Кроваво-красный

 Матье видел ее в деле, и с тех пор где-то рядом с ненавистью в душе жило едва ли не восхищение.

 "Когда-нибудь я убью ее. Убью их всех и залью кровью их крысиную нору. Мама, тебе понравится, я обещаю"...

 Харберту нравилась Антуанетта Мари, он и сам говорил это, сетуя на ее равнодушие и вечно мешавшегося Корнелия...

 "Выдавить ей глаза и перерезать глотку..."

 — Мари? — вопрос прозвучал, чтобы рассеять тишину и заглушить собственный голос, все громче кричавший в голове.

 — Нет, новенькая, Терис. Ученица Лашанса или вроде того. Надо было быть законченным идиотом... — данмер откинулся к стене и окинул взглядом полутемный зал, где кроме них, хозяйки за стойкой да пары местных ремесленников никого не было, — Знаешь...я даже не стал бы пытаться его остановить. Харберт заслужил.

 — Ты прав, такие как Харберт нам не нужны, — Матье с согласием кивнул, — С Терис все в порядке?

 — Да, пара царапин, пройдет.

 — И слава Матери, — убийца замолчал, снова поднося к губам почти полную кружку и вдыхая теплый и пряный запах подогретого вина. Харберту нравилась Мари, это он помнил, как помнил все, что говорили братья и сестры, и теперь этот факт не давал покоя, смущая несоответствием произошедшему. В последнюю их встречу в такой же придорожной таверне норд что-то болтал о том, что ему мешает Корнелий, Мари не подпустит сама... И теперь, когда Корнелия нет, сам он принял веру в Мать и Отца, вместо того, чтобы добиваться расположения бретонки — эта нелепая сцена с новенькой.

 Матье без труда вспомнил ее — мелкая, худая, смуглая, из-за встрепанных волос и шрамов похожая на драную кошку. Порождение какого-нибудь портового района, где мешались крови всех и вся. Полная противоположность Мари, Харберт никогда не обращал на таких внимания. И рисковать из-за неё, когда в трех милях от Чейдинхолла бордель, не знать о котором Харберт не мог...

 Невозможное даже для него отсутствие ума, особенно после того, как ему отрезали палец.

 — Думаю, Черная Рука найдет другой способ следить за порядком в Чейдинхолле, — произнес он, когда молчание затянулось, и слух стали резать голоса других посетителей.

 — Я не сомневаюсь в этом. Спикер с самого начала ставил под сомнение надежность Харберта, — Банус Алор оставался так же мрачен, только в этот раз в его глазах промелькнуло тепло, появлявшееся всегда, когда речь заходила о его наставнике.

 Бывший беспризорник, вытащенный с улицы опытным убийцей. Странное для Братства явление, но тогда, тринадцать лет назад, на это закрыли глаза: Алвал Увани занимал в Черной Руке не последнее место, и к его переживаниям по поводу смерти Мэг Слушатель отнесся с необычным для него пониманием. Все это дало Спикеру право на некоторые отступления от общих правил, тем более что через пару лет его воспитанник совершил свое первое убийство, окончательно вступив в их семью.

 Преданный своему Спикеру пес... Надо отдать должное, способный в магии и стрельбе из лука. В ближнем бою он предпочитал кинжал, и с усердием изучал алхимию, особенно увлекаясь ядами, это Матье успел узнать, как и многое другое. Какие женщины нравятся Харберту, какое вино предпочитает Альгмара, куда ходит в редкие свободные вечера Аркуэн — все это было важно, все это он запоминал с особым старанием, составляя в уме выученные наизусть портреты братьев и сестер.

 — Алвал Увани редко ошибается в своих суждениях, — Матье едва коснулся губами глинтвейна, делая мелкий глоток. Не пить совсем нельзя, это уже своего рода традиция — встретиться с данмером в таверне, посидеть, выпивая и обмениваясь новостями. Они ведь друзья, а с друзьями нужно видеться, не выпускать их из виду...и искать слабые места, которые есть у каждого. У Бануса это преданность своему наставнику и чрезмерно вспыльчивый нрав, присущий большинству его сородичей, те качества, которые когда-нибудь сыграют на руку. Жаль, что не удалось так близко сойтись с двумя другими душителями. Хавилстен, угрюмый норд, появлялся редко и обычно безмолвной тенью следовал за Ж`Гастой, приветствуя всех кивками. Как выяснилось, он был нем, и выудить из него что-то представлялось задачей совершенно невыполнимой. Ясной оставалась разве что его ненависть к властям Скайрима, по приказу которых ему отрезали язык. С Тацкатом все обстояло не легче. Редгард появлялся на собраниях в разы реже Хавилстена, в убежище заглядывал нечасто и ненадолго, предпочитая жить где-то бесконечно далеко от Чейдинхолла и избегая встреч с Черной Рукой.

