Крылатый воин

Диспетчер дал добро на взлет, и я повел самолет по короткой полосе. В самом конце она пересекается с длинной. Самолет оторвался от земли перед крестом и оказался очень легким в управлении и устойчивым в полете. Переднее шасси убралось без проблем. Колеса не полностью утапливаются в корпусе, а заднее колесо и вовсе не убирается, так что при посадке на «брюхо» больше шансов выжить. Как мне сказали, самолет спокойно летит на одном двигателе, даже может набирать высоту. В общем, «Б-247» не дотягивает, конечно, по неубиваемости до «кукурузника», но стремится к этому. На высоте десять тысяч футов я выключил кондиционер, ставший ненужным, и включил автопилот, который довольно прилично держал курс, не сравнить с морскими, и полетел со скоростью треста двадцать километров в час на северо-северо-восток. Двигатели гудели монотонно и тихо, шумоизоляция на высоком уровне. Манометры вели себя скромно. Погода отдыхала. Оставалось только предаваться своим мыслям.

Что-то мне перехотелось быть профессором американского университета. Подумал, что можно будет попробовать себя в какой-нибудь очень крупной компании. Такого опыта у меня пока нет. Или перебраться в Европу, когда окончится война, вернуться к тому образу жизни, что был в предыдущую эпоху. Эта идея у меня стала навязчивой, как у нормального пожилого человека желание вернуться в молодость. Понимаю, что в одну реку не плюнешь дважды, но всё же…

Через три с небольшим часа я связался с муниципальным аэропортом Канзас-Сити, запросил и получил разрешение на посадку. Располагался он в северной части города, при заходе с юга летишь над домами, а некоторые из них довольно высокие. В придачу рядом с взлетной полосой невысокий холм и неподалеку железнодорожная колея. Жители постарались сделать жизнь пилотов сложной. Может быть, именно это имел в виду техник Атиан Эрроу, когда желал удачи. Так понимаю, мне устроили тест на профессиональную пригодность. Если слетаю удачно, значит, можно со мной вести дела, а если разобьюсь, получат шикарную страховку. Ветер был слабый, не мешал, так что сел я благополучно. Порадовало, что самолет не проваливался, даже на скорости менее ста километров в час и быстро останавливался. Как и на «кукурузнике», без тяжелого груза взлетать и садиться на нем можно на короткой необорудованной полосе.

Сигнальщик с красно-желтым флажком показал мне, куда подрулить. Там уже ждали два тентованных грузовика, заполненных ящиками с военной маркировкой, и «виллис» с сержантом и солдатами. Как только я остановился рядом с ними и изнутри открыл грузовой люк, расположенный в хвостовой части фюзеляжа, солдаты начали загружать ящики. Они были не тяжелыми, нес один человек, так что по весу на двух грузовиках не должно быть намного больше двух тонн, которые заявлены, как грузоподъемность «Б-247».

— Сержант, сперва кладете первый слой от борта до борта и от начала до конца отсека, чтобы не сместились, потом следующий и так далее, — приказал я.

— Да, сэр! — козырнув, произнес он, догадавшись, наверное, по моей манере поведения, что имеет дело с офицером в отставке.

Я сходил в диспетчерскую, отметился, договорился о дозаправке. Бензовоз подъехал, когда солдаты заносили последние ящики. Что в них, не знаю, но, скорее всего, не боеприпасы, потому что легкие для своего объема. Впрочем, мне все равно. После того, как топливные баки заполнили до упора, я подписал водителю бензовоза накладную.

Двигатели не успели остыть полностью, прогрелись быстро. Запросив разрешение, взлетел. Движуха здесь слабенькая. Лет через восемьдесят из Канзас-Сити будут улетать в минуту больше самолетов, чем сейчас в день, и аэродром наверняка перенесут в другое место, подальше от жилых домов, иначе закончатся или самолеты, или жители.

Видимо, груз я вез очень важный, потому что на аэродроме в Сан-Антонио тоже ждали два грузовика и «виллис». Солдаты быстро выгрузили самолет. Дозаправляться не стал. Остин рядом — взлетел, поднялся до трех тысяч футов и начал снижение на посадку.

— Замечания есть? — спросил техник Атиан Эрроу.

— Замечаний нет, — ответил я.

Ко мне тоже не было претензий, поэтому в понедельник Марио Кастилло выдал вексель на девятнадцать долларов двадцать центов и с тех пор начал названивать почти каждую пятницу. Летать приходилось по большей части в северо-восточную часть США: Чикаго, Детройт, Вашингтон, Нью-Йорк, Бостон… Если в одну сторону добирался с дозаправкой, то останавливался там на ночь в отеле возле аэропорта, как требовал босс, потому что пока в таких номера дешевле. Мне оплачивали чек за аренду номера и выдавали доллар на питание. За двухдневный полет в Бостон набегало почти пятьдесят долларов, а в расположенный неподалеку Шривпорт — всего двадцать за две ходки. Как бы там ни было, появился доход, и счет в банке перестал таять стремительно, как мороженое на солнце, но и расти не спешил.

