Красная королева

Слезы бежали по лицу сами собой, без моего участия. Не принося облегчения или успокоения. «…Такая же мразь, как и свекровушка покойная… Может, лучше бы я родами сдохла… А ведь еще и Богерт есть… И его тоже… Не хочешь, дрянь? А придется! Или он тебя в монастырь, а из Сашки вырастит покорное дерьмо… Да еще и Элли может замуж спихнуть за урода. Мало ли что там политика диктовать и требовать будет…» — мне было до соплей жалко себя, я боялась за детей. Мне было тошно от этого мира. Я просто не понимала, какие силы зла засунули меня в этот чертов Луарон и почему я должна страдать, а не жить себе спокойно и весело.

— Ваше величество!

— О! Херцог! Што? Вам уже дол…жили?! Я пы-ка еще к…ролева… Могу себе пы-зволить!

Герцог де Сюзор — единственный в этом мире, кому дозволено было входить в мои апартаменты без доклада. Даже покойный Ангердо никогда не пользовался этой привилегией. Впрочем, до этого момента не пользовался и герцог.

— Тусси, помоги мне отвести её величество в опочивальню. Гастон, тазик!

— Ни в кы-кую почивальню я идти не с…бираюсь. В конце концов, я десь к…ролева, а не кошкой насрано!

Со словами: «И прости, Господи, грехи наши, ибо не ведаем, что творим!» герцог рывком, чуть не вывернув мне руку, поднял растекшееся тело из кресла. Под мышкой у меня немедленно оказалась голова Тусси, которая, наполовину взвалив меня на себя, поволокла прямиком к кровати. В тот вечер слугам досталось по полной. Де Сюзор почти до полуночи сидел в кресле недалеко от меня и командовал процессом:

— Гастон, смени тазик! Тусси, оботри королеве лицо и дай еще воды. Та-а-ак! Отлично… Тусси, сходи и лично проследи на кухне, чтобы в звар не добавили лишнего.

Ближе к полуночи мне немного полегчало. Да, по-прежнему кружил голову «вертолет», но блевать мне больше было нечем, и я сидела в кровати с полузакрытыми глазами, сдерживая мерзкий озноб и медленно отхлебывая горячий травяной напиток. А герцог де Сюзор недовольно выговаривал мне:

— … такое поведение недопустимо! Если до кардинала дойдут новости…

— Не дойдут… — я снова отхлебнула обжигающий напиток, — Не дойдут до кардинала никакие новости.

— Ах, вот оно что!.. — герцог резко встал с кресла, лично прошел до двери и, выглянув в приемную, убедился, что посланная за новой порцией отвара горничная еще не вернулась. Он скомандовал:

— Гастон, займите место за дверью.

Затем герцог вернулся к кровати, слегка склонился ко мне и шепотом осведомился:

— Вам надоело жить, ваше королевское величество? Только прикажите, и завтра же с утра вас отвезут в прелестный и уютный монастырь, где вы и скончаетесь от холода и поста в течение пары месяцев. Только не рассчитывайте, что я стану поддерживать сына такой слабовольный женщины. Ее королевское высочество Ателанита за жизнь своего сына готова была горло перегрызть. Не заставляйте меня думать, ваше величество, что я поставил не на ту королеву.

Глава 8

Я не выходила из королевских покоев, сказавшись больной. Первый день и в самом деле был весьма мучительным: болела голова, мучили сухость во рту и озноб. История о ночной рвоте королевы облетела дворец, и по сведениям, которые регулярно поставлял Гастон, всполошились придворные не на шутку.

Через три дня после моей попойки скончался кардинал Ришон, а на следующий день в лучший мир отошел папский легат. Придворные сократили количество визитов во дворец, предпочитая отсидеться дома. Поползли слухи о холере, которую, по мнению многих, скорее всего, привез из-за моря папский легат.

Герцог де Сюзор собрал необходимые пять подписей под ордонансом, и Сольгетто было закрыто на карантин. Запретили как въезд, так и выезд из города, все торговые сношения и любые другие способы сообщения. Стража на всех воротах была усилена и получила надбавку к жалованию.

В самом городе уже через несколько дней царила серьезная паника. Смерть, забравшая сразу двух высокопоставленных церковных чиновников, и подозрительная болезнь королевы пробудили сплетни о том, что это не просто болезнь, а Божье наказание за жадность и прочие грехи.

К случаям смерти, даже произошедшим по вполне естественной причине, народ относился с опасением и даже ужасом. Все вспоминали чудовищную эпидемию, которая около сорока лет назад выкосила половину страны. Живы были еще старики, потерявшие в ту эпидемию родителей, братьев-сестер, соседей. Истории, которые они рассказывали, сводились к тому, как сперва человек болел, а потом приходили Господние слуги и сжигали дом вместе с больным.

Гастон пересказывал мне свежие сплетни почти с удовольствием. Это сидение взаперти существенно сблизило нас. Хоть и странен был со стороны союз королевы и лакея, но я никогда не забывала о том, что вся прислуга — живые люди: люди, которые могут ошибаться, люди, которые могут помочь. Да, зачастую я знала о них слишком мало. Очень уж разный у нас был социальный статус, сильно мешающий каким-то межличностным отношениям. По меркам этого мира лакей и королева, беседующие по душам, — нарушение всех и всяческих устоев.

Однако сейчас, когда мы были практически заперты в комнате втроем, и я отказалась пустить к себе даже доктора, время тянулось необыкновенно медленно. Если Гастон еще выходил просто для того, чтобы получить порцию свежих сплетен и принести еды с королевской кухни, а также доставить дрова для камина, то Тусси не покидала меня ни на минуту.

— Тусси, иди отдохни. Ты же знаешь, что на самом деле я не больна.

— Так-то оно так, ваше королевское величество. А не дай Бог, кто зайдет неожиданно?

— Кто посмеет без предупреждения ворваться в покои королевы?

— Ну, мало ли, — туманно отвечала горничная.

На второй день лежания я не выдержала: приказала подать халат. Шторы на окнах спустили, чтобы никто через окно не пытался увидеть происходящее. Зажгли свечи, и я достаточно комфортно провела некоторое количество времени, читая и разбирая кое-какие бумаги. Немного скучно сидеть взаперти, но очень полезно для поддержания уровня сплетен.

Фрейлин ко мне не допускали по моему приказу. Более того, всем, кто жил во дворце, было велено сидеть по комнатам и не высовываться во избежание заражения. К сожалению, я прекрасно понимала, что эта игра может продлиться очень недолго: никакой холеры не существовало, а значит, довольно быстро люди в городе поймут, что болезни нет. Начнутся смуты и волнения, недовольные купцы и торговцы будут мутить народ. А как бы было полезно, если бы столица оставалась отрезанной от остального мира хотя бы пару месяцев!

Честно просидев взаперти двенадцать дней, я объявила себя выздоравливающей и потребовала фрейлин и советников. Принимала их лежа в постели и поддерживал имидж выздоравливающей, но сильно ослабевшей женщины.

Фрейлины, хоть и были изрядно напуганы, пришли, а вот советники отправили письма, где ссылались на нездоровье и запрет лекарей покидать постель. Это было даже немного забавно, тем более, что пока я «болела», по решению церковного совета, который в этот раз вел любимчик покойного Ришона кардинал Экберт Годрик, тела самого Ришона и папского легата решено было сжечь. Боясь распространения болезни, братья во Христе отказали своим «родственникам» в приличествующем их сану погребении.