Кровь в его жилах

В палате резко потемнело. Погода за окном менялась — с Идольменя натянуло серых, низких туч, царапающих землю своими снежными брюшками, и солнце спряталось. Природа замерла в ожидании снега. Сосны за окном зашумели, мотая верхушками под внезапными порывами ветра.

Ждать визитов пришлось недолго. Еще сиделка не успела вернуться, как в палату постучали. Первым навестил Светлану неожиданно князь Волков. Его инвалидное кресло вкатил в палату огромный слуга, больше напоминающий охранника, и тут же вышел прочь, чтобы не мешать беседе — одного указавшего в сторону двери пальца князя хватило, чтобы мужчина в форменной ливрее рода Волковых вылетел прочь, еще и дверь за собой тихонечко закрыл. М-да, слуги у князя вышколенные донельзя.

Князь приветливо улыбнулся, по-доброму, как близкий родственник, рассматривая Светлану — у неё даже руки зачесались одернуть ворот сорочки и натянуть одеяло в хрустящем от крахмала, белоснежном пододеяльнике по самую шею.

— Добрый день, Елизавета, уж позвольте мне так к вам обращаться с высоты своих лет, да и по праву близкого приятельства с вашими родителями.

Что ж, Константин Львович зашел сразу с козырей, не уточняя, каких родителей он имеет в виду. Светлана подобралась и настороженно сказала, хоть и не чувствовала себя сейчас способной противостоять Волкову — он в политике почти с рождения, её же держали от политических игр как можно дальше:

— И вам добрый день, князь. — Обращение равного к равному, хотя она все же по положению выше, гораздо выше Волкова. Тот, продолжая внезапным отеческим тоном, ласково попенял ей:

— Заварили же вы кашу, Елизавета. — Еще и головой качнул, чуть-чуть осуждающе. — Как расхлебывать будете?

Светлана предпочла отмолчаться — это единственное, что она помнила из наставлений матери: взяв паузу, держи её до конца. Князя это не задело, он подкатил кресло чуть ближе — остановился почти напротив лица Светланы. Кажется, он заглянул-таки в глубокий ворот её сорочки, но явно не впечатлился — перевел взгляд вверх и продолжил, разбивая тишину — даже чириканья птиц в больничном парке не было слышно:

— Знаменитое упрямство Рюриков. Оно не одного царя подводило, Елизавета. Дурное это. Утешает одно: лучше упрямство, чем полная бесхребетность, как у вашего отца.

Светлана заметила, что о Григории — её настоящем отце, он предпочел не помнить. Все же… лелеет какие-то замыслы о венчании на царство Елизаветы?

— Что вам от меня нужно? — Голова продолжала болеть, и плести кружева ненужных заговоров Светлана была не в состоянии. Она знала: не ей тягаться с тяжеловесом в политике, каким был Волков. Лучше сразу спросить, что он от неё хочет.

Предсказуемо ответа она не получила — князь ответил вопросом на вопрос:

— А вы, Елизавета, как сами думаете?

Она обвела мрачным взглядом Волкова. За последний месяц в нем мало что изменилось. Еще далеко не старый в свои пятьдесят три года, привлекательный зрелой, выдержанной красотой, он выглядел чуть старше своего сына Михаила. Как и его жена княгиня Софья Николаевна, Константин Львович не пренебрегал молодящими заклинаниями, просто не так откровенно: эфирные плетения почти не были видны — специально истончены до предела, чтобы не бросались в глаза. Князь отличался богатырским телосложением: широкие плечи, сильные руки, крепкие кисти — остальное не разглядеть, потому что нижнюю половину своего тела Волков предпочитал прятать под пледом. Светлые волосы эдакой львиной гривой падали на плечи. Чистая, внезапно загорелая кожа — аристократы до сих пор предпочитали благородную бледность. Классические черты лица. Возраст выдавали только глаза — в тонкой сетке мелких морщинок на веках. Хорош! Михаил когда-нибудь тоже станет таким — эдакий уверенный в себе воин, богатырь, коими славилась Русь. Соль земли. И навсегда прикован к инвалидному креслу, как Илья Муромец. Тот тридцать три года сидел на печи, а Волков и трети срока пока не прожил, только по его душу не придут калики и не спасут волшебной колодезной водой. Его спасение в жилах Светланы. Горько, наверное, осознавать, что близко спасение, да в руках непослушной пигалицы. Только сдаваться на милость Волкова и лечить его она не будет — себе дороже это. Светлана твердо сказала:

— Я думаю, что вам нет до меня никакого дела. Вы не должны вмешиваться в мою судьбу. — Она подсластила горькую пилюлю: — Только на таких условиях я вам помогу.

