Красиво разводятся только мосты

— Ничего нового. Что ребёнок в спектре, — ответила Ирка.

— Что это значит? — нахмурился Воскресенский.

Его рельефная грудь под тонкой рубашкой резко вздымалась и опадала на каждый вдох-выдох. По длинной шее текла капля пота. Ирке бы отвести глаза: слишком острые навевало воспоминания, но она подняла голову и бесстрашно посмотрела в его чёртовы головокружительно синие глаза.

— Что он инопланетянин, — усмехнулась она.

— Не понял, — тряхнул головой Вадим.

Она вздохнула. Воскресенский возмужал, повзрослел. Между бровей залегла скорбная складка, под глазами — круги. Когда-то невнятная щетина стала вразумительно гуще. Даже взгляд обрёл какую-то мужскую зрелость, цепкость, тревожную заботливость человека, который умеет брать на себя ответственность, которому не всё равно. Но чувство юмора никогда не было его сильной стороной.

— У него РАС. Расстройство аутистического спектра.

— Он болен? — снова обернулся к Андрею Вадим. И смотрел, не отрываясь, этим своим новым, чутким, чтоб его, взглядом.

Хорошо, что ребёнок не видел его внимательно-сострадательный прищур.

Ребёнок повис рядом с другими пацанами на деревянном верстаке. Тощий, потный, с ободранной коленкой, замазанной зелёнкой, испачканными краской руками (до езды на лошади они были на уроке у монаха-иконописца), в густой кудрявой шевелюре застрял кусочек пушистой серой шерсти (перед рисованием божьих ликов пытались «валять» валенки), перебирал ногами по хрусткой соломе, тянулся вперёд, стараясь ничего не пропустить, отмахивался от надоедливой мухи.

— Он не болен, — шагнула к Воскресенскому Ирка. Ногти больно врезались в ладони. — С ним всё в порядке, понял!

Муха, наконец, отстала. Полетела в сторону лотка с сахарной ватой. Она проводила её глазами, разжала кулаки.

— Может, нужны ещё какие-нибудь обследования, анализы, врачи, специалисты? — теперь Воскресенский бдительно всматривался в её лицо. — Педагоги, дефектологи?

«Дефектологи? — её брови невольно дёрнулись вверх. — Может, он и про тьюторов знает?»

— Нужны, — кивнула она, — но мы разберёмся сами. Спасибо за помощь, Вадим Борисович. Это было очень важно для нас, — сказала она заученно вежливым голосом, как дежурный оператор, отвечая на звонок.

Может, чуть язвительнее, чем хотелось, ведь всё до последней буквы было искренне: она действительно благодарна Вадиму Воскресенскому. Благодарна, что её жизнь разделилась на «до» и «после». Разделилась тогда, когда они встретились и она залетела. Разделилась сейчас, когда увидела его с женой, а ребёнку подтвердили диагноз.

— Ты не хочешь сказать о нём отцу? — не удивил её Вадим. — Я знаю, где он. Могу с ним связаться. Я уверен, он бы…

— Какой же ты всё-таки дурак, Воскресенский, — покачала головой Ирка. Вроде умный, но такой дурак. Тяжело вздохнула. — Спасибо, ничего не надо. Андрей, пойдём! — крикнула сыну. — Андрей!

Тот услышал. Нехотя попятился, не сводя глаз с покрасневшего от натуги и жара огня бородатого стеклодува. Запнулся.

— Держись! — кинулся к нему Воскресенский.

Глава 78

Не успел. Помог подняться. Отряхнул от соломы. Взъерошил волосы, подбадривая.

— Не сильно ударился?

— Нет, — смахивал Андрюшка прилипшее к голым рукам сено.

— Ну, счастливо добраться, — легонько козырнул Воскресенский.

— К пустой голове руку не прикладывают, — тут же громко парировал Андрей.

— Ты подумай, какой… дерзкий, — усмехнулся Вадим, провожая его взглядом.

Тут просилось «Как же он похож на меня», но этого он, конечно, не сказал.

— Угу, весь в мать, — улыбнулась Ирка.

— Позвони, как доберётесь, — засунул руки в карманы Воскресенский. Так глубоко, словно хотел весь в них влезть, спрятаться.

— Это ни к чему, — покачала она головой.

— Ну хоть напиши. Два слова.

— Не боишься, что их прочтёт жена? Мало ли что я напишу.

— Пиши что хочешь.

— Правда? — удивилась она. Прозвучало как «Только пиши! Пожалуйста!»

— Правда, — он тепло улыбнулся. — Я, кстати, в Питер переезжаю. Уже снял квартиру, офис. У меня там совместный проект с другой компанией.

— Да, я слышала, — кивнула Ирка. — Софт-запуск прошёл успешно, все дела.

— Я переезжаю, а Вероника нет, — сказал он задумчиво. — Ей климат не подходит.

— М-м-м... сочувствую, — хмыкнула Ирка. — Ну там недалеко.

— А ты всё такая же, — вздохнул он.

— Как и ты, — улыбнулась она. — Ну, пока, Вадим Воскресенский?

Он кивнул. А когда они уже пошли, вдруг окликнул.

— Ир!

Едва слышно, но она услышала. Обернулась.

— Мне жаль.

— Мне тоже, — она взмахнула руками. — Но что уже теперь.

Развернулась и пошла.

— Мама! Мам! Мам! А можно так делать дома? — бежал с ней рядом его сын, которого он так и не узнал, которого так и считает чужим, вприпрыжку, радостный, возбуждённый, довольный.

— Как? — Ирка сглотнула стоящий в горле ком.

— Выдувать стекло, — он забежал вперёд, развернулся. Уставился на неё удивлённо: — Ты что плачешь?

— Конечно, нет, — она сморгнула слёзы. — Что-то в глаз попало.

Хорошо с шестилетними мальчишками, попало так попало, в глаз так в глаз — он уже забыл.

— А я могу стать стеклодувом? — он шмыгнул носом, вытер рукой, мазнув до самого локтя.

— Конечно, можешь, — остановилась Ирка, полезла в сумку. — Сразу после того, как станешь великим композитором. Или кем ты там собирался стать, продавцом в музыкальном магазине?

— А я могу стать сразу и стеклодувом, и продавцом?

— Конечно, милый. И конструктором пожарных машин, и знаменитым учёным, и отчаянным путешественником, и всем, кем захочешь. А пока на, вытри нос, — протянула она ему салфетку. — И давай зайдём в парикмахерскую и сострижём уже это безобразие у тебя на голове.

— И бабушка меня не узнает, — хитренько захихикал он.

— Устроим ей сюрприз, — подмигнула Ирка, обняла сына.

Как там говорится? Хорошо быть женщиной? Деньги заработаю. Любовь завоюю. Успеха добьюсь. Счастье — рожу!

Предупреждённая бабушка в аэропорту усердно делала вид, что внука не видит.

«А где наш Андрюшка-то?» — оглядывалась она. Театрально прижимала к себе руки, вздыхала и охала, на радость ребёнку, а уж как удивилась, когда наконец «узнала».

Андрей довольно засмеялся, быстренько её обнял и с криком «Север!» радостно рванул к Петьке, скромно стоящему сбоку с букетом.

Ребёнок всю поездку предвкушал, что расскажет Северу, как в зоопарке какал белый медведь, как они ехали по канатной дороге над Москвой-рекой, как катались на двухэтажном автобусе. Переживал, будет ли Север с ним дружить, когда женится, разрешит ли ему с ним дружить другая тётя. И мечтал похвастаться, как упал, разбил коленку, но даже не заплакал.