Красный цветок

– Я тебя умоляю!
– брезгливо поморщился он.
– Эллоис, ты ведь разумен? Посуди сам, ну, на кого можно повесить крайне необходимую, безнадежную, смертельную, вне всякой опасности, работу? Спустя всего несколько недель в тканях уже начинаются необратимые процессы. Даже если не сдохнешь от вскрывшихся по всему телу язв, радоваться жизни вряд ли когда-нибудь придется - инвалиды и радость не совместимы. Ни за какие деньги (а желающие платить тоже как-то в очередь не выстраиваются) люди не согласятся работать на таких условиях.

– Надо полагать, - сухо отозвался племянник.
– Твоя правота бесспорна. Никто ни за какие деньги не согласится растворять свою плоть и засыпать образовавшиеся раны солью. Так что решение ссылать сюда смертников, с твоей точки зрения, вне сомнений - рациональное и разумное: и топор палача сухой; и город процветает. А главное - широкие массы общественности понятия не имеют, чем оборачивается подобное 'милосердие' для тех, кого пощадили. Не удивлюсь, если ты являешься автором и разработчиком данного проекта,- язвительно отозвался Эллои*сент.

– К стыду моему - нет, - скромно потупился дядя.
– Но я был его ярым сторонникам.

Те*и изобразил тяжелый вздох:

– Мне жаль, ребята, что вашему взору предстала эта, мягко говоря, неприятная, картина. Но невинных здесь нет. Эти люди - свирепые убийцы. Они честно платят по счетам. Думайте так и, возможно, вам будет немного легче созерцать тяжесть их бытия. К тому же сегодня ночью мы покинем Соленый. Предстоит сложный путь. У каждого своя судьба.

Я успела заметить, что Те*и являлся изрядным треплом. Он мог уболтать кого угодно, от мала до велика. Правда, на этот раз вещание проходило перед крайне неблагодарной аудиторией: племянники знали его слишком долго, и не хуже меня понимали: по-настоящему добрым этот человек мог быть только к очень узкому кругу людей. Все остальные в его сознании представали либо средством, либо той самой идеей, ради которой и необходимо изыскивать вышеупомянутые средства.

Мы пустились в путь, как только начало вечереть. Солнце ещё заливало долину густым цветом крови, уныло освещая каменные соляные пласты. Соль под ногами хлюпала, и воображению на краткое мгновение блазился липкий сахар. И сам себе ты виделся глупой мушкой, залетевшей в необычную бесконечную паутину. Дышалось с трудом. Воздух густой, перенасыщенный соляными парами, обдирал горло, раздражая легкие.

– Как долго простилаются соланчаки?
– задала я вопрос Къе*три, шагающему рядом, по правую руку.

– Не более, чем на пару десятков миль. Дальше идти станет легче.

– Два десятка милей - сколько же это будет километров?
– поежилась я.
– Около тридцати?

Боюсь, в моем голосе явно слышались тоска и уныние.

– Приблизительно. Мы справимся. Если бы возникали сомнения в этом, разве нам позволили бы сюда сунуться?

Изин*фрэс снисходительно на него покосился.

– А теперь подумай о том, - прозвучал за спиной голос Аста*рэль - что все эти тридцать километров придется пройти за семь часов, оставшихся до восхода солнца. Пешком. И возможно твое хорошее настроение немножечко испортится?

– В любом случае, это не смертельно, - не оставил Къетри оптимистичного тона.

– Не смертельно, - поддержал его Эллоис*сент, - но утомительно.

– Хуже всего то, что нам всем придется вспотеть, - нейтральным тоном поставил точку в лишенном смысла разговоре Изин*фрэс.

Дальше топали молча и торопливо, памятуя о том, что после рассвета придется оказаться в настоящей Бездне.

Соль под ногами быстро остывала. С моря дул непреходящий ветер, остужая воздух. Но, пропитанный солью, он неизменно затруднял дыхание.

Спустя пару часов на наших балахонистых одеяниях заискрились первые кристаллики соли. Спустя четыре часа все мы стали напоминать глазированные фигурки. Белые, рвущиеся на ледяном ветру тряпки, оказались неспособными защитить кожу от соли.

Когда показалось, - все, дальше ни шагу ступить не могу, ни упрямство, ни гордость, не заставят меня удержаться на ногах, - Зак отдал приказ остановиться.

Я позволила ногам подогнуться прямо там, где стояла. Как оказалось, зря. Нужно было заставить себя дойти до палатки.

Мучила жажда. Но я сильно сомневалась в том, что смогу пить. Гортань саднила так, что обыкновенный процесс дыхание превратился в изысканную пытку. Я провалилась в сон, как будто потеряла сознание.

День проспали, словно зачарованные.

– Поднимайся, Оди, - разбудил меня голос Изин*фрэса.
– Давай. Ты сможешь.

Сжав зубы, удалось подняться на ноги.

Всюду была соль: в горле, в глазах, на теле. В складках одежды. Соленая вода, воздух. Само небо пропиталось ею.

Те*и обеспокоено окинул меня взглядом и одарил одобряющей улыбкой. И откуда он только брал силы, чтобы улыбаться?

– Всем держаться на ногах. До последнего!
– отдал приказ Зак.
– Если свалится один, его придется нести другому. А это означает уменьшение шансов для всех нас. Вперед!
– чтобы не случилось.

'Не могу', - кричала каждая клеточка в теле.
– 'Не могу!'.

Но все остальные нашли в себе силы подняться? Никто не позволил себе раскиснуть. Проявить слабость или хотя бы раздражительность. Спокойные и собранные, будто являлись чистым духом, а не ранимой плотью, Чеар*рэ двигались вперед.

И злясь на весь белый свет, сжав зубы, на злости, как на топливе, я заставила себя двигаться. Если даже робкая Сиэл*ла не сломалась, сумею и я. Без вариантов.

Когда солнце повторно загорелось на небосклоне, я не сразу поняла, что под ногами больше не соль - обыкновенный песок. Воздух давно стал чистым, освободившись от примесей солей. Она просто скопилась в носоглотке, вот и продолжала мерещиться.

Очередной привал.

И сон. Сладкий, как небытие.

Глава 3

Пески

– Ты всерьез предлагаешь тащиться через пустыню на своих двоих, Зак?
– брезгливо кривя губы, щурясь на солнце, спросил Те*и, пристально вглядываясь в линию горизонта, затянутого струящейся дымкой марева.

Температура в полдень на градуснике достигала красной отметки, подбираясь к цифре шестьдесят. Воздух при таком значении становился видимым.

Пока не взошло солнце, пески притворялись ледяными и черными. Когда же ослепительный желтый монстр вскарабкался на чистую зелень небес, как краб, медленно, но верно, пески задышали жаром. Раскаленные, они были не многим лучше соли.