Красив. Богат. Женат
Шрифт:
Иногда мне кажется, что хвастает перед окружающими своим выкормышем. Дескать, видите, какого спеца из безродного пацана сделал?
Я привык, что все считают меня его протеже, но, бл*дь, занимаю свою должность заслуженно. И более того, готов стать его приемником на посту директора департамента.
Едва совещание заканчивается, как Евгений Владимирович дергает узел галстука и снимает пиджак.
– Плеснешь чего-нибудь?
Кивнув, нажимаю кнопку селектора.
– Катерина, коньяк, лимон и воды.
– Одну минуту, Арсений Рустамович.
– Ты не выпьешь?
– Не хочу.
Столько лет мы с ним родственники, уже пятнадцать лет работаем вместе, а теплыми наши отношения по-прежнему не назовешь.
Тесть человек властный, с тяжелым характером, а я заебался быть ему благодарным за все блага, что есть в моей жизни.
– Ингу проводил? – спрашивает, провожая сощуренным взглядом спину и зад моей секретарши.
– Проводил.
– Может, в этот раз получится?.. – одной рукой поднимает бокал, а второй берет с блюдца дольку лимона.
– Надеюсь.
Опрокинув содержимое в рот, закусывает и резко встряхивает головой.
– Я уже не знаю, каким богам молится, чтобы вы мне внука подарили.
Заебал ныть. Каждый раз одно и то же. Они с Ингой помешаны на наследниках, а мне ровно.
Как только тесть, выжрав полбутылки коньяка, сваливает, я завершаю все свои дела и спускаюсь на парковку. Пока греется двигатель, принимаю вызов от Оли. Наверняка, узнала, что Инга сегодня улетела.
– Привет, как твои дела, Арс? – слышу в голосе улыбку.
– Отлично, Оль.
– Оу, я рада.
– У тебя как?
– И у меня, - смеется мягко, - есть планы на вечер?
Есть. Грандиозные.
– Занят, Оль, - отвечаю, чувствуя, как по телу проходит дрожь нетерпения.
– Ой, прости. Позже тогда встретимся, да? У меня Вадик во вторник в командировку на Дальний Восток улетает.
– Да, я наберу.
– Хорошо. Пока.
Отключившись, бросаю телефон на консоль между сидениями и давлю на газ. По дороге заезжаю в цветочный магазин за букетом белых роз. Вспомнилось мне, как Маришка в доме своих родителей, довольно жмурясь, совала нос в бутоны.
Останавливаю машину во дворе дома и набираю ее номер.
– Да?.. – слышу тонкий голосок.
– Спускайся, малыш, я приехал.
– Я не смогу сегодня, Арсений Рустамович…
– Спускайся, крошка, я соскучился.
Глава 20.
Еще полчаса назад я была уверена, что никуда с ним не поеду. Но сейчас, глядя на его машину из окна, моя решимость тает как снег на мартовском солнце.
Мне нужно подумать еще раз.
Боже… я думала об этом всю неделю. Я ревела каждую ночь, и каждое утро просыпалась с решимостью прекратить с Кравцовым все контакты.
Я думала о своих родных, я пыталась лечить себя фотографиями со страницы его жены. Я даже вчера разрешила Мирону себя поцеловать, но…
Он приехал за мной снова.
Нет, нужно идти. Спуститься, чтобы серьезно поговорить с ним, иначе он так и будет рвать мне душу.
Я скажу ему, что встречаться с ним больше не стану и сразу уйду.
Голоса в моей голове ехидно смеются, но я успешно прикидываюсь глухой.
Разглаживаю
руками подол узкого платья, поправляю завитые в локоны волосы, надеваю пальто и, взяв сумку, выхожу из квартиры.Пока иду до машины, смотрю исключительно себе под ноги. Мне стыдно и страшно, но больше всего я боюсь, что он прочтет в моих глазах, как сильно я ждала этой встречи.
– Здравствуйте, Арсений Рустамович… - говорю, опускаясь в теплое кожаное сидение, - я подумала и решила, что нам не стоит больше…
Договорить мне не дают.
Рывок за ворот пальто, жесткий захват на затылке и наглый сильный язык у меня во рту.
Самостоятельно переключившийся тумблер мгновенно превращает меня в послушную, на все согласную, девочку.
Вцепившись друг в друга, спаиваемся с ним губами и языками. С такой жадностью, словно оба не ели и не пили всю эту неделю.
Она его не любит! Не любит!.. Я видела ее сторис – она снова улетела в Европу. Как она так может?! Я не понимаю! Разве это семья, разве можно так надолго бросать любимого мужа?..
– Привет, - бормочет с улыбкой.
О, Боги!.. Что мы творим?
– На сколько она улетела?
– Не знаю… недели три… - проговаривает хрипловато, обводя контур моих губ подушечкой большого пальца.
– А потом?
– Давай не будем про «потом», ладно?
Сглотнув, моргаю в знак согласия. Всего три недели, а потом он снова про меня забудет.
Смотрю в его безумно красивые глаза, потом на губы. В груди все плавится, а сердце становится огромным – преогромным. И дышать почти невозможно.
Я согласна на эти три недели.
– Но если кто-нибудь узнает…
– Никто не узнает, малыш. Только ты и я.
Обвив его шею руками, прижимаюсь щекой к его щетине, царапаюсь, отвлекая себя от боли в груди. Я не хочу думать о том, что будет потом, не хочу думать о том, как он провел эту неделю со своей женой.
Эти три недели Арс будет только мой.
А потом… От меня все равно ничего не зависит.
Притянув меня к себе второй рукой, Кравцов склоняется и припадает ртом к моей шее. Целует так порочно, так откровенно лижет языком, что я буквально чувствую, как пропитываются влагой мои трусы. В низу живота оседает сладкое томление, нарастает, увеличивается и, наконец, превращается в жуткую потребность, о которой даже думать стыдно.
– Как твои дела, малыш? – как сквозь толщу воды доносится до слуха хриплый шепот.
– Хо… все хорошо… - выдыхаю шумно, услышав, как звякнула моя серьга о зубы Кравцова.
– Вспоминала обо мне?
– Иногда.
– Иногда? – смеется тихо, заглядывая в мои глаза.
Потому что не надо задавать глупых вопросов, Арсений Рустамович.
– Куда мы поедем? – спрашиваю, касаясь пальцами его щетины.
– Туда же.
– В ваш дом? – переспрашиваю, улыбаясь, - не боитесь, что соседи увидят?
– Не боюсь, Мариш. Погнали.
Пока едем загород, Кравцов постоянно говорит по телефону. Иногда, словно забыв о моем присутствии, включает громкую связь. Обсуждает с кем-то работу и какие-то инвестиции. Потом заказывает доставку еды из ресторана.