Кровь в пыли

— Проездом? — он сразу переходит к делу. Я пожимаю ему плечами и делаю глоток пива. Люди пристально смотрят на нас. Я единственная женщина в баре, и держу пари, что, если не считать редких визитов портье в моем мотеле, это заведение не видело ни одной женщины в своих четырех стенах всю жизнь.

— Я бы вспомнил, если бы увидел тебя раньше. Ты симпатичная.

Я поворачиваюсь к нему лицом, мило улыбаясь. Я хочу пить и думать о своих планах. А не заниматься сексом в грязной ванной.

— Могу я просто насладиться своим напитком, пожалуйста? Это был долгий день.

— Я тоже могу устроить долгую ночь, если хочешь. — Парень сканирует меня. Он не уродлив, но и не привлекателен. Я морщу нос.

— Сомневаюсь.

Он не понял намека и вместо этого придвинулся ближе, его грудь почти упиралась в мою. Я готова с кинжалом. Готова показать еще одному мужчине, что со мной лучше не связываться, но я надеюсь, что мне не придется туда идти. Привлекать больше внимания — это последнее, что мне нужно.

Все взгляды сейчас устремлены на меня, и мне в голову закрадывается мысль, что у Годфри здесь могут быть родинки. Вот дерьмо. Что, если Нейт был прав? Что, если я провалю весь наш план во имя дешевого пива?

— У тебя есть парень? — Иисус. Парень все еще здесь?

— Да, у нее есть парень. — Я слышу небрежный, резкий тон, который заставляет мое сердце трепетать и переполняться позади меня. Нейт . — Он также настоящий гребаный мудак. Лучше попытаться засунуть свой член в кухонный комбайн, чем ударить эту задницу. — Пошли, Кокберн. — Я чувствую, как его огромная рука обхватывает меня своим животом, его пальцы сердито впиваются в мою кожу, говоря мне, что я облажалась, когда он притягивает меня к себе, оставляя собственнический поцелуй на моем виске. — Давай вернемся в нашу комнату. Среда — анальная ночь.

Я хихикаю, когда Нейт кладет двадцатидолларовую купюру на стойку и тянет меня назад, чтобы еще больше встретиться с его телом, выводя меня обратно во влажную, палящую ночь.

Я знаю, что мне нужно освободиться от его прикосновений.

Но я этого не делаю.

На самом деле, когда он накрывает меня своим телом, моя спина касается его согнутой груди, когда мы неуклюже ковыляем через дорогу обратно в мотель, моя бдительность ослабевает.

Так что ничто не отделяет меня от моих грубых эмоций по отношению к нему.

— Что я тебе говорил о походе в бар? — шепчет он мне в череп, от чего у меня восхитительно бегут мурашки по коже.

— Ты не мой босс, — отвечаю я, пытаясь казаться равнодушной. Мы входим в полуразрушенный мотель, проходим мимо администратора, и я отталкиваю его, набирая скорость. — И теперь ты также не мой похититель. Так что я могу делать все, что захочу, не обращая внимания на то, что ты думаешь.

— О, Кокберн, — говорит он, снова бросая мне в лицо это дурацкое прозвище. — Когда ты собираешься смириться с тем фактом, что я держал тебя в заложниках в своем подвале? Перестань держать обиду. Это плохая карма.

Когда мы заходим в комнату, он запирает за нами дверь и сует ключ в задний карман. Я встаю, упираясь коленями в край кровати, и поднимаю голову.

— Я кое-что подумала в баре. Кого мы собираемся убрать первым, Годфри или Себастьяна?

— Себастьян, — парирует он, не мигая. Теперь, когда мы одни, он не прикасается ко мне. Не ищет тепла моей кожи. Разве плохо, что я постоянно жажду его? Конечно, это плохо. Он сказал, что бросит меня через неделю. Мне нужно избавиться от этой дурацкой влюбленности и понять, что к следующему четвергу его здесь не будет.

— Объясни. — Я открываю рюкзак, роюсь в своих вещах и проверяю, все ли там. Я ни разу не покидала его с тех пор, как мы начали это путешествие, но инвентаризация, когда я чувствую стресс или загнана в угол, успокаивает меня. Глупо, я знаю, но мне нужно чем-то занять себя.

— Больше смысла. — Нейт выгибает одну бровь. — Каждую пятницу он ходит в гей-клуб в Сан-Франциско. Бывший сокамерник Ирвина регулярно видит его там. Прекрасная возможность узнать, где он живет. — Нейт подходит к окну и выглядывает. — Мы сможем проследить за ним до его дома и сделать это тихо. Кроме того, если мы первыми избавимся от Годфри, Себ узнает об этом и сбежит. У него нет связей с НорКал. Годфри, с другой стороны, не может просто отвалить и спрятаться. У него здесь дела. Нет. Он останется и даже подождет нас.

Ясно, что он обдумал это.

— У нас нет оружия. — Я жую нижнюю губу, пропуская бумажную кожу сквозь зубы, пока обдумываю это. Раньше у меня был Глок, но Годфри забрал его. Мне будет нелегко заполучить еще одно так скоро. Арчер контролирует и знает о каждом незарегистрированном оружии, которое есть на рынке Северной Калифорнии, и я не знаю никого, кто продает здесь, в Лос-Анджелесе.

— У нас всего полно. У нас нет пистолета. Но в любом случае оружие для слабаков.

Когда он видит, что с моего лица исходит сомнение, он убежденно рычит. — Я прикрою твою спину, кексик. Я могу убить его одной рукой, привязанной к моей спине, на гребаных роликах. Ясно?

Я тяжело сглатываю, глядя в сторону, мои глаза горят надвигающимися слезами эмоций, которые я не совсем понимаю. То, что он рядом со мной, — это и лучшее, и худшее, что когда-либо случалось со мной. Я теряю фокус. Я теряю контроль. Я теряю это .

— Месть лучше подавать холодной и личной, Прескотт. Руки. Метки. Отпечатки пальцев. Беспорядок. Острые предметы. Стучащие сердца. Оружие для тех, к кому ты проявляешь милосердие. А чего нам не хватает, мой дорогой вундеркинд?

Он прижимает свое лицо к моему, его дьявольские брови сдвинуты вместе.

— Милосердия, — отвечаю я. Он проводит большим пальцем по моей щеке, ныряя ко рту, стаскивая мягкий слой омертвевшей кожи с моих губ и неторопливо оттягивая его. Это больно, и мне это нравится.

— Так и есть. Они не проявили к нам никакой пощады, а мы не большие люди.

Боже мой, этот человек безжалостен, но так мягок, когда обращается со мной. Я даже не могу начать его читать.

Я прочищаю горло. — Иди принеси нам что-нибудь поесть. — Я выкрикиваю приказ, что бы скрыть бурю, бушующую внутри меня, но я уверена, что он видит меня насквозь. Мои щеки вишнево-красные, мой пульс так быстр, что вы можете видеть, как он стучит в моей шее, и я постоянно облизываю губы. Он коротко кивает и уходит, даже не спросив меня, чего я хочу, запирая меня внутри.

Но ему не нужно спрашивать, он знает, чего я хочу.

Я хочу его.

***

Я просыпаюсь от слабого мерцания красных часов на тумбочке. 3:30 утра

Время.

Это мое единственное состояние на сегодняшний день. У других людей, которые брали, использовали и оскорбляли меня, это заканчивается.

Вытянув руки и раскинув ноги по прохладным простыням, я замечаю, что я одна. Мое горло сжимается, и я моргаю, прогоняя сон.

Где он?