Кот и мышь
Шрифт:
— Я ничего о нем не знаю, — ответила она, слегка повысив голос. — Разве он не вернулся? А сейчас вы не могли бы перевезти меня в вашей лодке?
Краем глаза Тинка видела, как плечи Карлайона слегка поникли. Он положил на тарелку вилку и нож и резко поднялся.
— Прошу прощения... разумеется, если вы хотите уехать... — Пожав плечами, Карлайон вышел из комнаты.
Итак, ее никто не удерживает. Как говорил мистер Чаки, вся история с Амистой — полнейшая чепуха, какая-то нелепая путаница, которая в один прекрасный день выяснится сама собой... Ведь мистер Чаки тоже отрицал существование Амисты и потом убедительно объяснил кажущуюся непоследовательность этого отрицания. Возможно, вся тайна объяснится так же легко? «Я могу это проверить, — подумала Катинка. — Эта женщина приходит
— Мисс Эванс, вы когда-нибудь видели Амисту?
— Кого? — озадаченно переспросила маленькая женщина.
— Молодую девушку, которая живет здесь или жила раньше. Наверное, вы видели ее, когда приносили молоко?
— Здесь нет никакой девушки, — сказала разносчица молока. — И никогда не было. Только мистер Карлайон, миссис Лав и Дей Джоунс.
— Но здесь есть девушка, — возразила Тинка. — Я видела ее прошлой ночью — она приходила в мою комнату. Толком разглядеть ее лицо я не могла — его искажали лунный свет и тени от оконных занавесей. К тому же я переутомилась, и у меня разыгралось воображение. Но в доме есть девушка — у нее ногти покрыты красным лаком. Это я видела четко.
В ярко-голубых глазах отражалось сомнение.
— Если вы ее видели, то почему не заговорили с ней?
— Я... у меня была путаница в голове... Короче, я не стала с ней говорить — вот и все. Но я знаю, что она здесь. Она в течение нескольких месяцев писала мне из этого дома. Вы все утверждаете, что ее никогда тут не было. Но в таком случае, как она могла описывать дом, людей и вещи в нем, сиамского кота и все, что здесь происходило день за днем? Конечно, она была здесь все время! Я хочу знать, где она сейчас. Уже несколько недель я не получала от нее известий...
— Возможно, она уехала, — вполне логично предположила маленькая женщина.
— Тогда почему все говорят, что ее никогда здесь не было? Тут есть что-то странное. Мне не нравится этот дом — по-моему, в нем происходит что-то ужасное... Что случилось с этой девушкой?
День был чудесный — дождь вымыл долину, а зелень сверкала на солнце, скрывая ее безобразную черноту. Даже угольные конусы на горе по другую сторону реки обладали своеобразной суровой красотой, симметрично созданной человеческими руками на фоне несимметричных красот, сотворенных руками Бога. Катинке припомнилась «Баллада Редингской тюрьмы»... «Нет, не смотрел никто из нас с такой тоской в глазах на лоскуток голубизны в тюремных небесах...»{20} «Над головой голубое небо, рядом высокие горы, а этот дом — тюремная камера, где я буду чахнуть, прикованная собственной глупостью. Но была ли прикована к этой камере и Амиста — юная девушка, которой Карлайон говорил, что происхождение, возраст и состояние не должны препятствовать их браку? Я не могу уйти, оставив ее здесь, но... Откуда я знаю, что эти люди не живут за счет таких ловушек, в которые заманивают одиноких женщин не первой молодости, у которых отложено немного денег в нейлоновом чулке? Что, если Карлайон подсунет мне брачную лицензию и бланк для страхования моей жизни?»
Разносчица молока звякнула бидонами.
— Жаль, что не могу вам помочь, девочка моя. Тут какая-то путаница, но вам лучше оставить все как есть и переправиться через реку в моей лодке.
«Как терпеливы сельские жители! — думала Тинка. — Если тайны их не касаются, лучше оставить все как есть... Эта женщина старше меня не более чем на десять лет, но я дрожу и что-то лепечу, влюбившись как глупая школьница в этого деревенского обольстителя, а она так благоразумна и невозмутима...»
— Вы в самом деле думаете, что я не должна остаться здесь и постараться помочь этой девушке? — спросила Тинка.
— Я никогда не видела здесь никакой девушки, мисс Джоунс, — сказала мисс Эванс и быстро зашагала к задней стене дома, покачивая бидонами.
