Крыло бабочки
Шрифт:
Но это же... Это же так невозможно! Я не верю! Я не хочу верить, что он умер! Но факт налицо. Хотя магия и сердце не совсем со мной согласны. Я словно не чувствую, что он исчез полностью, но... Я помню его слова. Помню его глаза. Он снова закрыл меня собой. Черта с два. Снова. Снова.
Падаю на землю. Снова рыдаю. Это даже не боль. Я даже не ору. Это... Небо. Гребаное голубое небо. Гребаный цвет безысходности. Теперь я понимаю, о чем ты мне говорил, Рив. И этот день окрашивается голубыми тонами. Цветом безысходности.
====== Глава 11. Тихий-тихий август ======
Предавшая. Променявшая родную стихию. Позорно сбежавшая в тыл врага. Огненные саламандры неодобрительно поднимают хвосты, элементали
Огонь почти фыркает: чужая.
Дафна просыпается от своего кошмара. Просыпается и жадно вдыхает. В легкие вливается вода. Не Домино. Бескрайний. Она – в самом сердце морских глубин, в охлаждающих кольцах змея, тугих и крепких, сжимающих так, что сдавить, задушить, убить. Дафна находит себя в облике нимфы – в маске, золотоволосой. Она тяжело дышит, вода заливает легкие.
Океан тих и безмолвен. В нем царит ночь, на черном небе не горит ни единой звезды, а темные хищники поднялись к поверхности – поискать себе ужин.
Но страшные монстры таятся в глубинах, в расселинах и забытых пещерах, веками выжидающие добычу. Вельможи морские проплывают над ними: Дафна видит черные тени в десятки раз больше подводных чудищ Андроса.
Но вельможи, утопая в своем величии, не заплывают дальше положенного. Змей – их принц, Океан – их царь. Что прошепчет змей, то обязательно к исполнению. Его воля – воля седогривого и безмолвного. Сиреникс проходит в окружении личных слуг, все вокруг расступаются и затихают. Вокруг змея вьются тени-шептуны, пересказывающие свои грехи, лишенные всякой воли и пляшущие под дудку безжалостного хозяина. Сиреникса оплывают стороной, за соседними горами, и всякий, находящийся под его покровительством, надежно защищен от волн Бескрайнего.
– Я потеряна для своих храмов, – Дафна тяжело дышит и все никак не может успокоиться. Человеческие сомнения, человеческий страх – пожалуй, впервые после второго рождения эти чувства обуяли ее. Необычно, странно. И отчаянное чувство слабости. Защита будто бы почти сломана, вот-вот побегут трещины. И уже маячат тени волков вдалеке.
– Стихии – собственники, – кажется порой, что Сиреникс знает ответ на любой вопрос. – Раньше ты несла в себе лишь огонь, но теперь открыта для воды, воздуха и земли. Ты – призыв для стихий. Ты – сосуд. Сила не терпит наличия другой. Стихии в тебе всегда будут бороться между собой. Но со временем – все меньше.
Дафна качает головой. Впервые слабость застилает глаза, впервые она дрожит и не может себя найти.
– Я всегда владела только огнем... Все это началось из-за того, что я загорелась желанием получить...
– Нет, все четыре элемента были в тебе всегда, – не соглашается Сиреникс. – Только ты – рожденная на Его планете, воспитанная в самом сердце Его культа, потому именно огонь и зажегся в тебе первым. Он с тобой раньше всех и не хочет делить с остальными.
– А как избежать?
– Говорить на одном языке и явить себя.
Дафна вздыхает. Огонь, вода, а может быть, и воздух, но сила сотрясает изнутри. Раскрытая женщина тоже может испытывать наваждение. Ее тоже терзают сомнения. Только глубже и сильнее, чем у других. У других... Но она же... Это странные ощущения. Это сложно объяснить и понять. Дафна-женщина окончательно вытеснила Дафну-девушку, вот только даже она не может ответить на вопрос: много ли осталось в ней человеческого? Уже вышла вперед или просто заплутала в иллюзиях силы, змея и собственной головы?
Медовые глаза задают один вопрос: “Я человек?”.
– Более чем.
