Крестное знамение

— Это нормально?

Пейн отрицательно покачал головой.

— Там, откуда мы прибыли, подобное исключено.

— Один наш коллега сделал несколько фотографий места падения вертолета, однако у нас не было возможности проявить снимки. Мы надеемся, что они помогут нам прояснить тайну крушения.

Брови Фрэнки вопросительно изогнулись.

— Пленка все еще у вас?

— В общем, да, — ответил Джонс. — А что?

— У нас здесь есть университетская фотолаборатория. Я могу проявить ваши снимки, если вы не против.

Обрадованный представившейся возможностью, Пейн с благодарностью взглянул на Фрэнки и произнес:

— Да, конечно, мы не против.

— Превосходно! Давайте мне пленка, я постараюсь сделать все как можно скорее.

Нехотя Джонс протянул пленку Фрэнки и не сводил с него глаз, пока тот не вышел из комнаты. Как только они снова остались одни, Джонс процедил сквозь зубы:

— Надеюсь, ты не ошибся насчет этого парня. Мы только что передали очень важные улики человеку, которого практически не знаем. Мы даже…

— Расслабься! У меня хорошее предчувствие относительно Фрэнки. Он нам очень поможет.

Словно услышав его, Фрэнки появился в комнате, держа в руке фотокопию.

— Специально для вас, синьор Пейн. Думаю, вам нужно это посмотреть. — Он подчеркнул свои слова, поцеловав по итальянской традиции кончики пальцев. — Охранник прав. Та женщина, которая сбежать отсюда, была bellissima! [17]

— В самом деле? — Джонс выхватил фотографию из рук Фрэнки прежде, чем Пейн успел ее увидеть. — Ух ты! Он в самом деле не шутит. Она восхитительна. Где вы взяли снимок?

17

Прекрасна (ит.).

— Полиция обнаружить его на одной из камер слежения, и я забирать его у них. Надеюсь, вы довольны.

— Очень доволен, — отозвался Пейн. — В высшей степени.

Фрэнки широко улыбнулся, услышав его похвалу.

— Отлично! Возможно, я смогу быть чем-нибудь еще полезен, до того как идти проявлять пленку?

Пейн отрицательно покачал головой и повернулся к Джонсу. Тот так увлекся созерцанием портрета загадочной женщины, что почти забыл об их существовании. По тому как его друг вперил взгляд в фотографию, Пейн понял, что интерес у него, мягко скажем, не профессиональный.

Чтобы отвлечь его от разглядывания снимка, Пейн громко произнес:

— Ну, как ты думаешь, нам нужно что-нибудь еще?

Джонс ответил ему улыбкой:

— Только время. Дайте мне время, и эта женщина будет моей.

Глава 37

Заброшенный склад кишел пауками, но Мария Пелати не возражала, так как здесь они могли чувствовать себя в относительной безопасности. Доктор Бойд в конце концов согласился с ней, хотя на то, чтобы смириться с нынешним положением, у него ушло значительно больше времени. Сама мысль о необходимости скитаться и искать ночлег, подобно бомжу, вызывала у него содрогание. И только когда профессор растянулся на бетонном полу, он почувствовал, что благодарен судьбе даже за такое удобство.

— Профессор, — позвала Мария, подкладывая какое-то тряпье себе под голову. — Можно мне задать вам один личный вопрос? Меня всегда интересовало, были ли вы когда-нибудь женаты.

— Я давно предчувствовал, что вы когда-нибудь обязательно спросите меня об этом. На протяжении десятилетий он преследует меня. Нет, моя дорогая, я никогда не был женат. Занимаясь преподаванием, путешествиями, исследованиями, я так и не нашел достойную женщину… А вы? Почему в вашей жизни нет мужчины?

— В каком-то смысле, наверное, потому, что я следую по вашему пути. Я слишком много и долго работала, чтобы теперь все испортить, особенно когда так близка защита докторской. Но могу обещать вам одно: как только получу степень, моя жизнь тут же кардинальным образом изменится.

— Неужели?

— Да, именно так, как я сказала, — заверила его Мария. — Я всегда мечтала иметь семью. Поэтому в самом недалеком будущем настанет такой момент, когда личная жизнь выйдет для меня на первое место. И когда это произойдет, берегитесь! Ни один мужчина на планете не будет в полной безопасности.

— Такой красивой девушке будет нетрудно найти поклонника. И даже целую сотню их. А что родители думают о вашем замужестве? Я слышал, как вы частенько ворчали по поводу отношения к вам отца. Он что, действительно с таким презрением относится к тем решениями, которые вы принимаете?

Мария еще сильнее покраснела.

— Мне кажется, он с еще большим презрением относится ко мне, чем к моим решениям. У моего отца старый европейский менталитет, и для него женщины — слабый и глупый пол. Он совершенно искренне полагает, что мы созданы только для того, чтобы служить мужчинам.

— Да уж, действительно старый менталитет! А как ваша мать смотрит на подобные варварские взгляды?

Мария ответила не сразу.

— К сожалению, я уже никогда этого не узнаю… Моей матери не стало до того, как я смогла задать ей подобный вопрос.

— О, Мария. Я не знал. Извините меня за бестактность.

— Все в порядке. Мне полезно будет выговориться.

Бойд улыбнулся Марии, лег и стал слушать.

— Когда я была маленькой, мы с матерью очень дружили. Мы вместе играли, вместе ходили в парк, вместе читали книги. Отец не позволял ей заниматься никакой работой — у нас в доме был целый штат прислуги, — поэтому у мамы было много свободного времени, которое она проводила со мной. Она была самой лучшей мамой на свете. Такой любящей, такой заботливой. Она всегда говорила, что я должна стремиться воплотить свои мечты в жизнь. Любой бы позавидовал тому, что у меня такая мама…

Голос ее вдруг сорвался, она не могла подыскать нужных слов.

— К сожалению, отношение отца было совсем другим. По крайней мере ко мне. У меня было два сводных брата. И отец носился с ними, как с сокровищами. В особенности с Роберто. Все внимание было обращено на него. Отец постоянно хвастался его способностями и талантами. Часто брал его с собой на работу и в командировки. Но я не завидовала. У меня была мама, а у моих братьев отец. И я даже думала, что в нашем мире все так устроено. — Девушка замолчала и перевела взгляд на лунный луч, что проникал в склад сквозь грязные окна. — Так я считала до девяти лет.

Мария глубоко вздохнула.

— До того времени я никогда не была свидетелем столкновений между родителями. Настоящего скандала. С криками, плачем, угрозами разного рода. И когда он случился впервые, это был истинный кошмар. Два человека, дороже которых для меня в мире не было никого, сошлись в настоящей битве. С точки зрения ребенка, в таком сражении не бывает победителей. Само по себе происшедшее было отвратительно, но оно показалось мне еще более ужасным, когда я узнала его причину.