Ковен озера Шамплейн

– На тебе тоже один свитер, – подметила я, окидывая его взглядом. – Сам замерзнешь.

Коул устало вздохнул.

– Возвращайся в дом. Я, кстати, уже закончил. Может, прокатимся кое-куда? На эти выходные я планировал не только романтический ужин в семейном коттедже…

– Еще один ритуал, который ты проведешь против моей воли? – съязвила я, еще обиженная в глубине души.

– Скорее милый сюрприз, – Коул весело улыбнулся и снова открыл входную дверь, которую захлопнул сразу после того, как вышел, чтобы не выпускать из дома тепло. – Собирайся!

Я подчинилась, поднялась наверх и быстро переоделась, хотя не ожидала, что мы уедем из коттеджа так быстро. Но, судя по тому, что Коул уже спустя пятнадцать минут собрал все наши вещи и закинул их в багажник, мы действительно покидали этот дом безвозвратно.

Он повязал шарф вокруг шеи, приподняв воротник, чтобы зябкий ветер не забирался под него, и проделал то же самое со мной. Я глупо хихикала, умиленная его заботой.

– Блуд, Спор, Эго! Мы уезжаем, мальчики!

От этого возгласа радость Коула заметно померкла. Он состроил гримасу, когда с кухни, перепачканные в клубничном варенье, к нам вывалились три пожирневших кота.

– Не хочу в машину, – проныл Спор. – После еды меня укачивает!

– Если кого-то вытошнит на мои кожаные сиденья – я вас высажу! – серьезно заявил Коул, но тут же с нежностью посмотрел на меня. – Кроме тебя, конечно. Тебе можно все.

Гримы зашипели на него, скалясь, и лишь самый упитанный, Блуд, молча потерся о мою ногу, мурлыча. Я почесала любвеобильного демона за ухом и потрясла золотой цепочкой на запястье. Как только гримы рассеялись в воздухе, вернувшись в свое вместилище, я взяла рюкзак и, прихватив с кухни разорванную гримами пачку печенья, забралась в машину.

Мимо закружились голые деревья и зеленые ели, припорошенные мокрым снегом. Я прислонилась к окну лбом, любуясь водами Шамплейн, простирающимися за утесами. Мы проехали в тишине больше получаса, когда напряжение в воздухе сделалось невыносимым, и, не выдержав, я все-таки спросила:

– Куда мы едем? Ты нервничаешь, – я указала Коулу на его пальцы, барабанящие по рулю в полной тишине.

Он бросил беглый взгляд на свое запястье, и я вдруг заметила, что он надел зимние перчатки, которые я не видела на нем ни разу до этой поры. Глянув в боковое зеркало, я узнала развилку, которую мы уже минули, и испустила страдальческий стон.

– Только не говори, что мы едем на ферму к Гидеону.

Коул почесал лоб, пытаясь скрыть тревогу в этом жесте, и я снова пропустила даже это его прикосновение сквозь себя.

– Теоретически мы едем к Марте и Гансу, а не к Гидеону. Малышка постоянно спрашивает о тебе. Я подумал, ты обрадуешься, если увидишь, что она выздоровела и снова счастлива. Правда, я не учел тот момент, что теперь мне придется лгать в глаза родному брату, – сумбурно тараторил Коул, активно жестикулируя одной рукой, пока другой держался за руль. – И скрывать от него свою метку. Если Гидеон ее увидит, он убьет…

– Меня, – сглотнула я. – Именно поэтому я не уверена, что ехать туда – хорошая затея. В тот раз на прощание он сказал, что сожжет меня на костре, если ты станешь моим атташе…

Коул повернул голову, и его рот изумленно приоткрылся.

– Серьезно?! Вот черт. Ничего, мы это уладим… Рано или поздно он все равно узнает. Я что-нибудь придумаю. Но ты ведь хочешь увидеть Марту, да? Мы не зря туда едем?

Я замялась, снова отвернувшись к окну, хотя времени на размышления мне было не нужно: ответ на этот вопрос я знала всегда.

– Да, конечно, хочу. Она часто снится мне по ночам… Вместе с Джулианом и тем монстром в маске.

Коул стянул перчатку с той руки, что была помечена ритуалом, и положил ее на мою коленку, но я так и не повернулась. Слишком много эмоций сразу, чтобы разобрать их все. Скорбь, вина, трепет, возбуждение… Мы промчались мимо церквушки, заезжая в безлюдные окраины поселения, и я сунула Коулу его перчатку назад.

– Если ты не хочешь умереть сегодня, – строго напутствовала я, – не снимай перчатки даже в душе!

Коул сосредоточенно кивнул, паркуясь возле фермы. Под колесами носился сторожевой пес Бакс, лая на машину со всех сторон, и Коулу потребовалась вся его водительская сноровка, чтобы случайно не задавить неугомонное животное. Гидеон стоял у конюшни с лопатой наперевес, утрамбовывая дорожку, а рядом с ним – обросший бородой мужчина, в котором я даже не сразу признала Ганса. Он чинил отвалившуюся дверцу у стойла. Его отросшие волосы, светлые, как пшеница, были забраны в пучок на затылке, а борода так заросла, что могла защищать от холода не хуже шерстяного шарфа.

Из-за их спин уже вынеслась миниатюрная фигурка в розовом комбинезоне и желтом плаще. Ее белокурые волосы развевались, как солнечная грива, и я поспешила выбраться из джипа и поймать ее в объятия раньше, чем она поскользнулась бы на растекшейся грязи.

– Одри!

Мельком я разглядела бледно-розовые полосы на ее ручках, выглядывающие из-под варежек. Под густыми ресницами сияли два глаза: один – светло-голубой, а второй почти такой же, но темнее, с искусственным отблеском на свету и тяжело нависающим веком. Протез.

– Привет! – засмеялась я изо всех сил, стараясь не выдать той старой боли, которая так и не прошла. – Ого, ты выросла! Такая красавица. Извини, Марта, я должна была навестить тебя раньше.

Она прыгала на месте, крепко обхватывая руками мои ноги. Когда Марта смотрела на меня, взгляд ее протеза соскальзывал чуть-чуть в сторону. Стеклянный глаз был временным, стандартным, поэтому окрас зрачков заметно отличался. Однако это все равно было лучше того, что я помнила: зияющая дыра с бегущими струйками крови, а внутри – клад из черной жемчужины, как прощальный дар смерти.

Марта запрокинула голову, улыбаясь, и вытащила из кармашка комбинезона альбомный лист, сложенный пополам.

– Я знала, что ты приедешь. Я видела сон. Даже нарисовала его. Вот!

Я улыбнулась и взяла рисунок, тут же разворачивая его, чтобы не повторять прошлых ошибок и не увидеть картинку слишком поздно. Марта снова нарисовала меня – смешного человечка в красном платье, – держащую ее за руку. В углу был нарисован еще кто-то, высокий, в голубых джинсах и с коричневой бородкой.

– Это твой папа? – спросила я, и Марта покачала головой.