Он ей не поверил. Князь приторно улыбнулся — глаза его при этом оставались серьезными и даже опасными:

— И все же я буду вмешиваться, Елизавета, потому что считаю невозможным ради памяти о вашем отце отсидеться в стороне. Я три года ждал, что вы придете ко мне и попросите помощи, но ваша рюриковская гордость все никак не позволяла вам опуститься до этого. Я буду вмешиваться, нравится это вам или нет. Не вмешайся я в ваше лечение, лежали бы вы сейчас полумертвой колодой, как я, не в силах пошевелиться. Были бы глубоким инвалидом с половиной удаленных органов.

Светлана поморщилась — знала же, что не умеет она играть словами. Всего пара фраз князя Волкова, а она себя неблагодарной тварью чувствует. Он пришел ей на помощь просто так, из памяти об отце, а она жалеет ему пару капель своей крови. Волков подался к ней в своем кресле:

— Елизавета, не ищите подвоха в моих или Мишкиных делах. Иногда люди приходят на помощь лишь потому, что могут себе это позволить. Не нравится моя помощь — сейчас же отзову вашу охрану и сиделок.

— Я буду вам крайне признательна…

Он перебил её:

— И сразу предупрежу: не бойтесь, счет вам не выставлю. Я выше этого. Я могу себе позволить и больше потратить на тех, кто мне дорог. Решите, что запутались и залгались окружающим, поймете, что не справляетесь, что нужна помощь — смело обращайтесь ко мне. Помогу расхлебать вашу кашу… Кстати, кровь ваша мне не нужна. — Он хлопнул крепкими ладонями по подлокотникам кресла: — я давно свыкся со своим положением. Объяснить мое внезапное исцеление будет сложно, не выдав вас. А сейчас, если вы сказали все, что хотели, то позвольте мне удалиться — меня ждут процедуры. Я тоже прохожу тут лечение.

— Князь…

— Буду признателен, если станете обращаться по имени-отчеству — я уже просил вас об этом, и вы тогда согласились. С тех пор ничего не изменилось, по крайней мере с моей стороны.

Светлана заставила себя улыбнуться и согласиться кивком. Только она не верила князю, ни единому слову — с тех пор, как она приезжала в Волчанск, в имение Волковых, многое изменилось. Его дочь весьма глупо напала на Светлану. И пусть княжна погибла не от её руки, косвенно Светлана причастна к этому. Верить князю нельзя — княжна Анастасия была его первенцем, его первым собственным ребенком — Мишка рожден от императора Павла.

— Хорошо, Константин Львович…

— Тогда, Лиза, позвольте мне откланяться.

Она заметила, как князь дернул рукой эфирную нить, связывающую, оказывается, его и охранника. Дверь тут же открылась, и князь покинул палату, оставляя Светлану в недоумении. Кровь ему не нужна. Ложь же! Любой хочет исцелиться, тем более всем известно, что князь до сих пор беззаветно влюблен в свою жену — прям моветон в высшем обществе, но Волков мог себе позволить плевать на мнение окружающих. Но да, он прав — его исцеление привлечёт ненужное внимание к Светлане. Может, тогда мотив для сближения — месть? Может, он действует в союзе с княгиней? Хотя та не знает о роли Светланы в судьбе её дочери.

За дверью стих легкий скрип кресла князя, смолкли звуки разговоров и даже шум шагов стал неслышен. Выполнил ли князь свое обещание? Без сиделки будет трудно, это Светлана понимала, но и позволить себе и дальше принимать помощь князя тоже нельзя. Страшно представить, какие слухи о ней ходят в городе. Славы содержанки княжича Светлана избежала, а вот что думают о ней и княжеском благоволении… Народная молва жестока, в языке природа не предусмотрела костей, к сожалению. Придется перетерпеть. Только сперва надо вырваться из больницы.