Кровь в его жилах

— Это точно! — серьезно подтвердил Петров. — Тут даже спорить не о чем.

Магомобиль летел и летел по пустой дороге, подбираясь к серебряной глади Идольменя. Светлана нахмурилась:

— А разве нам сюда? Вы, Александр Еремеевич, говорили про Низинковские болота… — Сердце почему-то ухнуло в груди, словно что-то поменялось в мире, а она не заметила, не уловила, не поняла.

Громов нахмурился:

— Владимир?

Отозвался, как обычно, Демьян:

— Туда, туда едем, не извольте сумлеваться. Аккурат между двух магдетекторов трупу нашли. Между Егерским и вона тем. — Он пальцем ткнул куда-то вперед, словно что-то видел. — Этим… Маяковым магдетектором. На свертке к Ермиловке нас ждать и должны. Аккурат середина.

— Где? — не поняла его Светлана. Привычный к крестьянскому говору Демьяна Громов любезно пояснил:

— На повороте к мосту через Ермиловку нас должен ждать местный урядник.

Она нахмурилась: «сверток» — то, что сворачивают. Логика в словах Демьяна была, но это же надо так поворот обозвать!

На повороте, кстати, их никто не ждал. Снег уже замел возможные следы урядника, если он тут вообще был. Мост, старый, деревянный, узкий — в одну телегу шириной, — был пуст. На перилах застыл лед. Крупинки снега пытались зацепиться за него, но улетали прочь под порывами не угомонившегося ветра. За мостом начиналось заросшее камышами болото, ровное, как раскатанный блин, до самой кромки сливавшегося с сизым небом Идольменя. Только видно кое-где выступающие, как спинки китов, синие камни, которые ледник устало бросил на полпути — не дотащил до Каменки. Далеко за болотом вырастал Маяковый мыс — один из последних холмов вдоль западного края Идольменя. Узкая, из расползшихся в стороны подгнивающих бревен, старая гать шла от моста в болотные заросли. Ею пользовались только рабочие, обслуживающие автоматический маяк.

Журчала среди крутобоких камней еле заметная в зарослях хилых, угнетенных ив Ермиловка, сейчас совсем мелкая в кипенном кружеве заберег. Сизая вода несла в Идольмень прозрачное ледяное сало — начался шугоход, скоро эту речку и все остальные в округе скует лед до самой весны.

Дорога от моста резко поворачивала прочь от Идольменя к жилым местам: к деревне Ермиловке, к железке, к далекому Ольгинску. Тут многочисленные озерца, уверенно заболачивающиеся год от года, перемежались еще живым и отказывающимся сдаваться болотам лесами, полными ветролома.

Петров остановил магомобиль аккурат на повороте и устало откинулся на спинку сиденья. Зевнув, он сонно потер красные от недосыпа глаза и принялся ждать распоряжений.

Громов огляделся, прошипел себе под нос свою любимую «холеру» и сказал, доставая из кармана мундира кристальник, судорожно трещащий шестернями внутри медного артефакторного короба:

— Сидите тут в тепле. Я телефонирую и выясню, на какие рога унесло урядника… — Он потряс кристальник в руках, словно это могло помочь артефакту нащупать сигнал с ретрансляционной башни Суходольска. До сих пор во многих местах телефонный кристальный сигнал оставлял желать лучшего. Наверное, до Маякового мыса ремонтники еще не добрались после землетрясения.

Шинель забирать у Светланы Громов не стал — так вышел, чуть вжимая голову в высокий, твердый ворот мундира. Ветер трепал его короткие волосы, серебрил редкими снежинками, ледяными искорками соревновавшимися с золотом вышивки на мундире.

Силуэт Громова стал мерцать, то исчезая, то появляясь снова в круговерти снега и придорожной пыли, каждый раз чуть дальше. Светлана поняла, что он машинально уходит в кромеж — междумирье Яви и Нави. Кромешники, такие, как Громов, живут лишь там. Все остальное для них так, декорация, забавная театральная постановка живых и мертвых. Сама Светлана не ходила в кромеж уже больше месяца — как раз с жертвоприношения на Вдовьем мысу. Никто из живых не должен снова узнать, что она кромешница. Достаточно того, что это помнит князь Волков. Понять бы еще, как он применит эти знания. Скорее всего обернет их против Светланы, тут и гадать нечего.

