Козий Бог

Раздосадованный и на себя, и на Машу, но больше на себя (вот ведь идиот! Посреди ночи притащился!), майор поехал обратно в Зелёномховск.

Свет фар выхватил из темноты оставленный у обочины велосипед. Он лежал на склоне так, что из высокой травы выглядывал только чёрный прорезиненный руль.

Майор затормозил. Кто это ночью катается на велосипеде? Может, днём, кто забыл? Вышел из машины, телефоном посветил на велосипед. Резина на руле в некоторых местах лопнула, обнажая металлический остов; рама ржавая, седло узкое, из грубой кожи, потрёпанное, почти стёршееся. Видел майор такие велосипеды, они у многих старожилов были. Вчера или уже позавчера, когда ехал на железку этой же дорогой, велика тут не было.

Хотел поехать дальше, но решил подождать.

В лесной чащи почудился свет. Прохладный воздух. Поёжился. Вернулся, взял табельный пистолет. На всякий случай.

По лесу прокатилась тень, изрезанная тенями сосен, и ушла вглубь.

– Есть тут кто? Ау!
– крикнул майор.

И только вдруг испуганные птицы ответили крикливым гомоном. Шурша и треща, упало несколько сухих веток.

Майор спустился по откосу. Мокрая от ночной росы трава цеплялась за брюки.

Тень ещё раз мелькнула впереди. Бросился за ней. Туда, где плотно сходились деревья и их колючие кроны закрывали звёздное небо. Перелез через корягу, запутался ногой в осоке, запутался, вырвался, провалился по колено в мох. На том конце поляны показалась рогатая тень. Тень смотрела на майора в упор. Взгляд её - две жёлтых точки горящих в сплетениях теней и силуэтов - парализовал. Майор похолодел. Вновь то животное чувство страха, вновь те ночные кошмары, как в детстве, когда просыпаешься в поту и сквозь слёзы зовёшь маму, но та тоже рыдает в соседней комнате. Вновь вспоминается окровавленное маленькое тельце, и маленькая ручка, сжимающая твою маленькую ручку. Сквозь воспоминание потянулся к пистолету, руки дрожали так, что пальцы никак не могли схватить оружие.

Раздался выстрел. Рогатая тварь взвизгнула и ломанулась в чащу.

– Промазала, дура.

Майор обернулся.

Прямо позади него стояла Маша. Всё в тех же модных столичных джинсах, но в выцветшей ветровке и в высоких мужских сапогах, в каких ходят рыбаки. Маша перезаряжала ружьё, медленно, с трудом, морщась от напряжения, справилась с цевье.

– Ушёл, - разочарованно сказала она, прицеливаясь во тьму. Опустила ствол.
– Вы - целы?

– Типа того.

Майору, наконец, удалось вылезти изо мхов. Весь мокрый от холодной воды и липкого пота. Чувствовал себя дураком. Он же был так близко! Мог пристрелить эту тварь и покончить со всем!

– Идёмте скорее, - Маша перекинула ремень ружья через плечо.
– Он скоро вернётся.

И свернула вправо, бежала по гряде, усыпанной старыми, сухими веточками и высохшими иголками, бежала по самому краю мхов, всегда выбирая самый удобный путь, будто всю жизнь провела в лесу. Майор за ней, стараясь попадать след в след, и всё же иногда оступаясь и падая, но вставая мокрым насквозь и догоняя чёрный девичий силуэт, петляющий впереди, точно дикий зверь.

– У меня тут машина рядом.

– Нет у вас рядом машины, уже нет, - огрызнулась Маша.

Молодые ели росли столь плотно, что Маша опустилась на колени и поползла под колючими ветвями. Майор чертыхался, продирался за ней, а за шиворот ему обламывались иголки, в ладони впивался всякий сор. Жучок полз по шее и щекотал. И пахло в чаще так сладко, даже приторно, дурманя, что хотелось прилечь и остаться навсегда. Но словно читая его мысли, Маша кричала откуда-то впереди: "Поторопитесь!"