Сиреникс смотрит в корень, обходя иллюзии. Змей, наводя чары
и играя с воображением, вызывая потаенные грезы, сам не подвержен им. Дафне хочется порой его понять. Хочется... Увидеть и заговорить. Иногда она чувствует, что даже способна, иногда кажется, будто еще чуть-чуть, и зрению откроются новые возможности. Иногда – а это уже правда – она почти видит образы настоящего.Сиреникс терпеливо держит ее в своих кольцах, и Дафна видит в этом свою безопасность. Надежность. Отступление внутренних страхов. Кольца змея – ее защита. Она сильнее вцепляется в них руками, ощущая под ладонями скользкую чешую. Ее Энчантикс, кажется, бьется совсем далеко внутри, чуть грустно улыбаясь. Дафна упала под воду, где ее подхватили холодные руки. Пыталась сбежать – не вышло. Сидя в клетке, она стала собственными железными прутьями. Сама стала своей клеткой. Которую заключили в другую. Океан сомкнул свои ладони.
Ее клетку подточила другая, намного тяжелее. Бороться или падать глубже, позволяя затягивать себя темному омуту? Дафна подсознательно понимает, что первое даже не предусматривается.
– А если я спрошу, ты скажешь?
– Да.
– Когда ты говоришь, – устало произносит Дафна. – Это по-другому. Тебе сложно говорить на нашем языке. Мы не можем насладиться красотой вашего. Ты чаще говоришь обычными словами, но порой льешься волнами, звуками и оттенками. Почему?
– Иными словами, ты хочешь знать разницу, та-что-желает-знать-все-секреты, – Дафна чуть улыбается, прикрывая глаза. Он давно так не называл ее, надежно закрепив за нимфой ее имя. Но красота речи Сиреникса состоит и в таких характеристиках тоже.
– А ты такое никому не говорил?
– Нет.
– Никогда?
– Ты первая.
– Это большой секрет?
– Не очень, – язвит змей, и его шептуны вьются тенями вокруг него. Дафна уже не обращает на них внимания. Личная охрана никогда не оставляет своего принца. Ей ли не знать? – Я не говорю по-другому. Просто вы не можете слышать.
Дафна почти вздрагивает. По ее коже бежит странная дрожь, а дыхание учащается. Все четыре стихии внутри, сплетаясь за руки, растекаются по телу, готовясь обороняться. Сила чувствует возможную опасность. Сила, несмотря на разногласия, забудет все, если ее тело и душа просят помощи. В глазах Дафны вспыхивают четыре цвета.
– Наша речь не предназначена для человеческого уха и понимания. Я уже говорил тебе много раз, что мы сложнее устроены. Наша природа отличается от вашей. Мы воспринимаем время не так, как люди. Мы видим по-другому, везде и в каждой точке. Ваши головы просто такое не выносят. У вас есть определенные границы, в пределах которых вы и воспринимаете мир. И подняться выше... Те-что-рождены-в-Магиксе, вы не способны.
Дафна не моргает. Но сила внутри колеблется и стекается ближе к спине, готовая расправиться крыльями. Трансформация уже сидит на языке. Не дар змея. Ее магический предел. Ее пик. Именно сейчас в Дафне трепыхается запоздалый Энчантикс.
– Люди мыслят сравнениями, – столько сладкого яда в этой фразе, что Дафне кажется, будто ничего не менялось, она снова бестелесный дух, ставшая заложницей Сиреникса и его проклятия, а змей с прежним презрением плывет в Бескрайнем и совершенно не идет на уступки. Превозносит себя над людьми. Да и сейчас змей особо не изменился, просто в человеческом мире более... Сдержан. Умерен. Разборчив. Магикс и Домино – новая игра для скучающего Древнего. А тогда играть он не был настроен. – Объясню тебе. Когда-то ты сравнила меня с айсбергом. Одна треть над водой, две трети – под. И именно в них вся суть, но их нельзя углядеть. Та-что-идет-по-самой-кромке, Дафна, ваш разум работает так же. Воспринимает лишь одну треть. Это его грань, его возможности. А остальные две трети... Вы даже не имеете о них представления.