Крик и шепот

Агата, чувствуя мое расстройство, бросается ко мне. Она обнимает меня за талию.

— Ты молодец, Тыковка. Альбом, который ты так тщательно собирал, помог им увидеть самое главное. Это трудно, но у них получилось. Правда.

— Сколько вам лет? — спрашивает мама у Агаты.

— Шестьдесят восемь, — отвечает Агата. — Кейди, Боунз и Йео мне как внуки. Я бы пропала без них.

— Спасибо, что приглядываете за моим мальчиком, — мама улыбается и протягивает ей руку, которую та берет без колебаний.

Агата кивает и, извинившись, выходит из комнаты. 

* * * 

— Так кто же о ней заботится? — папа хмурит брови. Он разделывается с еще одним куском пирога и откидывается на спинку стула.

От его вопроса я ощетиниваюсь.

— Я.

— Последние двенадцать лет ты не мог делать этого, потому что учился. Кто ухаживал за ней и следил, чтобы она не причинила себе боль? Или чтобы один из ее альтеров не навредил ей? — я знаю, что отец не нападает на меня, и все же не могу не защищаться. — Йео, я знаю, что ты не хочешь слышать это, но ей нужен круглосуточный уход.

Стиснув зубы, я огрызаюсь.

— Сейчас я здесь. И никуда не собираюсь. Она прогнала меня в надежде, что я найду кого-то получше. Но я не хочу никого лучше. Я хочу ее. Я даже пошел в медицинский, чтобы иметь возможность помочь ей. Я изучал все известные человеку психические заболевания, особенно ее. Сейчас мы вместе. Все будет хорошо.

— Но что будет, если тебе придется работать? Или уехать из города по делам? Когда ты будешь спать или выполнять поручения? Кто позаботится о ней? Ты не сможешь таскать ее с собой по всему городу. Это бремя слишком велико, чтобы тащить его в одиночку, сынок, — в его глазах читается боль. Боль за обоих — меня и Кейди.

Мое сердце сжимается в груди.

— Я не один. Они помогают мне.

Дин бросает на Баркли недовольный взгляд.

— Ее другие альтеры тебе помогают?

— Да, — рычу я. — Будучи в колледже, я разговаривал с ними по телефону и следил. Они любят ее и не хотят, чтобы с ней что-то случилось.

— Так как ты изучал медицину, то из всех людей именно ты должен понимать, что она нуждается в помощи и твоих возможностей тут недостаточно, — голос папы звучит успокаивающе.

Сжав кулаки и прижав руки к бедрам, я рычу на него:

— Папа, я в состоянии помочь ей лучше, чем кто-либо. Потому что люблю ее. Я привел вас всех сюда, чтобы вы попытались понять Кейди. Но я не собирался давать вам еще больше поводов оттолкнуть ее от меня. 

* * * 

— Эй, Пожиратель котят, — со смехом говорит стоящий позади меня Боунз. — А чего это ты так психуешь? Что, трусишки жмут?

Как бы я ни любил Боунза, но сейчас для его появления совсем неподходящее время. Я поворачиваюсь к нему, и меня передергивает. Он одет в типичный для Боунза наряд — только свисающие с бедер джинсы на низкой посадке, и никакой рубашки. Для меня он просто друг. Для них — полуобнаженная, странно себя ведущая Кейди.

— Боже мой, — бормочет папа.

Игнорируя их, Боунз проходит в гостиную и плюхается в кресло Кейди. Он проводит пальцем по вырезанному на древесине имени Нормана. Боунз что-то бурчит себе под нос, а потом поднимает на меня глаза.

— Этот гаденыш спрятался. Мразь, растлитель малолетних.

Дин таращится на грудь Боунза.

Мои родители и Пэтти предпочитают смотреть в другую сторону.

— А где Агата? — очевидно, что папа испытывает дискомфорт.

Боунз ухмыляется.

— Она послала меня сюда, чтобы разобраться с вами, ублюдки. Сказала, что дерьмо здесь накаляется. Что вы утащите отсюда Пожирателя котят, если я не приду и не вмешаюсь. Ну, вот и я, — говорит он и подмигивает Дину. Затем неожиданно для всех хватает себя за промежность. — Я чертовски голоден. Что мы едим?

Когда Баркли начинает смеяться, явно забавляясь поведением Боунза, я напрягаюсь.

— Вы, должно быть, разыгрываете меня сейчас. Что тут происходит? Сумасшедший дом. Йео, бро, я чертовски подустал, хотя нахожусь здесь всего час. Как тебе удается столько лет сохранять свою голову в здравом уме?

Я уже собираюсь ответить, когда Боунз поднимается со стула.

— Закрой свой поганый рот, собака! — его тело дрожит от ярости. В защитной ярости. Он пытается защитить меня.

Меня согревает то, что он заступается за меня.

— Собака? — шипит Баркли и встает.

— Гав, — дразнится Боунз.

Лицо Баркли становится ярко-красным.

— Чувак, успокойся, черт побери, — Дин пытается усадить брата обратно в кресло. — Ты вступаешь в спор с девчонкой.

Неправильные слова.

Бл*.

— Как ты меня назвал? — клокочет Боунз.

Взгляд Дина падает на татуированную грудь Боунза, и он смеется.

— Я назвал тебя девчонкой, потому что ты ею и являешься. Если ты прямо сейчас снимешь штаны, у нас будут доказательства, и… — Дин не успевает закончить свою мысль, как Боунз взбирается на стол и нападает на него.

У моего брата нет шансов против моего лучшего друга. Ведь один сумасшедший, а другой нет. У больного человека нет границ. Боунз выцарапает ему сердце и скормит его нам на обед.

Я не успеваю выйти из парализовавшего меня ступора, как кулак Боунза наносит три быстрых яростных удара. Обхватив его руками, я оттаскиваю его от брата и вытаскиваю из столовой. Я слышу, как папа ругает братьев, пока тащу Боунза вверх по лестнице в его комнату. Он борется и извивается, готовый к драке. Но я сильнее и не отпускаю его.

Не раньше, чем я захлопну за нами дверь и прижму его к ней.

— Боунз, успокойся, черт побери! — приказываю я, учащенно дыша.

Его глаза расширены от ярости. Он хотел обидеть моего брата. Ради меня. Боунз всегда присматривает за Кейди, потому что ей это нужно. Лишь благодаря этому я понимаю, насколько он заботится и обо мне тоже.

— Посмотри на меня, — требую я.

Боунз встречается со мной взглядом и немного смягчается.

— Эти двое просто говнюки.

— Ты просто злишься, потому что Кейди расстроена. Потому что появился Норман. Остынь, чувак.

— Ты пытался, но у тебя ни хрена не получилось, — кипит он. — Они просто не понимают ее. Не понимают нас.

Наклонившись вперед, я прислоняюсь своим лбом к его.

— Они — не самое важное. Я понимаю ее, тебя, Агату и всех остальных. И это главное.