Наконец, они выбрались на залитую серебряным светом поляну, и в малиннике рядом стрекотала лунные серенады цикада.

– Откуда вы знаете дорогу? Вы из столицы, и ориентируетесь в этой глуши!

– воскликнул майор.

– А мне дед Афанасий всё показал, - отчеканила Маша. И тут же серьёзно добавила: - Впрочем, он мне не дед, а так, дядя из соседней деревни. В детстве я часто его встречала, когда мы с бабушкой собирали грибы. Афанасий Петрович Волков, так кажется.

– Волков?
– удивился майор.

– Вы его знаете?

– Встречались, - майор помрачнел, вспомнил прошлогоднее дело о пропавших на болотах. Его напарница, Аня Безликова, тогда Волкова подозревала.

А Маша продолжала:

– Он потом много с бабушкой моей общался. Бабушка его иногда подкармливала после того, как у него жена пропала. Жалко ей его было. А мне он лес показывал, учил ориентироваться. Ладно. Идём. Пришли почти.

Впереди притаились металлические ворота, кое-где сохранились облупки красной краски. Маша лихо перемахнула через них. Нервно переминалась с ноги на ногу, пока перелезал майор.

– Быстрее.

И схватила его за руку. Бежали по булыжникам, иногда - оступаясь, в ямы, проваливаясь. Поворот. Густая некошеная трава, и пахнет спящим клевером. А по обеим сторонам нет-нет да блеснёт сетка забора или вода, до краёв заполнившая бочку.

Наконец, Маша затормозила. Скрипнула калитка, нижней сеткой прошелестела по траве и царапнула дощатый мостик через канавку. Звон цепи. Маша тщательно замуровала вход.

– В дом.

Втолкнула майора на прохладную террасу, где пахло сухим чесноком, аиром и боярышником. Закрыла дверь на ключ, схватила банку и рассыпала у порога соль.

– Теперь он нас не увидит.

– Козий Бог?
– тихо и серьёзно спросил майор.

Маша резко обернулась.

– Что вы о нём знаете?

Под потолком висели маленькие тряпичные мешки, как тот, который он снял с убитого на железной дороге. Эх, не защитил его мешочек. Что Козьему Богу все эти суеверия? Кто боится, за тем он и придёт. Кого отметил, того и возьмёт. За кружевной вязанной бабушкой занавеской жужжала муха. Лампочка качалась на проводе. Время от времени бился мотылёк.

– Маша, разве ты не узнаёшь меня?

Девушка отшатнулась, вжалась в стену, потянулась к ружью, но опустила руку.

– Паша, - почти прошептала.

Майор кивнул.

Они молча разглядывали друг друга, вспоминая давно забытое детство.

– Чай будешь?
– спросила Маша. Только бы ночь переждать, а днём как-нибудь прорвёмся. Чай, настоянный с еловыми шишками, можно ещё добавить листья чёрной смородины и размять ложкой. Варенье из малины достать, на бублик его намазывать. И сидеть молча, стесняясь друг друга. За столько лет ни разу друг другу не написали, не позвонили.

Потом Паша поднял взгляд и увидел в углу над телевизором: висит засушенный много лет назад букетик с васильком и аиром. Тот самый, который он принёс.

В печке догорало. Ночи здесь холодные и тёмные, вот и топишь на ночь, чтобы не замёрзнуть. Приоткрыв печную дверцу, чтобы больше жара шло в комнату, Маша сидела на полу, прислонившись к дивану; на самом диване сидеть было нельзя - пружины выскочили. Паша рядом. Под одним старым пледом. Паша помнил, как бабушка Маши выносила этот плед на улицу и стелила на жёсткую скамейку. Но это было очень давно.

И очень тихо Маша произнесла:

– Баба Таня рассказывала, что Козий Бог питается страхом. Чем больше его боишься, тем большую власть он имеет над тобой.