Кровь в его жилах

Кажется, она все же смогла открыть глаза. Только увидела тьму — пока еще глаза привыкли. Тумбочка вся в розах. Белых. Розовых. Вызывающе алых. Неужели в оранжерее Волковых закончились белые розы? Баюша, спящая в ложбинке между грудью и левой рукой. Кошка похудела, от неё только кожа да кости остались. В углу кресло. В нем спящий Мишка, запрокинувший голову назад, так что видно беззащитное белое горло. Он тоже осунулся, еще и зарос. Сколько же она пряталась во тьме?

Светлана попыталась пошевелиться, и боль отомстила, алым цветком распускаясь где-то в животе.

— Х-х-холера… — еле выдавила Светлана. Баюша тут же дернула ухом и привстала передними лапами больно упираясь в надплечье.

— Пришла в себя… Надо же… Вот глупая котенка!

Светлана облизнула сухие губы и прохрипела:

— Демьян? — почему-то первым всплыло в памяти его имя.

— Жив. Что с ним сделается.

— Влади…

— Тоже жив.

— Сашка? — Светлана точно знала, что он жив, но лучше уточнить. Мало ли.

Баюша обижено прошипела:

— А вот он — не уверена! Ты почто Сашеньку так не любишь?

Она рассмеялась, глотая слезы — живот просто заполыхал болью. Ответить Света не смогла. Баюша ткнулась ей в лицо своей лобастой головой:

— Глупая… Кто ж умирает, любя. — Шершавый язык, как терка, прошелся по щеке. Этого Светлана уже не выдержала — вновь ушла во тьму. Там было спокойнее. Она так и не спросила, сколько же часов валялась в забытье.

Следующий раз она пришла в себя вечером — за окном медленно садилось белесое солнце. Она открыла глаза, попросила санитарку, сидящую в кресле, попить и… Все завертелось вокруг. Принеслись медсестры, прилетел растрепанный Авдеев, еще какие-то мужчины в белых халатах. Всего стало слишком много: людей, звуков, прикосновений, и, не понимая и половины произносимых слов, Светлана сочла за лучшее снова уйти в темноту — там хотя бы такой суеты не было. Там по краешку земли, по кромке мира, где холодные воды Идольменя лижут босые стопы, между водой и землей змейкой шли, держась за руки, русалки в простых рубашках и венках из разнотравья. Одна за одной, и угадать, которая из них её сестра, невозможно… Из темноты Светлану вырвали едкой вонью нашатыря. Она закашлялась от такой подлости — сами понюхали бы такое, прежде чем давать пациентам!

— Приходите, приходите в себя, Светлана Алексеевна, хватит от нас прятаться! — подозрительно ласково сказал Гордей Иванович.

Светлана открыла глаза. Суета в палате закончилась. Солнце, прячась за стволами сосен больничного парка, любопытно заглядывало в палату косыми, пыльными лучами, расчерчивая на полу квадраты переплетов оконных рам. Кажется, это был совсем другой день. Авдеев, в белом халате и смешном колпаке на голове, сидел на краю кровати, внимательно рассматривая Светлану. Поймав её взгляд, он удовлетворенно кивнул самому себе и вытянул вперед руку с загнутыми пальцами — поднес её прямо к носу Светланы:

— Сколько пальцев видите, Светлана Алексеевна?

Она попыталась ответить, поперхнулась и кашлем прочистила горло — во рту слюны не было, там, словно в Сахаре, все спеклось.

— Ф…

Гордей Иванович нахмурился, пытаясь вспомнить цифры, начинающиеся на «ф». Он снова ласково повторил:

— Ну же, голубушка, сколько пальцев вы видите?

— Фсе, Гор… — она осеклась, поздно вспоминая, что с Авдеевым официально никогда не пересекалась — это прошлое стерла баюша из памяти Громова и доктора.

Авдеев вопросительно посмотрел на неё:

— Простите.?

— Гор… Ко… Горько… Во рту, — пролепетала она глупое оправдание.

