней играть, заглянула в кухню и попросила Лоис сделать через полчаса чай и бутерброды – что-нибудь поделикатнее, вроде мягкого сливочного масла и копчёной рыбки, а потом как ни в чём не бывало вернулась в большой зал.

Музицирование прошло в приятной, хотя и несколько прохладной обстановке. Мы проиграли одну песенку, известную нам всем, а потом я научила девушек новой мелодии – простенькой, но такой задорной, что так и хотелось пуститься в пляс. Марлен участвовала в процессе, старательно отбивая ритм не только ладонями, но и каблуками.

Творческая работа отняла много сил, когда появилась Лоис в компании чая и бутербродов, Марлен не пришлось упрашивать скушать кусочек, а я мысленно поздравила себя, что ещё одной проблемой стало меньше.

Гостьи не отставали от Марлен, расхваливали моего «Утопленника», которого приговорили на посиделках, и просили рецепт, а когда Марлен рассказала о «Винартерте», любопытству и расспросам не было предела. Я пообещала угостить Дайану и её подруг знаменитым тортом завтра, когда они придут на следующую репетицию.

Судя по всему, Дайана решила всерьез напомнить о себе маркграфу, и поэтому планировала появляться в замке каждый день. Я не была против, потому что Марлен нравилось её общество. Да и музыку я считала более полезным времяпровождением, чем мрачные раздумья о ведьмах и колдовстве.

Девицы просидели у нас часа два, и только потом барышня Миттеран с сожалением сообщила, что пора уходить. Она немного приуныла и всё стреляла глазами, ожидая, что Огрест выйдет попрощаться, но он так и не появился. Я, признаться, подозревала, что маркграф сбежал куда-нибудь, чтобы не слышать весёлой музыки, оскорблявшей его траурный слух.