Красное, белое и серо-буро-малиновое

Землю у крестьян отобрали и вернули помещикам, всё было как при царе, а жить как при царе мало кто из головотяпов уже хотел. Народ хлебнул изрядного глотка свободы из бочки революций и обратно в царское ярмо не хотел. Поэтому приход Красноглуповской армии был воспринят глуповцами скорее радостно, чем тревожно. Разве что блаженная Агафья, которую испугал грохот барабанов, под звуки которых в город заявилась Зойка Три Стакана, упала на площади у собора и стала есть сырую землю, что-то бормоча про ромашки да лютики.

Через неделю она распухла от неизвестной болезни и тихо померла ночью на паперти центрального собора Глупова. Как блаженную, её похоронили за счёт общины. Во время похорон, как свидетельствуют сегодня все церковные истории о жизни благочинной Агафьи и современные головотяпские историки, по всему Глупову пронёсся некоторый тревожный гул, воздух наполнился благовониями, а все жители Глупова при этом дружно рыдали и крестились, поминая Агафью громким добрым словом. А уже когда спустились сумерки и на небе засияли звёзды, одна из них дрогнула, скользнула вниз, и из того места, где она упала, через всё ночное небо воссияла радуга.

Но, впрочем, я не знаток этой части истории и за достоверность этого происшествия не ручаюсь – что написано в анналах, то и передаю.

Красноглуповцы, как уже говорилось, вошли в Глупов с барабанным боем. На соборной площади под чавканье Агафьи, которая поедала сырую землю, Зойка Три Стакана провела митинг по поводу освобождения города от белых войск, время от времени недовольно оглядываясь на потенциальную святую, чавканье которой мешало Зойке Три Стакана сосредоточиться.

– Доколе? – как всегда, начала она. – Доколе помещики и буржуи, попы и купцы будут издеваться над простым народом? До тех пор, пока сам народ не возьмёт, под руководством большевиков, власть в свои руки! Мы освободили Глупов от этого гнёта и дадим другую власть – подлинно народную, советскую власть! Ваши, дорогие глуповцы, отцы и братья, мужья и … мужья, не щадя свой кровушки разбили белых в великой битве при Грязнушке. Теперь наша задача – гнать врага не только за пределы Глупова и губернии, а выгнать за пределы России-матушки и на его плечах принести всему миру мировую революцию! Да здравствует советская власть! («Ура!» – закричали дружно глуповцы и красноармейцы.) Да здравствует товарищ Ленин! («Ура!» – опять закричали глуповцы и красноармейцы.) Да здравствует мировая революция!

Несмолкаемое «Ура!» повисло в воздухе.

После Зойки Три Стакана выступали многие из красноглуповцев и простых жителей города. Под вечер разошлись. А поутру они проснулись…

Гражданская война далеко…

После того как события столь стремительно перевернули страницу истории Глупова от советской власти к Первой Головотяпской республике и обратно к советской власти, в Глупове началась новая жизнь.

Прежде всего Зойка Три Стакана отправила тов. Троцкому телеграмму следующего содержания:

«Ваше приказание разгроме белоглуповских полчищ полностью выполнено. Решительным штурмом Красноглуповская армия опрокинула врагов мировой революции моста Грязнушку, нанеся сокрушительное поражение белым, полностью освободила Глуповскую губернию. Скорбим погибших ожесточённой борьбе товарищах, делу мировой революции все глуповцы верны последней капли крови».

Об «ожесточённой борьбе» Зойка Три Стакана, конечно, приврала, но дело это вполне обычное – с кем не бывает!

На телеграмму Зойки Три Стакана в ответ из Москвы пришло такое сообщение:

«Поздравляю замечательнейшей победой. Красноглуповская армия расформирована. Каменная Стальная дивизии включаются армию Юго-Западного фронта. Командирам дивизий вместе с бойцами прибыть недельный срок Царицын группу Ворошилова. Тов. Розенбам заняться восстановлением хозяйства губернии должности предгубкома. Ленин».

Получив эту телеграмму, глуповцы были озадачены. Никто не ожидал, что армию, столь блистательно разгромившую белых, расформируют. Это во-первых. Во-вторых, все друг друга спрашивали шёпотом: кто это – Розенбам? Новый человек из Москвы? Или кто?

Все разговоры и домыслы были прекращены Зойкой Три Стакана. Прочитав телеграмму, она густо покраснела и, опустив глаза долу, тихо, но внятно произнесла:

– Это я – Розенбам. Я – Зоя Абдукадыровна Розенбам.