 Матье с досадой вспомнил свои попытки вытянуть из Тацката хоть что-то в те времена, когда он сам еще не покинул чейдинхолльского убежища. Душитель обладал талантом говорить много и долго, при этом не выдавая ничего и сохраняя внешнее дружелюбие и расположенность к собеседнику.

 Душитель прикрыл глаза и устало опустил голову, подперев виски. Затянувшееся молчание подтачивало хрупкие барьеры, выставленные разумом и ограждавшие его от звучащего в глубинах сознания голоса.

 Убить их всех. Убить. Убить. Убить. Убить всех…

 Дотянуться до ножа и перерезать глотку ничего не подозревающему данмеру, подсыпать яд Аркуэн…поджечь убежище...свое и в Чейдинхолле…

 Матье тряхнул головой, гоня из мыслей согревающие душу картины сгорающих в огне тех, кого он звал братьями и сестрами. Слишком заманчиво, но нельзя. Не так. Не сейчас, как бы ни была близка возможность убить их. Задайся он такой целью, все было бы в разы проще, но матушка не была бы рада…

 А матушка будет рада, о да, будет. Надо только немного подождать и запастись терпением, довести план до конца. А это выйдет даже без Харберта.

Глава 43

 За решетчатым переплетом окна таверны раскинулся сказочно красивый в зимнее время Скинград. Узкие улочки вились, сплетаясь в причудливый лабиринт и уводя вглубь города, заснеженные крыши тесно стоящих домов искрились снегом, а из высоких каминных труб поднимался в блеклое зимнее небо легкий дымок. Город давно проснулся и наполнился жизнью: кто-то торговал вразнос пирожками, кто-то выругался, поскользнувшись на заснеженной мостовой, и звуки, сплетаясь в заглушенный стенами и стеклом окна гул, поднимались ввысь, туда, где за грядой крыш возвышался на холме величественный замок. Прекрасный вид, и здесь, в отличие от Чейдинхолла, гораздо теплее и нет ветра — редкие снежинки, кружась, тихо падали с неба и таяли на лице. В такую погоду неплохо было бы пройтись по улицам, заглядывая в алхимические и оружейные лавки и приобрести учебник по медицинской алхимии. Скелеты и яды, конечно, хорошо, но не помешало бы научиться готовить зелья на случай ранений, лечить которые магией никогда не получалось.

 Но вместо этого два часа ушли на поиск "Лавки Клементины", довольно долгий, хоть и облегченный наличием наскоро записанного Альгой адреса, долгую беседу с самой хозяйкой заведения и примерку платьев, два из которых теперь лежали на кровати в таверне, смущая одним своим видом.

 Слишком добротные и, наверное, красивые. Такие обычно носили зажиточные горожанки, ухоженные женщины, никогда не бывавшие в пещерах и видевшие гоблинов и прочих обитателей глухих мест разве что на картинках. Они знали историю, географию, грамотно и красиво писали, цитировали литературу и изъяснялись деликатно, не уподобляясь завсегдатаям дешевых таверн и притонов. И не водились с ними, поддерживая отношения исключительно с лицами своего круга, такими же добропорядочными и достойными горожанами, не имевшими проблем с законом.

 Терис сглотнула, мутнеющим взором созерцая платья и пытаясь определить, какое из них попроще, но перед глазами все плыло и смешивалось в водовороте разноцветных пятен.

 Дорога до Скинграда, занявшая неделю, началась спокойно и даже удачно. После разговора с Альгой и некоторых пришедших во время него мыслей на душе полегчало, и все казалось не таким уж сложным. Уверенности придало и то, что за два дня зажили ссадины и порезы, не оставив после себя ни следа, и в мыслях сложилась казавшаяся убедительной история. Гибель матери в Кватче, годы нищенской жизни вместе с больным отцом, который брался за любую работу, пока она мыла колбы и полы в Гильдии магов. Только два года назад удалось открыть небольшую таверну недалеко от Бравилла, и со временем дело стало приносить доход...

 Стараясь сосредоточиться на этой истории, Терис натянула платье приглушенного зеленого цвета и взглянула в зеркало, испытав то же обреченное чувство, что и в лавке. Слишком хорошая одежда, не для нее. Как и гребень…но он — последнее, что осталось от покойной матушки, что несколько отведет подозрения. Но вот вся эта история с таверной несуществующего отца... А что если спросят название? "Дурное знамение", где хозяйничает Манхейм Тяжелорукий? Огромный норд, выше ее на две с половиной головы — ее отец? И заведение не пользуется доброй репутацией, его посетители — проходимцы вроде нее самой и патрульные, которые порой закрывают на этих проходимцев глаза, как и на темные делишки самого хозяина...