Крупа бывает разная (сборник)

— Вот одежда. А вот зачарованный отвар. Выпить надо все, и быстро. А бутыль разбейте и в нужник спустите. И ни слова никому! Запрещенное это зелье, за него в острог отправимся… — тихим шепотом, хотя в трактире никого не было, добавил он.

Афанасий только кивнул. А когда чародей ушел, налил резко пахнущий отвар в принесенную трактирщиком кружку. И, скривившись от запаха, сделал глоток.

По горлу словно разлился огонь. Он еле сдержался, чтобы не выплюнуть едкую жидкость.

“Ничего… чай — не серебро в глотке”, — подумал он, ощущая, как по телу снова разливается волна тепла и силы.

Через полчаса на пороге Канцелярии Афанасия встретил молодой копиист.

— Не подох-то черт ваш, ваше благородие! Такая живучая скотина! — жизнерадостно гаркнул он.

— Да неужто? — в тон ему ответил Афанасий. И мрачно добавил: — А то я через связь не чувствую.

— Ой… — молодчик хлопнул себя по губам.

— Давай-ка, братец, сгоняй на рынок, — велел ему Афанасий, — купи две дюжины яиц и крынку молока. Обернешься быстро, получишь рубль.

— Бегу, ваше благородие. — Парень выскочил за дверь и был таков.

А Афанасий направился в чертячью. Там уже собрались почти все колдуны. И даже пожаловал сам сиятельный глава Канцелярии.

Столпившись вокруг лежащего на алатыре черта, они галдели, обсуждая поразительную живучесть чертяки.

Афанасий пробрался через толпу.

— А, а вот и ты! — воскликнул граф. — Погляди-ка, друже Афанасий, настоящее чудо! Твой черт еще не рассыпался по ветру.

— Он сильный. — Афанасий подошел вплотную и оглядел Владимира. Сетка уже сделала свое дело, но чертяка по-прежнему спал.

— Смотрю я, что-то ты, Афанасьюшка, совсем плох. Бледный, аж синий, и на ногах едва держишься… — проницательно глядя на колдуна, проговорил Шувалов.

— А это потому, ваше сиятельство, — мрачно зыркнул на него Афанасий, — что черта моего вы тут всю ночь не варениками потчевали. А я говорил вам, что плохо мне придется, связь с чертом у меня очень сильная. А если б подох черт, так и я б, не ровен час, окочурился. Повезло мне, что чертяка дюже живучий попался. — Проговорив это, он в упор посмотрел на графа.

— Твоя правда… — согласился начальник, опустив глаза, и задумчиво почесал подбородок. А потом, оглядевшись, рявкнул:

— Чего столпились?! Черта не видели? Вон пошли!

Чертячья вмиг опустела, только несколько младших подьячих, чье рабочее место было у камер, остались в коридоре.

— Уж не обессудьте, но черта я отпускаю, свое он отбыл, — проговорил Афанасий, размыкая алатырь.

— А-а… чего уж, пущай, — граф махнул рукой.

И Афанасий начал распутывать сеть. Это оказалось не так просто: сетка въелась в мясо и в кровавом месиве никак не получалось отцепить ее.

— Поди сюда, — позвал Афанасий одного из младших подьячих. — Помогай.

— Да как же, ваше благородие, — возмутился тот, — он же весь в кровище да гное. Руки потом отмывать… А неровен час, казенная форма устряпается.

— Живо! — рявкнул Афанасий, и подъячий подскочил к нему.

Наконец сеть поддалась, и Афанасий стянул ее и отбросил в сторону.

Тело черта выглядело как комок разлагающейся плоти. Куски ее так и остались на сети, кое-где оголились кости.

Афанасий достал кинжал и резко и быстро полоснул черта поперек живота, и сунув в разрез руку чуть не по локоть, вырвал изнутри серебро.

— Батюшки светы… — подьячий отступил и, со страху не понимая, что делает, отер руки о чистые штаны. И тут же выскочил наружу, зажимая рот. А Афанасий же, не воспользовавшись кольцом, поднял кинжал и демонстративно проколол себе палец.

— Ты что же... — начал было граф, отскакивая к стене и выставляя щит, но Афанасий лишь взглянул на него с легкой усмешкой.

— Не волнуйтесь, ваше сиятельство, — он показал руку, — тут в основном его кровь, не моя.

Он потер раненым пальцем остатки чертячьих десен, с удовольствием отметив, что Владимир начинает пробуждаться. В этот момент дверь распахнулась и в чертячью ворвался давешний копиист. Смущаясь сиятельного присутствия и раскланявшись, он робко подошел к Афанасию.

— Клади сюда, — велел ему Афанасий, взглядом указывая на покупки. — А сам становись сзади. Ежели начну падать, усади на пол. И бей по щекам, пока не очнусь.

— Да как же можно, ваше благородие? — заволновался парень.

— Можно, — сказал Афанасий и, встав на колени над чертом, положил руки ему на голову и грудь и закрыл глаза.

Благодаря запрещенному зелью, сил, к счастью, хватило.

Через некоторое время Афанасий почувствовал, что чертяка больше не балансирует на грани жизни и смерти. Колдун открыл глаза. В чертячьей остались только он, копиист и черт. Граф изволил отбыть по своим делам.

— Я видел, ваше благородие! — воскликнул парень. Его глаза выпучились от восторга. — Плоть вырастала прямо на костях! А потом появилась кожа!

— Давай молоко, — сказал ему Афанасий. И, разжав черту зубы, велел:

— Лей!

Через некоторое время глотка черта задергалась, и он начал глотать.

Они влили полную крынку, после чего настала очередь яиц.

— Разбивай прямо в рот, — вновь разжимая черту зубы, приказал Афанасий парню.

Вскоре обе дюжины закончились.

Черт лежал на спине и смотрел в потолок широко открытыми незрячими глазами.

Афанасий коснулся его лба.

— Владимир, ты меня слышишь?

Черт моргнул, и в его взгляд стал осмысленным.

— Братец, — сказал Афанасий копиисту, — последнее к тебе поручение, сходи узнай, где его одежда.

Когда копиист вернулся с узелком под мышкой, чертяка уже сидел и оглядывал комнату, будто заново узнавая ее.

— Одевайся, — приказал ему Афанасий. Чертяка поднялся и начал одеваться медленно, почти как человек. Потом подошел и встал, как положено, за левым плечом хозяина. Афанасий же полез за пояс и достал серебряный рубль.

— Держи, заслужил, — он протянул монету копиисту.

— Ну что вы, ваше благородие, — засмущался парень, — не нужно. Это было так интересно, я такого ни в жисть не видывал. А нельзя ли… Я и за скотиной присматривать умею… Свиньи там, коровы… да и черта покормить смогу… Вот бы мне пойти в услужение к колдуну…

Афанасий тут же почувствовал недовольство чертяки. Что же, выходит, оклемался. Усмехнувшись, колдун всучил парню рубль.

— Домой пойдем, — сказал он Владимиру, — отпуску нам не видать, да хоть, может, отлежаться позволят.