Тинка вспомнила фразу в одном из бесчисленных писем Амисты: «...Мне не с кем словом перемолвиться, кроме двух слуг и женщины, которая приносит молоко...» Горы за окном манили к себе, предлагая свободу. Она отвернулась от них с той же тоской,
с которой заключенный отворачивается от клочка голубого неба.Карлайон разговаривал с мистером Чаки в холле. Чаки, вновь войдя в роль полицейского, чопорно поклонился мисс Джоунс, взглядом советуясь с Карлайоном, как ему следует себя вести. Тинка была рада, что он будет присутствовать, когда она объявит о своих намерениях. Подбегая к окну, она снова слегка растянула лодыжку и теперь воспользовалась этим, хромая вовсю.
— Простите, мистер Карлайон, если я покажусь вам невежливой, но беда в том... — Тинка покосилась на своего коллегу по заговору, наблюдая за его реакцией, — что я опять повредила лодыжку, когда бежала через столовую...
— Вы хотите остаться? — Сердце Катинки судорожно забилось, когда она услышала нотки радости в его голосе. Он быстро постарался скрыть их, добавив с суховатым кивком, что сожалеет о столь печальном поводе. Но его суровое лицо смягчилось, а на губах мелькнула жалостливая улыбка. Она выглядела такой маленькой, а рот у нее дрожал, как у ребенка. Мистер Чаки наблюдал, как краска медленно возвращается на ее щеки. Бедной девочке придется нелегко, подумал Чаки и вежливо поинтересовался, по-прежнему ли мистер Карлайон желает, чтобы он покинул дом, учитывая... хм... Он бросил взгляд на Катинку.
— Да, — кивнул Карлайон. — Все будет в порядке. Произошло какое-то недоразумение. Вы можете вернуться вместе с мисс Эванс. Я дам вам записку для вашего начальства.
— Я поступил правильно, придя сюда, сэр? — спросил Чаки.
— Да-да, абсолютно правильно, — ответил Карлайон. Тинка видела, что инспектор Чаки начал ему надоедать. Он повернулся к ней: — Может быть, вы передадите с мистером Чаки письмо в отель в Суонси, чтобы оттуда прислали ваши вещи? Дей Джоунс мог бы привезти их.
Итак, мистер Чаки собирался оставить ее в одиночестве. Но если с ней что-нибудь случится, полиция будет знать... Тинка не могла обратиться к нему, как к полицейскому, зато также могла передать ему «записку для начальства». Она вернулась в столовую, взяла бумагу и ручку, написала администраторше отеля, объяснив ситуацию и попросив взять несколько вещей из ее комнаты, а потом приступила к посланию в полицию. Катинка сообщала, что подозревает обитателей «Пендерина», так как девушка, которая жила там, похоже, исчезла, просила выслушать мистера Чаки и обратиться за подтверждением в редакцию журнала «А ну-ка, девушки». Она остается здесь, чтобы попытаться разузнать побольше, а если от нее в течение трех дней не поступит дальнейших известий, значит, с нею также что-то случилось. Заклеив конверт дрожащими пальцами, Тинка направилась в холл с письмом в руке.
Карлайон сидел за столом в соседней комнате и что-то писал. При одном его виде сердце Тинки подскочило к самому рту, упало почти до пяток и снова поднялось, быстро колотясь, но уже оставаясь на своем месте. Она протянула ему письма, держа сверху адресованное полиции.
— Я передам их Чаки, — сказал Карлайон. — Мисс Эванс пьет чай на кухне. — Он вышел с письмами, и Тинка услышала его голос, зовущий мистера Чаки.
Сиамский кот сидел на письменном столе, играя с ярко-зеленой авторучкой Карлайона. Амиста писала ей, что кота зовут «Тибальт, кошачий царь, из «Ромео и Джульетты»{21} — Карлайон разбирается в таких вещах...» Кот толкнул ручку коричневой плюшевой лапой, и Тинка подбежала к столу, чтобы помешать ей свалиться на пол. Ее взгляд упал на первые строчки письма Карлайона, и она, нисколько не стыдясь, прочитала его от начала до конца.
Суперинтенданту полиции Суонси.
Ваш сотрудник Чаки расскажет Вам о молодой женщине, которая неожиданно явилась сюда, назвавшись необычайно оригинальной фамилией Джоунс и придумав нелепый предлог, чтобы здесь остаться. Мне кажется, она всего лишь журналистка из какой-то дамской газетенки, ищущая романтический материал для статьи, поэтому я не желаю сейчас ничего предпринимать. Я только прошу задокументировать этот факт на случай, если у меня возникнут неприятности. Хочу добавить, что Чаки был в высшей степени добросовестным и бдительным.