Даже если бы обрушился потолок, или вдруг кариатиды зала Дворянского собрания начали красить губки и стыдливо прикрывать свои асбестовые обнажённые груди, это бы не произвело такого ошеломляющего известия, как слова Зойки Три Стакана. Никому в голову не могло прийти, что у неё есть нормальная фамилия, более того – имя и отчество. Шок – это по-нашему! Все услышавшие Зойкин шёпот в изумлении раскрыли рты, и немало глуповских мух закончили свои беспечные дни в этих зияющих ямах.

Так беспечный легкокрылый мотылёк, привлечённый в чёрной летней безлунной ночи ярким манящим светом трепетно горящей свечи…

Но что это вдруг меня потянуло на лирику? Я ж об истории…

Вернёмся к архивам и их правдивому и суровому изложению.

Итак, немало глуповских мух погибло в те две минуты после того, как Зойка Три Стакана произнесла:

– Это я – Розенбам. Я – Зоя Абдукадыровна Розенбам.

Она стояла, опустив глаза вниз, как будто школьница, которую уличили в том, что она тайком на уроке физики красила губы новой губной помадой Череповецкого металлургического комбината.

Глуповцы, пока Зойка Три Стакана, вздыхая, приходила в себя, не шевелились. Даже Камень, посвящённый, казалось бы, в самые глубины тайн Зойки Три Стакана, стоял как зацементированный, больше всех открыв свою пасть (слово «рот» здесь, поверьте, неуместно).

– Ну что ж, товарищи! Задание партии и СНК надо выполнять, иначе мировой революции нам не видать, – бодро произнесла, встрепенувшись, Зойка Три Стакана, сняв тем самым завесу пугающей тишины. – Нам нужно не только бить врагов, мешающих делу революции, но и восстанавливать мирную жизнь в стране – начать, так сказать, производственный и сельскохозяйственный путь к коммунизму.

Глуповцы закрыли рты и судорожно сглотнули. Некоторые особо невезучие не сглотнули, а проглотили.

Сборы были скорые. Блистательное «дело» у моста через Грязнушку привело к тому, что красноглуповцы захватили большой запас вооружения белоглуповцев и, сдав под расписку Зойке Три Стакана имевшиеся у них рогатки, вооружились винтовками и пулемётами. Две дивизии быстренько расположились у границ губернии. Белые, в целях выравнивания фронта, отступали к югу, и их не было видно ни в подзорную трубу, ни в полевой бинокль с колокольни центрального собора Глупова. Военные действия переносились далеко за пределы Глупова и губернии, хотя, на всякий случай, глуповцы продолжали сражаться – палить во все стороны из ружей и пушек из своих окопов, блиндажей и занятых ими крестьянских изб. Одновременно с этим войска собирались в Царицын. Сегодня сложно представить себе, как можно одной рукой сражаться с белыми, а другой штопать портянки и портки да укладывать вещи в поход, но в те далёкие годы и не такое бывало, судя по официальной истории.

Постреляв ещё немного и окончив сборы вещей, глуповское воинство было готово к отправке. На вокзал провожать бывшую Красноглуповскую армию, её бойцов и командиров пришли все работники глуповских советов, все большевики и остальные непартийные жители города. Зойка Три Стакана, она же – тов. Розенбам, перецеловала всех отъезжающих, пожелала им поскорее добить врага и вернуться в родной Глупов. Её прощание с Камнем было кратким и суровым. Оба страшно переживали по поводу предстоящей разлуки, понимая, что эта разлука может быть и навсегда, поэтому они крепко жали и трясли друг другу руки, не решаясь обняться, – свои чувства они не особенно афишировали, хотя все глуповцы давно уже всё знали об их отношениях. И только тогда, когда поезд до Царицына со штабным вагоном во главе двинулся, они вскрикнули разом и слились в вечном крепком поцелуе, как будто бы их навсегда склеили клеем «Момент». Но нет ничего вечного. Даже поцелуи, как бы сладостны и желанны они ни были, не бывают вечными. Как писал известный древнегреческий философ в одной из советских хрестоматий по философии: «Всё течёт, всё изменя». Революционная сознательность сделала своё, и Камень с трудом оторвался от Зойки Три Стакана и впрыгнул на ходу в открытую дверь вагона, где был подхвачен руками своих сослуживцев.