— Кхе-кхе, — привлек к себе внимание Демьян. — Светлана Лексевна…

— Что? — она дернулась, отвлекаясь от поисков затерявшегося среди медленно угасающих деревьев Громова.

— Да я че… Хотел сказать… Я помню: вы кромешников на дух не переносите…

— И.? Причем тут кромешники? — старательно спокойно сказала она. Сердце тем временем заходилось в груди — неужели Громов не стал скрывать от друзей, кто он?

Ответил ей неожиданно Петров:

— Не слушайте глупцов, Светлана Алексеевна. Александр Еремеевич как был человеком, так им и остался.

— Агась! — подтвердил Демьян. — Найду, кто про Лександра Еремееча слухи распространяет, что он кромешник, так руки оборву и с ногами поменяю. И скажу, что так и было. Человек он, причем почти семейный!

Демьян сонно зевнул — на самом интересном моменте! Впрочем, Светлана грустно улыбнулась: за Сашку она была рада. Раз стал почти семейным, значит, смог влюбиться — он не тот, кто женится по расчету. Значит, с ним все будет хорошо.

Петров укоризненно пробурчал, не открывая глаз:

— Демьян, а самому себе оторвать ноги и поменять с руками?

— А че я сказал? — не понял парень. — Я токмо правду сказал. У Лапшиной младшей и Лександра Еремееча все слажено. Вон, почти каждый вечер после службы встречаются. Скажи еще, что это не оно самое?

— Балабол ты! — возмутился Петров. — О таком не говорят. Пока в газете не будет объявления о помолвке или об оглашении — это все домыслы.

Демьян дернул плечом:

— Эти домыслы скоро видно будет…

Светлана побелела — то, что Вера Лапшина беременна, она не знала. Надо вырваться в кромеж и научиться ходить в Навь. Кое-кому надо уши призрачные оборвать! Такого от Дмитрия она не ожидала. Впрочем, он был не мальчишка, еще и бесконтрольный, невоспитанный, следовало что-то подобное предполагать. Надо же, она станет тетей. У неё будет племянник. И что с этим делать, она пока не совсем понимала. Память-то у Лапшиных стерта. О ночных визитах Дмитрия, ставшего когда-то упырем, они обе не в курсе.

Дверца открылась, запуская голодные языки холода, они жадно лизнули Светлану по лицу, не пробравшись под шинель. Громов сел на сиденье, потирая ставшие красными от холода пальцы:

— Дело такое… Я дотелефонировался до станции на железке… Урядник Кротов, который нас должен был ждать, временно отошел погреться.

— Пьют-с? — понятливо хмыкнул Петров. От него угодливого словоерса Светлана не ожидала.

— Пьют-с-с-сволочи, — повторил за ним Демьян. — И что будем делать, вашбро… высокородь?

Громов поморщился, достал из кармана знакомую серебряную фляжку со сбитнем — одна так и лежала дома у Светланы. Она не знала, как её вернуть, а главное, как объяснить то, что фляжка оказалась у неё.

— Будете? — предложил он Светлане. — Тут сбитень. Он еще горячий. Согреетесь.

Он теперь снова был маг и проблем бытового плана был лишен.

— Нет, спасибо. Грейтесь сами. — Она знала его нрав: обратно фляжку он не примет, оставит ей, а она еще предыдущую не вернула.

Он понятливо кивнул, завертел обратно крышку, так и не сделав глотка, и убрал фляжку обратно во внутренний карман мундира, задумчиво пожевал губу, а потом подтвердил слова своих помощников:

— Пьют-с-с-собаки. Смысла ждать урядника нет — сейчас темнеет рано. Так что я сам нашел тело — тут недалеко оказалось. Сейчас пойдем, Светлана Алексеевна осмотрит, даст заключение, а потом сами обследуем. Кстати, нам повезло. Тело в лесочке лежит, не в болоте. Даже ног не замочим. Ну… С Богом…

Светлана подала Громову его шинель и быстро вышла на улицу. Ветер тут же заигрался прядями её волос, то и дело кидая их в лицо. Пора стричься или терпеть, пока отрастут. Эх, сделать бы так, чтобы р-раз, и они уже были длинными… Она огляделась. Странно… Матвей, напутствуя в дорогу, обещал иное. Как он там говорил? Кочки, сырость, болотник, комары… Ни комаров, ползающих по снегу, ни тем более болотника — тот уже поди десятый сон видел в тепле своих болот, согретый кикиморами. Светлана передернула плечами — иногда, оказывается, и Матвей ошибается.