95

Как только у меня появляется постоянный приток денег, тут же вырисовывается женщина. Хочу подчеркнуть, что срабатывает не наличие большой суммы, а именно регулярное увеличение ее. Эта капельница как бы наполняет меня энергией, излучение которой и притягивает самок. Или я начинаю чувствовать себя увереннее и тянусь к ним. Не знаю, что первично, что вторично. Так ли это важно?!

Мы познакомились в университетской библиотеке, когда ждали заказанные книги. Она была в красном платье в белый горошек, перетянутом в тонкой талии черным кожаным ремешком, и черных туфлях на высоковатых для нынешней моды каблуках. Длинные каштановые волосы зачесаны и заколоты вверх и назад, открывая уши с золотыми сережками в виде листиков. Личико холеное. Можно было бы назвать красивым, но холодные бледно-голубые глаза и выражение чисто мужской властности портили картинку. На длинной белой шее золотая цепочка. Крестик или кулон спрятан под платьем. Сиськи среднего размера. Ноги длинные, стройные, с мускулистыми лодыжками. Почувствовав мой взгляд, посмотрела прямо в глаза, по-мужски, растянув в улыбке губы, увеличенные красной помадой.

— Хорошо выглядишь, — сказал я.

Она похвасталась потраченными на дантистов деньгами и произнесла:

— Говорят, ты был летчиком на войне.

— Да, у меня дурная привычка оказываться в самых неподходящих местах, — признался я.

— Страшно было? — спросил она, внимательно глядя мне в глаза.

Это не похоже на простое любопытство, поэтому ответил емко:

— До мандража.

— А мой знакомый пишет, что ничего особенного, на родео и то опаснее, — сообщила она.

— Я бы то же самое писал своей девушке, — поделился с ней жизненным опытом.

— Он не мой парень, ему нет смысла врать, — возразила она.

— Тогда он сидит в тылу или при штабе. Таких на фронте называют поуго, — сделал я вывод. — Чем дальше от линии фронта, тем больше среди них героев.

— Он служит вторым лейтенантом в морской пехоте, а где именно — не знаю, — рассказала она и спросила: — А ты видел тех, кого убивал, смотрел им в глаза? Или у летчиков все на большом расстоянии, не разглядишь?

— Я умудрился повоевать на земле, когда подбили и приземлился сразу за линией фронта. Два дня отбивал атаки вместе с австралийской ротой. Одного нипез застрелил почти в упор. В глаза не смотрел. В бою не до этого. Видишь врага сразу всего, в первую очередь оружие в его руках. От этого зависит твоя жизнь, — поведал я и пошутил: — Глазами еще никто не убил. Разве что ранят в самое сердце.

Девушка заулыбалась, будто признался ей в любви.

Я представился. Ее звали Жаклин Беннет. Училась на бухгалтера, второй курс. Жила в студенческом общежитии, хотя видно, что из состоятельной семьи. Мы получили книги, сели за один стол напротив друг друга, нас разделяла настольная лампа с плотным матерчатым темно-зеленым абажуром. Научные знания в голову не лезли обоим, поэтому, когда я минут через двадцать предложил выпить чая или кофе в диннерс, сразу согласилась. Оттуда мы плавно перебрались во французский ресторан.

Месье Тома, как и положено французу, не подал вида, что девушка ему не понравилась, но я уже достаточно хорошо знал его, чтобы догадаться об этом. Антипатия была взаимной. Услышав французский акцент, Жаклин Беннет как бы вычеркнула ресторатора из списка уважаемых людей. Обычно расистами и националистами становятся неуверенные в себе люди, так что моя новая знакомая не та, кем старается казаться. Он это понял и отомстил по-своему.

— Привезли свежих устриц из Калифорнии, — проинформировал меня месье Тома на французском языке.

— Какой номер? — на том же языке спросил я, потому что эти моллюски ранее не попадались мне в США.

— Я беру только третий и четвертый. У них тут такие гигантские, что наше «конское копыто» кажется мелким, — ответил ресторатор.

— Пожалуй, возьму дюжину под сухое шампанское, — решил я и обратился к заскучавшей девушке на английском языке: — Есть свежие устрицы. Будешь?

— Не знаю, никогда их не пробовала, — честно призналась она.

— Пока дюжину. Предполагаю, что мне придется съесть одиннадцать, — сказал я месье Тома на французском языке.