Кровь боярина Кучки
Шрифт:
– Вот!
– выкрикнула она.
– Немного!.. Разденусь перед тобой вся, увидишь…
Род отступил в испуге. Женщина оправила на себе одежды.
– Как скажут ваши славяне, плотиугодие!
– не могла она успокоиться.
– Хороша любовь!
– возмутился Род.
– Ах, Найден!
– замахала руками Ольда, - Мальчик ты ещё. Не любовь! Для любовной пакости у него Жядько с Клочком. Я - для сумасшествия.
– Думал, Невзор любит свою чагу, - опешил юноша.
– Одаривает от души. Пожаловал шубу-одевальницу, серьги с каменьями…
По неведению он не понимал её слов, хотя видел: женщину довели до крайности.
– Моя шуба дом сторожит!
– зло вывернула Ольда с изнанки
– А серьги - одиначки!
– тряхнула она одной подвеской, - А камень - льянец!
– показала она литую подделку.
– Как полонили под Суздалем - к тётке ездила, - как забрал атаман на своё ложе, так истязает второй уж год. Вельзевул в аду!
Род преисполнился жалости к варяжке-страдалице.
Отчаянно хохотала она за пиршественным столом. Отчаянно обнажала язвы на своём теле. И тут же съёжилась под пристальным взглядом ведальца.
– Я так легко доверилась тебе, Найден. Ты не бродник! Дай мне хороший нож, и сохраним нашу тайну.
– Нет, я не дам ножа, - покачал головой такой же яшник, как и она.
– Не ты убьёшь атамана. Другие! А тебя, Ольда, я вижу на улице Янева возле Волхова в вашей новгородской варяжской братчине. Рядом с тобой человек без правого уха. Тоже светловолосый. Брови белые, очи красные.
– О!
– воскликнула Ольда.
– Не могу верить, не могу! Ты узнал моего брата Евальда. Он блафард [160] . Ему ушуйники в битве отсекли ухо. Как ты мог знать?
[160] БЛАФАРД - альбинос.
Несколько мгновений она восхищённо созерцала юного провидца, потом нежданно бросилась ему на грудь, крепко обняла, поцеловала в губы. Вторая женщина целовала его. Только от Улитиного поцелуя живительное тепло растекалось по телу, а поцелуй Ольды обжёг губы, и колющие иглы поскакали по жилам. Юноша отшатнулся невольно. Варяжка тоже отступила.
– Не серчай за мою женскую благодарность. Буду верить тебе и ещё немного терпеть. Ведь скоро мы станем свободны, правда?
За окном послышались крики.
– Про себя мне знать не дано, - нахмурился Род, - А тебе обещаю: скоро!
– Гайда! Гайда!
– уже громче слышалось сквозь пузырчатую оконницу.
– Это Сенка Возгря, кликун [161] , - узнал Род.
– Какой-то новый сполох в Азгут-городке. Твоё отсутствие могут заметить. А нож отдай, чтоб не искушал.
Ольда отдала ржавый нож, запахнула шубу-одевальницу и ушла через чёрный ход. Плешок вбежал почти тут же и закричал:
– Снаряжайся, Найден! Айда Бараксака брать! Наши нюхалы следят его поезд на Старо-Русской дороге. Обережь небольшая. Товару тьма-тьмущая. А главное - Бараксак! Уж он поплатится за своё предательство. Сам атаман возглавит поимку.
[161] КЛИКУН - глашатай.
– Меня до сих пор не брали в ватагу, - напомнил Род.
– Теперь велено всем!
– настаивал Плешок.
– Снаряжайся!
Вскорости все население Азгут-городка за исключением малой охраны покинуло деревянную крепость. Шли прямиком через лес пехотой, чтобы кони в глубоком снегу не проваливались. Невзор в окружении своих отроков скользил стороной на коротких лыжах. Ватагу вёл Оска Шилпуй.
– Не тяни задницу [162] , не тяни!
– слышалось вокруг.
[162] ТЯНУТЬ ЗАДНИЦУ - отставать.
Фёдор
Дурной, продираясь в хвое, завидел Рода и подмигнул. Плешок вооружил своего подопечного боевой рогатиной и кривым ножом. В валенок зачерпнулся снег и таял, холодя ногу.Эх, сейчас бы на быстрых лыжах скользнуть в сторонку и петлями, петлями! Бродников запутать в следах, а потом охотничьим бегом - вперёд, вперёд, куда иглы елей глядят!.. Несколько поприщ [163]– и родное новцо: яшный квасок у очага, добрые очи и умные речи Букала… Ан нет! Данное слово крепче оков. Лишь судьба или смерть вызволят из этой западни.
[163] ПОПРИЩЕ - дневной переход или путевая мера (ок. 1,5 км).
Бродники умостились в снежных окопах в виду дороги. Тишина!.. И вдруг юноша поднял голову, навострил слух.
– Што?
– прошептал Плешок.
– Боркуны! [164]– молвил Род.
– Ну и слух у волхвенка!
– удивился лежащий вблизи Могута.
Потом все услышали дальний звук торгового поезда.
Когда передняя тройка вывернулась из-за соснового поворота, ей позволили вывести на прямую дорогу весь поезд. И вот прозвучал резкий пересвист, хоть затыкай уши. Лучники каждый со своего участка выбирали заранее оговорённую цель. Одни метили в скудную числом обережь, другие в возатаев на коренниках, третьи в коней. Короткой была расправа. Верховые не успели оборониться, возатаи кулями попадали с высоких седел, кони - те, что ещё оставались на ногах, - застыли. Тогда, покрывая ржанье и стоны, лес огласил общий дикий крик:
[164] БОРКУНЫ - бубенцы.
– Шарапь, ребята-а-а!
Род, по выражению бродников, «тянул задницу».
Не поспешил участвовать в нападении. Когда подходил к возкам, второй и третий с товарами уже уводили в направлении Азгут-городка. А возле первого ещё барахтались, управляясь с хозяевами.
Вот мимо провели под руки старого харястого булгарина без шапки, с плешинами от вырванных косм в седой голове, с разбитыми губами и дико вытаращенными очами.
– У, харя!
– злобно сказал Бессон.
– По твари и харя, - поддержал шедший рядом Могута.
Вели Бараксака, догадался Род.
К возку он подошёл, отстав от Могуты с Бессоном. Те уже трясли попонами и мехами, выворачивая все наизнанку. На снегу у полозьев лежал калачиком избитый связанный человек с вывернутыми карманами.
– А кошелёк-то с бубенчиками!
– восхищался Плешок, взвешивая на ладони добычу, - Найден!
– обратился он к Роду.
– Постереги-ка этого яшника, - указал на лежачего.
– Его в крепость повезут. А с Бараксаком здесь расправляться будем. Атаману не терпится. Да и нам тоже. Уже верхушки двух берёз наклонили за ноги привязать злеца. Уй, будет потеха!
Когда они ушли, Род взглянул на яшника. Молодой, породистый, годами десятью постарше. Смотрит, ненавидя.
– Кто таков?
– спросил Род.
– Новгорочкий купеч Зыбата Нерядеч.
– Зыбата Нерядец? Не слыхивал, - тщетно припоминал юноша, - Да у нас на Людогощей улице и купцов было не обильно.
– Мы - ониполовици, - сплёвывая кровь, объявил Зыбата.
– Ониполовичи?
– переспросил Род.
– Торговая сторона? А Богомил Соловей тебе ведом?
– Нет Богомила, - сквозь стон произнёс Нерядец.
– Попал в разборку. Славянский конеч разбирался с Неревским. А я похоронил Соловья. Так и не окрестился старик.