— А, это… Лекарства, наверное. — Он встал и подал стакан с водой, мерзко теплой, воняющей старым чайником. Гордей Иванович помог присесть, еще и стакан поддержал у рта, пока Светлана жадно пила крупными глотками — оказывается, даже такая противная вода бывает желанной. — Я Гордей Иванович Авдеев, ваш лечащий врач. Вы находитесь в отделении хирургии. Вы помните, как сюда попали?

— Нет, — честно призналась она, опускаясь на подушку. Про Сашку и кромеж нельзя рассказывать. Наверное.

Авдеев поставил пустой стакан на тумбочку — еле нашел место среди ваз с розами. Вокруг все было в опавших, увядающих белых лепестках. Светлана заметила — сегодня на тумбочке не было алых роз. Сколько же дней она провела в небытие? Два? Три? Пять?

Она, боясь услышать ответ, спросила, опережая Авдеева:

— Сколько дней я тут лежу?

Гордей Иванович замялся на миг:

— Сегодня одиннадцатое ноября, день блаженного Максима. — И не давая Светлане осмыслить, что она пропустила целый месяц своей жизни, он напомнил: — вы не ответили на мой вопрос: назовите последнее, что вы помните?

Светлана старательно принялась перечислять, пытаясь осознать, что осень почти закончилась и началось предзимье:

— Лес у Ермиловки… — Принять, что она целый месяц потеряла, было сложно. Как там расследование закончили без неё? И закончили ли? Целый месяц… Волосы, наверное, отрасли… Чтоб она еще раз захотела ускорить время! — Поляна с опятами…

На этих словах Авдеев нахмурился — мало кто верит, что в снегу могут расти грибы. Еще психиатра вызовет.

— … труп неизвестной, светоч в её корзине. Вот с этого момента ничего не помню.

— Хорошо! — энергично кивнул Авдеев. — Это хорошо — ваша память не пострадала.

Светлана поморщилась и вспомнила главное — то, что должно интересовать любого мага, кроме кромешников, конечно:

— Как… Я выжила? — Ответ она знала сама, но нельзя это показывать окружающим.

— Это очень интересный вопрос… Очень интересный. И важный. И любопытный. Вам, Светлана Алексеевна, дивно повезло, что вас успели к нам доставить живой. И то, что рядом оказались маги Громов и Волков. Вот они вам и объяснят все. Я же лишь могу сказать, что светоч сжег вам чуть ли не половину брюшной полости — чудо, что удалось почти все магически восстановить: и петли кишечника, и брюшную стенку. Правда, селезенку пришлось удалить, но новейшие исследования доказывают, что это абсолютно бесполезный орган. Так что горевать о селезенке и не стоит.

Светлана вздрогнула, уже представляя счет за подобные услуги. Авдеев продолжил:

— М-да… Брюшная стенка только-только восстановила свою целостность — окончательно она восстановит свою функцию опоры и защиты внутренних органов только через полгода где-то. Все это время ходить в корсете. Я абсолютно серьезен — без корсета даже не пытайтесь вставать, иначе заработаете себе грыжу. Проснулись — и сразу же лежа надели корсет, затянули и только тогда — вставать.

— И где я могу приобрести… — Думать о простом было проще, чем представлять, что потеряла по собственной глупости целый месяц.

— Вам уже купили несколько, — смутился Авдеев, отводя взгляд куда-то в сторону.

— Простите? — Светлана замерла, впрочем, тут же осознавая — Мишка! Он обожает делать ей подарки. Кто же еще.

Авдеев старательно сухо сказал:

— Попросите своих сиделок — они вам помогут с корсетом.

Светлана уловила главное:

— Сиделок? Разве больница предоставляет…

— У вас три нанятых сиделки. И я понимаю, что деньги правят миром, но не до такой же степени… — Авдеев смутился, у него даже уши заалели: — Прошу — поговорите со своим… покровителем… Хватит превращать нашу больницу в имение Волковых.