Кошмар на улице Зелёных драконов

— За курицу я даже мать продам! — возмутился другой.

И цапнул у него сверток из рук… э—э… хвостом?..

Мне снился старый храм на улице Зеленых драконов, его густой полумрак, в котором я утонула, войдя. Снился внезапно прорезавший темноту луч, выхвативший прекрасного юношу, медитировавшего на алтаре. Нет… не хочу! Не хочу на него смотреть!

Но он открыл глаза и голову повернул ко мне.

Я знала, что сейчас он заговорит, а я — выроню свой гуцинь. И трещину, которая теперь пробежит по нему, будет уже не убрать. И звучания столь ровного и чистого из—за разбитого корпуса более не будет. Музыка, красивая музыка покинет навсегда мой дом в тот день.

— Нет! — закричала я. — Только не говори! Только ничего не говори!

И проснулась. Села в ужасе, разглядев пологи из паутины, просыпанной пылью, да побелевший потолок надо мной. Снова кошмар? Или уже не сплю? Но где мой дом?!

Странно, но пол вокруг меня был безукоризненно чистым. Незнакомое, старое дерево, потемневшее от времени. Где я? С кем?..

Вспомнила кошмар про дракона в храме и меня передернуло. Нет, ни за что! Только не в храм драконов Вэй! Но если я не в храме, то где я?

Запоздало вспомнила, что храм продали под бордель. Это богохульство. Да ну его!

Одежду оглядела. Она, как и пол на некотором расстоянии вокруг меня, была безукоризненно чистой. Мои плетенные соломенные сандалии стояли поодаль. И меч. Незнакомый меч. Да где же это я?

Рядом кто—то укоризненно цокнул языком. Огляделась. И шарахнулась от юноши, сидевшего на шкафчике, покрытом пылью. Вроде б от дверей у той ширмы должна была тянуться цепочка следов, раз он вошел, но пол между дверью и им был безукоризненно чистый. Юноша с прекрасным, вытянутым лицом небрежно поправил верхнее одеяние, длиннополое. Голову наклонил, на меня посмотрев. Скользнули по белоснежным одеждам белые—белые, длинные—длинные волосы, с левой стороны заплетенные у корней в несколько тонких—тонких косиц. Был он божественно красив. Какой—то неземной, хрупкой красотой. Мне даже показалось, что я снова вижу сон.

А потом за ним рассмотрела открытый проход. В другую комнату. Безукоризненно чистую комнату с большим алтарем, на котором высились около двадцати поминальных табличек. И у пары из них почему—то не написано было поверх имен. Да и сделаны были из старого, потускневшего дерева, хотя и недавно вырезанные. Он…

Я повернулась к странному юноше, слишком прекрасному, чтобы быть из людей, да с волосами не седыми даже, а белыми—белыми. Открыла было рот, чтоб спросить…

Он пальцами двумя, средним и указательным, многозначительно прикрыл себе рот. И я замерла, не договорив. А он указал небрежным, но безукоризненно изящным взмахом руки на прикрытое окно, где поверх решетки из дерева и бумаги висели еще занавеси из пыли. Я, правда, на несколько секунд залюбовалась им, а не окном. Юноша, вздохнув, спрыгнул с низкого шкафчика — и там, где он сидел, не осталось за ним следа меж плотной пыли — и, не оставляя ни малейших следов по белому, мягкому, плотному слою пыли, прошел к окну. Рукою сердито, резко уже, указала на окно, за которым ругались. И многозначительно пальцами рот прикрыл.

Я вслушалась. В ужасе узнала голос главы стражи Шоу Шана. И тот звук, что издавали его воины в доспехах при движении. Ох, да их тут много!

На юношу таинственного покосилась. Тот меня тем же жестом попросил молчать.

Вслушалась. Не поняла, что такое. Там явно было двое молодых. И их обвиняли, что они обокрали бордель! Да кто в Шоу Шане мог?..

