Кровь боярина Кучки
Шрифт:
– Нет, ведала. А этой ночью ужаснулась. Ты сквозь годы прозрел мою судьбу… Костер! Он дышит на меня. Его огонь уже во мне.
– Текуса закрыла лицо руками, - Нет спасения!
Род бережно коснулся её дрожащих плеч.
– Спасенье, может быть, и есть. Я попытаюсь. Сперва верни мой крест.
Текуса, высвободившись, отбежала в тёмный угол, порылась в головах одра, где до его прихода бодрствовала в ночи.
– Возьми свой христианский талисман. Ещё раз прости безумную воровку.
Он принял материнскую реликвию, надел.
– Теперь веди.
– Нет.
– Текуса стала перед дверью, растопырив руки.
– Там злой надим [456] .
Взяв её за руки, Род молвил не без гнева:
– Мы теряем время!
[456] НАДИМ - приближённый царя.
За дверьми одрины ждала Онтонья. Втроём пошли по переходам. Вот половина царицына сменилась половиной царской, потому что Сарагурь и её спутников не сразу пропустила стража.
– Царица во дворце уже почти не властвует, - шепнула Бака.
В большой палате на высоком ложе, вспененном обильем покрывал, не видно было умирающего. Один светильник в изголовье едва разгонял тьму. Чуть-чуть поодаль в железном кресле сидел масластый длиннолицый кукраз, свесив смоляные космы. Он в терпеливом ожидании смотрел на ложе. Взгляд на вошедших был тяжёл.
– Вот Семендер, - шепнула Бака.
Надим с царицей говорили неприязненно. Почти что властелин в конце концов взмахнул рукой и отвернулся.
– Он в тебя не верит, - шепнула Бака.
– Он обещает тебе смерть.
Целитель подошёл к одру.
– Прибавьте свету, - попросил Род по-кыпчакски.
Внесли второй светильник.
На ложе в пене покрывал желтели мощи. Жизнь в них едва теплилась. Род отыскал невесомую костлявую руку, потом нащупал другую.
– Выйдите все!
Вышла только Бака.
– Надим не хочет покидать царя. Я тоже не покину, - твёрдо вымолвила Сарагурь.
– Отойдите от одра подальше, - велел Род.
Главный царедворец и царица отошли.
Смертный холод из обтянутых пергаментом костей проникал в тело целителя сквозь пальцы, державшие почти безжизненные кисти долгожителя. Пришлось великой волей призвать всю внутреннюю теплоту, чтобы противостоять этому холоду. Почуяв свою победу, Род огласил ложню страшным голосом:
– Призываю тебя, могучий Од! [457] Взываю к тебе, великан Од иль! Пусть сила силу нудит. Пусть сила под пнём клубом бьётся. Красные муравьи, кровавые капли! Под магнитовым камнем сила магнитова… - Род понимал, что иссохшее дерево, лежащее перед ним, вот-вот будет сломлено смертью. Хоть бы чудом удалось влить в него свежие соки, размягчить старую древесину, вернуть ей упругость. Гибкое легко гнётся, да трудно ломится. Руки волхва-целителя плавно передвигались с седого черепа к утлой груди, с острых плеч к мягким запястьям, голос звучал внушительнее: - Через силу и конь не прянет, я пряну! Огонь силу взял, я отдам! Слабейший из сильнейших сильнее сильнейшего из слабейших. Чья сила, того и воля. Беру под силки! Пусть в больного сила войдёт, пот в пот, кровь в кровь. Нивка, нивка, возьми мою силку! Я мощный, дюжий, крепкий, здоровый, властный… Могу! Могу!
[457]
ОД - невесомое вещество, сила, магнетизм.Чаушнар разжал веки, мутно глянул в глаза творящего заклинания, сухие пальцы нетерпеливо перебирали покровы ложа.
– У комаришка - силишка, у цыплёнка - силёнка, - кричал тем временем Род.
– У меня, великанища, - силища! Сила по силе, осилишь. Сила не под силу, осядешь…
Царь сел на своём одре.
Из угла рокотнул затравленный рык Семендера. Из другого угла - горличий вскрик Сарагури.
– Вся сила в накале!
– неистово возглашал целитель.
– Куй, пока кипит, куй, пока кипит!.. Размогшийся, возмогай!
– Подайте халат!
– властно пропищал царь.
Что за шум тут поднялся! Едва державшийся на ногах Род ещё видел затуманенным взором, как Чаушнар в солнечном халате выпущенным из заточения скакуном бегал по одрине, плюхнулся в железное кресло, где только что сидел Семендер, вновь вскочил, что-то резко приказывал, на кого-то крикливо гневался…
Бака? Нет, нет, И лека выводила целителя из царской опочивальни. И едва вывела, подошёл Белендшер:
– Позволь отереть пот с твоего лица, господин…
Влажное потирало закрыло уста и ноздри. Род непроизвольно вдохнул эту терпкую влажность. Миг… и явь уступила место глубочайшему сну.
11
Княжеский поезд мчался по дресвяной дороге сквозь болотные топи, лесные дебри через Новгород-Северский в землю вятичей и далее в суздальские края. В наглухо закрытой карети о двух занавешенных слюдяных оконцах сидели в мягких подушках колени в колени лицо к лицу Улита с Лиляной.
– Не борозди горючими слезами свои наливные щёчки, государыня моя милая, - советовала Лиляна.
– Все в руках Божиих.
– Молилась нощно и денно, - размазывала по лицу горе Улита душистым кружевным лепестом.
– Бог грешницу не слышит. Тиран ревнивый, половецкая образина, предательски отдал в рабство источник жизни моего сердца, опору моей души…
– Гюргий едва не проклял сына, когда Андрей покинул его, - несколько изменила стезю беседы Лиляна, - Уцепился за свой Остерский Городец, как тонущий за травинку. Победители ждут, когда побитый унесёт ноги, а тот юлит лисичкой со скалочкой. Каково Андрею плавать в позоре? Разумно настропалился к дому.
– Разу-у-умно!
– простонала Улита.
– Теперь я до гробовой доски не увижу своего света. На юге, на границе Дикой Степи, он все-таки был ближе, а на севере…
– Вспомни, как он в Москов к тебе из дальних далей снегом на голову упал, - жарко зашептала Лиляна, - ещё при жизни твоего батюшки, царство ему небесное.
– Слушай, слушай, - в свою очередь зашептала княгиня своей наперстнице, - Андрей-то перед самым отъездом угадай, о чём завёл со мной речь будто бы ненароком? О монастыре!
– Вевея, подколодная змея, ловко же проползла в последнюю твою тайну, - тяжело вздохнула Лиляна, - Это я о придумке с Агапитом-лечцом.
– Детей после этого отобрал, Граню и Гюрю, - вновь залилась слезами княгиня.
– Сказывают, галичанку проклятую тщетно звал во Владимир. Разлучница пока затаилась в Галиче.
– Что же Яким проглотил язык?
– рассердилась Лиляна.
– Тише!
– насторожилась Улита.
– Возатай может услышать. Всюду теперь за мной уши да глаза. А Яким себя бережёт для крайности. Ведь Андрей источает молнии. Будущее может стать страшней нынешнего.