Кот и мышь

— Я пришла повидать миссис Карлайон, — сказала Тинка, ловко становясь впереди мистера Чаки.

Маленький человечек жестом пригласил гостью войти, очевидно подразумевая и ее компаньона. Они шагнули в холл, и Тинка встряхнулась, стоя на циновке, точно мокрая собака, пытаясь избавиться от капель дождя на макинтоше.

— Я просто... э-э... решила заглянуть, надеясь застать ее, — добавила она. — Меня зовут мисс Катинка Джоунс.

Казалось весьма нелепым трястись шесть миль в автобусе и переправляться на лодке через полноводную реку только для того, чтобы «просто заглянуть». Хорошо еще, что она не назвалась «мисс Добрый-Совет»!

— Подождите. — Маленький человечек открыл дверь, просунул голову внутрь и пробормотал, что пришла мисс Джоунс. Сверху послышался шорох, и бело-розовое женское лицо проплыло в тени лестничной площадки. Очевидно, визитеры были настоящим событием в «Пендерине».

Коричневый лакированный линолеум был покрыт персидским ковром, на котором переливались всеми цветами радуги отблески цветных стекол окошка над входной дверью. На безобразной вешалке из мореного дуба висели старая фетровая шляпа и шаль, такая же яркая, как персидский ковер, переброшенная с одного крючка на другой. Под ними, на присоединенном к вешалке столике, лежала пачка писем — верхний конверт был запечатан знакомым красным сургучом с золотыми крапинками, а поперек овальной печати красовалось имя «Амиста». После свадьбы Амиста ни разу не писала в журнал, и теперь мисс Добрый-Совет, очевидно, предстояло отвечать на интимные вопросы о трудностях замужней жизни.

За открытой дверью в конце холла виднелась выложенная кафельными плитками кухня с открытым черным ходом в задней стене. Оттуда вышла мисс Эванс с двумя пустыми бидонами. В этот момент кривоногий мужчина вернулся в холл.

— Входите, — сказал он, кивнув в сторону комнаты, куда только что заглядывал.

Мистер Чаки посмотрел на Тинку, словно спрашивая, относится ли приглашение и к нему, но ее сейчас не интересовал мистер Чаки. Она шагнула в комнату, чувствуя, что он последовал за ней и остановился в дверях.

В комнате находился Карлайон. Он и Тинка молча смотрели друг на друга. После длительного подъема на холм ее лицо раскраснелось, а глаза блестели, как звезды. Нос был усыпан веснушками, на которые не действовали легко приобретаемые лосьоны мисс Давайте-Будем-Красивыми и которые придавали маленькому круглому личику причудливое сочетание юности и беззащитности. Карлайон поднялся с заметным усилием и вежливо осведомился:

— Мисс Джоунс?

— Э-э... да, — судорожно глотнув, выпалила обычно холодная и невозмутимая мисс Джоунс.

Карлайон слегка помедлил.

— А... джентльмен?

Черт бы побрал этого Чаки, подумала Тинка. Она начала объяснять, что они встретились случайно и ей нужно...

— Да? — все так же вежливо, но слегка недоуменно спросил Карлайон.

«Не будь дурой?» — свирепо сказала себе мисс Джоунс, пытаясь унять сердцебиение. Она пролепетала, что пришла повидать Амисту — наверное, ей следовало сказать «миссис Карлайон».

Карлайон был не слишком высоким — хотя выше среднего роста — и очень худым. Его волосы на фоне смуглого лица казались почти серебряными. Светло-голубые глаза, смотревшие прямо на собеседника, излучали очарование, с которым мисс Добрый-Совет редко сталкивалась в течение своей бурной карьеры. Одежда напоминала ту, которую носили персонажи историй, публиковавшихся в «А ну-ка, девушки» из номера в номер: серые фланелевые брюки, слегка топорщившиеся на коленях; свободный твидовый пиджак — явно от хорошего портного, но изготовленный очень давно; хорошо сохранившиеся кожаные туфли. На изгибе локтя он держал сиамского кота светло-коричневого окраса с раскосыми сапфировыми глазами, а свободной рукой откидывал со лба непокорную прядь серебристых волос. Этот жест словно лишал его зрелости, превращая, как писала Амиста, в «несчастного маленького мальчика», неухоженного и уязвимого. Катинке казалось, будто она всю жизнь знала и любила это непроизвольное движение. «Черт возьми! — сердито подумала она. — Что за мысли лезут мне в голову в моем возрасте! Совсем в духе Этель М. Делл^{17}!..»