За мной хмыкнули.

Оглянулась. Этот беловолосый юноша стоял уже почти за мной, хихикая, прикрывал рот рукой. Ага, и за ним не тянулось темной цепочки следов как за мной. Ну, и прятать—то смех тогда зачем?

Юноша, внимательно взглянув на меня, посерьезнел. Помолчав — я напряженно вслушивалась в перебранку на улице — вдруг указал мне рукою на ножны с мечом, лежащие на месте, на котором я проснулась.

— Так я ж не уме…

Ножны внезапно оторвались от пола и прилипли к его руке. Я онемела, а он, пользуясь моей растерянностью, быстро на мне пояс застегнул.

— Погоди, а сам—то ты…

— А я только дух, — он нахмурился.

— Какой еще дух?! — я попятилась.

Он кивнул на меч. Э—э…

Юноша прекрасный и пугающий ступил ко мне. Я, шарахнувшись, налетела на окно. Но старые рейки осыпались, дав мне вывалиться наружу. Ужасно больно хряпнулась на землю с галереи, на обломки дерева. Расчихалась от укрывших меня обрывков пылевого покрывала.

Но, впрочем, падения моего никто не заметил. В стороне толпа воинов накинулась на кого—то. И прекрасный юноша в нежно—сиреневых одеждах с лотосами и ирисами равнодушно смотрел с террасы на бойню, лениво и редко обмахиваясь веером. И господин Син смотрел! Ой! Это что еще тут происходит?!

Но вскоре наши стражники расступились. И между их ног я заметила несколько окровавленных тел. Много окровавленных тел.

— Я с вами вежливо говорил, а вы… вы подняли на меня оружие?! — рявкнул молодой воин, стоявший между воинства. — В моем доме?!

— И—извините! — пролепетал кто—то.

И я, обалдев, смотрела, точнее, вслушивалась из зарослей сорняков, как этот молодой и дерзкий мужчина выставил со своего поместья главу стражи и несколько сотен солдат! И трупы убитых потребовал с собой прихватить! Один! Против целого войска! И явно дрался хорошо, раз так быстро столько народу убил, а наши воины даже перечить ему не осмелились! Измену господину Сину предпочли, лишь бы не драться больше с ним! Интересно, что ж это за воин—то такой?

Я не сразу вспомнила о странном беловолосом юноше. А когда оглянулась, то его в окне проломанном не увидела.

Да воины, поспешно сбегающие, не заметили меня в непротоптанных сорняках. Поспешно тела, истекающие кровью, утащили. Даже забор обратно сложили, старый, разломанный.

Я во все глаза, дыхание затаив, ожидала, когда же они уйдут все, открыв того доблестного юношу. И вот, наконец—то это случилось!

Кажется, его одежда сначала была белой. Но теперь белых пятен осталось немного и они уже тонули в красной кровавой волне. И вот, он наконец—то опустил окровавленный меч, и я лицо его увидела. И замерла, кажется, язык совсем проглотив: он был не только статный, превосходно сложенный, но и лицом восхитительно красив! Ах, какой мужчина!

Но он даже внимания на меня не обратил, смотревшую, затаив дыхание, на него из сорняков. Он к тому, лениво обмахивающемуся веером, так и не вступившему в сражение, присел. Уткнулся лицом ему в плечо. Это было по—детски трогательно и наивно. И вообще… вообще, эти двое, и аристократ с веером, и молодой воин были сказочно хороши. Словно сошли с картин. Словно сказки о небожителях воплотились наяву! Просто… просто разве могут люди быть столь роскошно сложены и столь завораживающе красивы?

Но потом я вспомнила, как тот молодой воинство Шоу Шана разогнал. Сердце взволнованно забилось, когда на него смотрела. И от красоты его и от безумной моей идеи. Но, впрочем, я решилась. Я запоздало вспомнила его имя. И я отчаянно кинулась к нему.