Кровавая жертва Молоху

– Монс? – спросил он, не отрывая взгляда от телевизора.

– Знаешь что? – проговорила Мадлен и поцеловала его в макушку в знак того, что ее дом здесь. – Он попросил у меня прощения. Взял и сказал «прости». Может, я сплю? Похоже, мне нужно выпить.

– Надо же! – сказал ее муж. – У него что, обнаружили рак или что-то в этом духе?

Всю пресс-конференцию Анна-Мария Мелла просидела рядом с фон Постом. Спина у нее вспотела, начиналась мигрень.

Стало быть, ради всего этого она поступилась своими принципами.

Ей следовало бы послать его подальше. «Иди к черту, паяц дешевый!» – должна была она сказать ему еще тогда, когда они украли это дело у Ребекки.

Альф Бьернфут с мрачным лицом стоял в дальнем конце зала. Она старалась думать, что это он во всем виноват, ведь это было его решение.

Однако это не отменяло того факта, что Мелла должна была поступить по-другому.

«Убийца покончил с собой». Фон Посту удалось вставить эту фразу три раза во время выступления и последовавших затем вопросов и ответов. Завтра эти слова появятся на первых полосах газет.

Бедная молодая врач! Они тут же начали охоту на нее. Анна-Мария заметила, как несколько журналистов начали нажимать кнопки на своих телефонах, когда фон Пост заявил, что ответственность лежит на больнице.

Чувство безнадежности охватило ее. Полицейский должен гоняться за ворами и хулиганами. Испытывать радостное возбуждение, когда удается их поймать. Это чувство должно компенсировать все нераскрытые преступления, всех коллег, пострадавших на работе, недостаток ресурсов, недостаток времени, всех женщин, избитых своими мужьями, все дела, положенные в долгий ящик, списанные, переданные в архив.

Нельзя доводить их до того, чтобы они выбрасывались из окна. Гадкое чувство.

Фон Пост продолжал свою песню. Он утверждал, что следствие велось эффективно и профессионально. «Вот как, – подумала Анна-Мария. – Это что-то новенькое».

В задней стене зала, за спиной у журналистов и операторов, открылась дверь, и появилась Соня, сидевшая на коммутаторе. Ее очки в голубой оправе висели на шнурке на шее, волосы были собраны большой заколкой, блузка тщательно выглажена.

Она что-то долго шептала на ухо Альфу Бьернфуту. Пока она говорила, его брови все больше сдвигались у переносицы. Он что-то пробормотал ей в ответ. Она пожала плечами и продолжила что-то шептать. Затем оба уставились на Анну-Марию.

Альф Бьернфут выпрямился и сделал ей знак, качнув головой назад чуть наискосок, призывая ее выйти.

Мелла чуть заметно покачала головой, показывая, что не может.

Альф кивнул и посмотрел на нее строгим взглядом, означающим «дело не терпит отлагательств».

– Извините, – проговорила Анна-Мария и встала с места. Она почувствовала косой взгляд фон Поста.

«Да пошел ты, паяц дешевый», – подумала она и выскользнула из комнаты вместе с Альфом Бьернфутом и Соней.

– Что случилось? – спросила она.

– Видишь ли, – ответила Соня на своем певучем наречии, – я не хотела тебе мешать. Но мне показалось, что тут дело срочное.

Она открыла дверь в помещение для допросов и оставила Анну-Марию и Альфа.

На краешке стола сидел мужчина лет тридцати пяти.

Он был одет в потрепанный пуховик, из-под которого виднелась толстовка, военные брюки старого образца и ботинки. На голове – вязаная шапочка. Щетине не хватало всего нескольких дней, чтобы обрести статус бороды. Он совершенно не вписывался в спартанскую обстановку помещения с небольшим столом для заседаний и синими стульями, предназначенными для общественных помещений. Глаза у посетителя были красные, как у белого кролика, лицо опухло от пьянства.

«Так-так, – подумала Анна-Мария, – сумасшедший, желающий сделать признание?»

Тут он посмотрел на них таким взглядом, что Мелла сразу вспомнила все случаи, когда ей по долгу службы приходилось ехать к родственникам погибших и сообщать трагическую новость.

– Вы полицейские? – спросил он.

Едва он открыл рот, Анна-Мария поняла, что он не сумасшедший. Просто алкоголик. Анна-Мария представила себя и Бьернфута.

– Я только что вернулся домой и услышал… – проговорил мужчина. – Меня зовут Манге Утси. Йокке Хэггрут – мой друг. В смысле – он был моим другом. И он не убивал Суль-Бритт Ууситало.

– Не убивал? – переспросила Анна-Мария.

– Я ничего не понимаю. Судя по всему, он признался, а потом… это полный бред! Он не мог этого сделать. Все выходные он провел со мной.

Фон Пост стоял перед Манге Утси, широко расставив ноги и сложив руки на груди. Его лицо с игравшими на нем желваками выражало глубокое недоверие. Пресс-конференция прошла лучше всяких ожиданий. И тут появляется этот сумасшедший. Он с сомнением оглядел потрепанную фигуру.

– Ты лжешь! – выдохнул он почти с мольбой в голосе.

– Можно мне чашку кофе? – спросил Манге Утси.

И посмотрев на двух других полицейских с горечью во взгляде, добавил:

– С какой стати мне врать? Йокке-то, черт возьми, уже не вернешь.

Анна-Мария Мелла, Фред Ульссон и Томми Рантакюрё стояли, прислонившись к стене. Свен-Эрик Стольнакке остался дома. Когда позвонили из больницы и сообщили, что Йокке Хэггрут выбросился из окна, он, не говоря ни слова, взял с вешалки куртку и ушел. Теперь он засел на больничный.

– У тебя есть свидетели? – спросил фон Пост.

– Я думал, что я и есть свидетель, – вздохнул Утси. – И колу тоже, – умоляюще обратился он к Томми Рантакюрё, отправившемуся за кофе.

– Но ведь он признался, – сказал фон Пост. – Зачем ему было признаваться в том, чего он не совершал?

Манге Утси пожал плечами.

– Расскажи то, что ты говорил мне, – попросила Анна-Мария.

– Мы уехали в субботу утром. На дачу его брата в Абиску. И… водку пьянствовали. Сами знаете, как это бывает. Иногда надо просто прочистить мозги.

Коллеги переглянулись. Что там могло быть в этих мозгах, что нуждалось в чистке, оставалось загадкой.

– Йокке отправился домой поздно вечером в воскресенье. А я вернулся только что. И услышал. Клянусь вам, в субботу вечером мы как раз вылезали из сауны. Он был не в состоянии сесть за руль, даже если бы очень захотел. С нами был мой сосед. Так что я не единственный свидетель.

– Я должна задать тебе один вопрос, – сказала Анна-Мария. – Его жена… Какие у них были отношения?

Манге Утси заморгал, словно ему в глаза попал песок. Он покачал головой и посмотрел на Анну-Марию, словно умоляя о помиловании.