Козий Бог

Бросились в погоню. В какой-то момент разделились. Паша видел впереди лишь тень Козьего Бога, но Григорий Арамисович то ли отстал, то ли свернул на другую тропу.

Бежали по ночному лесу. Ветки больно колотили Пашу, цепкая малина расцарапала щёку, высокая трава путала ноги. Затем ноги уже бежали по мягким мхам, мягким, скользким, впереди мелькала фигура косматого, бежал без оглядки. Паша выстрелил - сбил ветку, с хрустом упала. Бег. Мхи - глубже. Хлюпает, сладко булькает. Косматый уже не бежит. Его нет ни впереди, ни позади. Нигде.

Паша замирает. Прислушивается.

Удар в бок. Падение во мхи. Холодная вода под ними. Потерял ружьё. Но успевает вывернуться и схватить за рога. А тот пыхтит, жёлтые глаза наливаются кровью, как переспелая волчья ягода. Острые ногти впиваются Паше в плечо, сталкивается лоб в лоб с косматым, тоже рычит как зверь. Белые патлы, жёлтыми зубами впивается Паше в плечо, и Паша сдавленно кричит. А что кричать в полный голос? Никто тут не услышит. Рычат по-звериному. Свободной рукой дотянуться до пистолета, выхватить, прицелиться как получится, спустить курок. Выстрел оглушает. Воет дико косматый, разжимает хватку, Паша падает. И капли крови.

Цепляется, но хватает лишь воду. Взмах рукой - ухватиться за веточку мха, но та лишь отрывается от своих и вместе с Пашей идёт ко дну. Ещё выстрел. А сверху нависает фигура косматого, и среди листвы мелькают рога.

– Я тебя не боюсь, - что есть сил кричит Паша.
– Не боюсь!

Выстрел. Всё, пистолет тоже под водой. Нащупать охотничий нож, но рука тяжёлая и не двигается.

Вторая тень, больше, длиннее, с ветвистыми рогами, врезается в косматого, и тот со сдавленным стоном отлетает в сторону.

Паша хватается за мхи, но ледяная вода тянет вниз, до земли уже не добраться, точно снизу схватило что-то липкое, тягучее, недоброе, и неторопливо забирает к себе. Косматого уже нет, только кровь, чёрная как ягоды черноплодки, кровь на деревьях, на лосиных рогах, на Пашином лбу.

Старый, с проплешинами, похожий на древний валенок, лось смотрит, как Паша тонет. Больная луна отражается в его глазах, затянутых паутиной. Паша протягивает к нему руку, из последних сил, напрячься, вынырнуть, коснуться кончиком пальца шершавой, изъеденной старостью морды, почувствовать горячее звериное дыхание, фырканье, как же горячо! И снова падать во мхи. А губы лося шевелятся, точно говорит.

Паша погружался всё глубже и глубже, и солнце едва блестело через смыкающиеся наверху мхи. "Солнце. Ночь же была". Холодная водица через открытый рот медленно вливалась в горло. И глаза уже почти ничего не видели, кроме точки света, пробивающейся сквозь толщу.

Плечи сдавило, потянуло, потянуло, поволокло, всё ближе к светящейся точке, и слепым лицом ударило о мхи, протащило, и с размаху выбросило на берег.

Паша закашлял, лёгкие разрывались, выплюнул горькую водицу. Протёр глаза.

От старого лося остались лишь огромные следы, да клочок шерсти-паутины, зацепившийся за обломанную ветку.

Вечер был хороший. Солнце пробивалось сквозь листву и грело. И отсветы играли на чёрной болотной воде, выхватывая из её глубин багряные мхи. Серые мшистые вешенки росли на наклонённых к болоту стволах. Где-то дальше стучал дятел. С ветки на ветку перепрыгнула белка и скрылась в листве.

Внутри что-то изменилось. Страх исчез бесследно. Уверенность разливалась по телу. Уверенность и спокойствие, когда знаешь свой жизненный путь.

Дышалось легко и свободно.

Но это был уже другой человек.

Павел Антонович вышел из лесу.

На опушке двое ребят тыкали палками в рыжего кота, а тот разъярённо прыгал около пня, защищая что-то маленькое, притаившееся в корнях. Котяра шипел, скалился, подпрыгивал в воздух, выпуская длиннющие когти, и шипел, шипел так, что дрожало сердце. А мальчишки всё усерднее тыкали в кота палками, всё пытаясь попасть поганцу в глаз острым концом.

– Эй, зачем кота обижаете? Что он вам сделал?

Мальчишки остановились.

– У него там бельчонок маленький. Мы хотели его себе забрать.

– И что вы будете делать с бельчонком?

– В клетке от хомяка будет жить, а осенью в Москву повезём. У нас там в школе зоопарк есть небольшой.

– А бельчонка вы спросили? Может, он не хочет с вами ехать?

Мальчики недоумённо переглянулись.

– Это же зверушка. Разве у него могут быть свои желания?

– Ну-ка живо выбросили палки и бегите отсюда прочь, а то я вас как ремнём отстегаю. Чего надумали! В Москву они его повезут... Пошли прочь!

Мальчишки убежали, обиженно оглядываясь. Кот затих. И теперь смирно сидел у пня. Павел Антонович пригляделся. В траве между корней и в самом деле сидел маленький рыжеватый бельчонок.

Кот протяжно мяукнул.

– Беги в лес, - сказал бельчонку Павел Антонович и пошёл от опушки. Но вскоре его догнал и перегнал кот. Отбежал подальше, сел, морду повернул. И Павел Антонович увидел, что в пасти он осторожно держал за шкирку бельчонка.

Кот подбежал к Павлу Антоновичу и положил бельчонка у его ног.

– Мя-у-у!

– Ну ладно.

Павел Антонович подобрал бельчонка и посадил в нагрудный карман. Огляделся. Куда это он забрёл?

Да, всё верно, пока гнался за Козьим Богом по лесу, вернулся к той деревне, где Машу оставил. Только если раньше всё дышало запустением и мертвенной тишиной, то теперь жужжали насекомые, играли резкие трели кузнечики, шелестели деревья, и пахло спелыми яблоками. Кто-то в деревне давил сок.

Рыжий кот мяукнул, глядя на лес. Павел Антонович обернулся. От опушки, чуть прихрамывая, брёл Григорий Арамисович. Ружьё он повесил за спину. Взмокшие волосы прилипли к вискам.

– Ты его видел? Хозяина Леса?
– спросил охотник.

– Видел.

– Хорошо. Значит, лес признал тебя своим стражем.

– Но я упустил Козьего Бога.

– Нет, не упустил. Хозяин Леса его прогнал.

– Но не убил.

– А его и нельзя убить, - усмехнулся Григорий Арамисович. Павел Антонович лишь кивнул в ответ. Он и сам чувствовал и знал: миф нельзя убить. Можно убить человеческую оболочку, но миф останется. Это знание появилось в нём в тот момент, когда он тонул в болоте.