— Но я не знаю никакой Амисты, — тем же вежливым и озадаченным тоном заговорил Карлайон. — И никакой миссис Карлайон не существует в природе.

Комната походила на холл — ее безобразие скрадывали красивые и изящные вещи: дорогой ковер на дешевом коричневом линолеуме, фарфор на каминной полке, постимпрессионистский зимний пейзаж на стене. Амиста упоминала его в письме — она не помнила имени художника, но писала, что Карлайон знает все о таких вещах...

— Но я не понимаю, — ошеломленно сказала Катинка. — Вы ведь мистер Карлайон?

— У меня нет ни братьев, ни сестер, — вежливо улыбнулся Карлайон. — И жены тоже.

— Но как же... — Тинка запнулась. — Возможно, я неправильно поняла, и вы еще не поженились? Но ведь она живет здесь, не так ли? Амиста — ваша подопечная...

Улыбка сбежала с лица Карлайона.

— Боюсь, я вас тоже не понимаю. Здесь не живет и никогда не жила женщина с таким именем — во всяком случае, при мне. Я не женат, живу один с двумя слугами и не имею никаких подопечных. Должно быть, вы ошиблись.

Тинка не знала, что ей делать. Лояльность к усилиям Амисты соблюдать секретность с помощью измененного почерка и адреса до востребования удерживала ее от более подробных объяснений. Она начала бормотать извинения.

— Но я сказала слуге у двери, что хочу повидать миссис Карлайон...

Карлайон быстро направился мимо нее к двери, игнорируя молча стоящего там мистера Чаки.

— Миссис Лав! Зайдите на минутку, пожалуйста. И позовите Дея.

Двое слуг вышли из кухни и почтительно остановились в дверях — маленький валлиец и женщина, которую Тинка видела в верхнем окне. Она успела стереть яркую помаду и надеть белый крахмальный передник, но в ее облике ощущалась та же веселая вульгарность.

Стоящие рядом высокая крепкая женщина и кривоногий человечек напоминали сценку в мюзик-холле.

— Да, сэр?

— Дей, эта леди спрашивала миссис Карлайон? Человечек выразительно взмахнул руками.

— Едва ли я мог правильно расслышать, сэр.

— Миссис Карлайон? — переспросила женщина. — Но никакой миссис Карлайон нет. — Она ослепительно улыбнулась Тинке. — По крайней мере, здесь.

— Ни здесь, ни где-либо еще, — раздраженно добавил Карлайон и пожал плечами. — Видите? Боюсь, вы что-то перепутали. Сожалею, что вы зря потратили время.

Он явно давал понять, что разговор окончен.

— Я могу только извиниться, — сказала Тинка, сунув под мышку кожаную сумочку и дрожащей рукой застегивая верхнюю пуговицу ярко-голубого макинтоша. — Мне очень жаль, что побеспокоила вас из-за такой... такой нелепой ошибки. — Она виновато улыбнулась. Теперь ей предстояло навсегда исчезнуть из его поля зрения, так ничего толком и не объяснив... Повернувшись, Тинка последовала за слугой в холл.

— А что хотите вы, сэр? — послышался за ее спиной голос Карлайона. Шоколадного цвета стены и дешевый коричневый линолеум словно усмехались ей в лицо. Тинка почувствовала, как ее глаза обжигают слезы унижения. Дурацкая ошибка скомпрометировала ее перед Карлайоном и другими людьми в этом безобразном прозаичном доме... Катинка решительно направилась к выходу. Чем скорее она исчезнет из этой абсурдной комедии ошибок, тем лучше.

Внезапно Тинка вспомнила о письме на столике у вешалки, запечатанном красно-золотым сургучом Амисты.

Потеряв голову, Катинка повернулась к валлийцу, собирающемуся открыть перед ней дверь.

— Но... Амиста была здесь! На столике у вешалки лежало ее письмо, адресованное мне! Я не могла ошибиться!..

Сейчас на столике не было никаких писем.

— Его забрали. Но оно было здесь — лежало сверху...

— Разносчица молока забирает письма на почту, — сказал Дей Джоунс.

— Но здесь было письмо Амисты! Я видела его, когда вы оставили меня в холле. Что все это значит? Что это за тайна? Почему вы все притворяетесь, будто ее нет в доме?