Крыло Королевы

— Нет, ничего. Прости. Я не должна была тебя вызывать, — это, по крайней мере, правда. Самая настоящая правда. Не стоило мне звать его. — Просто хотелось поговорить с кем-нибудь. Понимаешь? С другом.

Я оглядываюсь на него, слабая улыбка появляется на его губах.

— Я буду рядом. Обещаю. Когда бы ты ни позвала. Всегда.

Прежде чем я успеваю ответить, он пересекает комнату и заключает меня в объятия, тёплые и успокаивающие. Я сначала напрягаюсь, но потом позволяю себе обмякнуть в его руках. Меня это поразило, и в то же время я чувствую сильное облегчение. Я мечтала об этом. Только об этом. И ни о чём больше. Я вдыхаю его аромат, наслаждаюсь его теплом, чувствую, как он окружил меня собой. Блаженство. Это даже больше того, о чём я мечтала.

Но этого всё ещё мало.

Я подавляю отчаянный всхлип, рвущийся наружу, и зарываюсь пальцами в ткань его униформы.

Так же быстро, как он подошёл ко мне, он отшагивает назад. Неловко, неудобно. Словно он опять прочитал мои мысли и не может вынести моих прикосновений ни секундой больше. На его лице отображается замешательство, даже мелькает тоска на мгновение, я уверена. А затем маска официальности возвращается на место. Меня накрывает жалость к себе. Я опять всё испортила. Я знала, что так будет. Не стоило мне его звать. Не стоило допускать эти мысли в голове. Нельзя было мечтать об этом. Какая же я дура.

— Мне нужно идти. Элара скоро вернётся… Я отправлю к ней Петру… А тебе стоит… — он окидывает взглядом комнату, тяжело сглатывая, его кадык дёргается на его точёном горле. Я бы не поверила, если своими глазами не видела бы его сейчас. Он выглядит чрезвычайно взволнованным мыслью, что я сейчас буду принимать ванну. Что я буду обнажённой. — Оставлю тебя.

Я никогда не видела, чтобы Шай спасался бегством от чего-либо или кого-либо. И уж точно никогда не видела, чтобы он бежал от меня.

Я смотрю на дверь, закрывающуюся за ним, пытаясь осмыслить, что только что произошло.

Вот так вот. Я снова осталась одна.

***

За неделю до моего представления жизнь при дворе приходит в пугающее оживление. Утренние тренировки продолжаются, но всё короче и формальнее по мере того, как всё больше антейцев приходят посмотреть. Как будто мы экзотические зверушки. Куда бы я ни пошла, люди останавливаются и пялятся, следят за каждым движением, оценивают меня. Всё время. Я как будто под прицелом камер, постоянно. Не то чтобы я уходила далеко. Дамокловым мечом надо мной нависает вся антейская знать и грядущее представление. Я к этому не готова, ни к чему из этого, но оно всё же надвигается, неумолимо, неизбежно, с каждым днём всё ближе. Не знаю, как это остановить, и к тому времени, когда у меня появляется минутка на обдумывание, уже становится слишком поздно — я уже одета, причёсана, накрашена и почти готова быть представленной антейскому двору, как главный приз перед соревнованиями. Я бы надела опалы, которыми так восхищалась Нерисса, но Элара напоминает, что я не могу проявить благосклонность к кому-то конкретному и что если я хочу надеть чей-то подарок, то я должна буду взять с собой их все. Я бы гремела, как погремушка, при ходьбе. Я даже не помню, кто какой подарок отправил. Мысль о Нериссе приходит неожиданно, и вместе с ней волна скорби, которую мне нужно постараться скрыть. Я не могу показать слабость. Я не знаю почему, но не могу. Если сломаюсь сейчас, то никогда не справлюсь со всем этим.

— А кинжалы тоже? — мне нравятся кинжалы. Красивые клинки, качественная сталь, идеальная балансировка. Их подарил Зендер.

Элара посылает мне испепеляющий взгляд.

— Нет, ваше высочество. Никаких кинжалов.

Я кривлюсь, но она не замечает. Или замечает, но ей хватает такта никак не реагировать.

В конце концов Элара выбирает тяжёлое золотое ожерелье из антейской сокровищницы, и оно ощущается на мне как баснословно дорогой ошейник. Сапфиры сверкают на моём горле и напоминают глаза Шая. От этого образа в голове легче не становится.

По пути между рядами колонн из моих покоев в центральную часть дворца, я вдыхаю пьянящий аромат жасмина и страстоцвета. Мелодия тоже разносится по воздуху, но когда я прохожу под арочным входом в башню, её уже больше не слышно. Снаружи ярко светило солнце, а в коридоре внутри оказывается непривычно холодно и тихо.

Мы поднимаемся по спиральной белокаменной лестнице. По пути встречаем только стражников. Королевская стража Антееса ещё внушительнее, чем я себе представляла. Мои сопровождающие окружают меня. Шай идёт впереди, в парадной форме — впервые с того дня, как мы покинули Вейриан. Она ему идёт, подходит его внешности и суровости. В ней он с головы до ног похож на воина, каким я его знаю. Его бы следовало прославлять как героя, а не ссылать сюда для моей охраны.

И тем не менее я знаю: спроси его кто-нибудь об этом, и он ответит, что не хотел бы оказаться ни в каком другом месте.

От этого я чувствую себя странно виноватой. И странно благодарной. Но я не до конца уверена, что его ответ был бы таким. Я понятия не имею, чего теперь хочет Шай. После того эпизода в моей комнате, я не знаю, хочет ли он быть здесь со мной или нет.

Поднявшись по лестнице, мы выходим на втором этаже к огромному залу приёмов, и мне требуется время, чтобы осмотреться. К чему было взбираться по всем этим ступенькам, чтобы сейчас опять спускаться? Но когда я оглядываю толпу людей, одетых в свои лучшие наряды, я понимаю. Чтобы появление было торжественным. Лестница впереди — это один изящный разворот, устланный алым ковром, а не узкая спираль, которая была в начале. Я стою здесь, молча рассматривая красоту зала: высокие окна, пропускающие лёгкий поток света, и арочные двери, ведущие к садам. Я прислушиваюсь к музыке, голосам и смеху, которые доносятся снизу, будто бы навстречу мне, но затихают при моём появлении.

Герольд объявляет меня, перечисляя этот странный список имён с титулами, который, кажется, и не подходит мне вовсе, но всё же определяет мою жизнь и моё будущее. Я спускаюсь по ступеням, пытаясь стряхнуть с себя тяжёлое давление неизбежности.

Вот для чего я здесь.

Это не романтическое событие. Не сказочное. Я одна из фигур на гигантской игровой доске. Я даже не настоящая жена, если задуматься. Политический брак, союз, договор. Пока его единственная дочь на Антеесе, мой отец и все вейрианцы будут заинтересованы в его сохранении. А за ними стоит вся мощь Империи.

Если только Антеес примет меня, а со мной и Империю, которую я представляю.

Где-то посреди всего этого страха спуститься в зал, где столько глаз будут направлены на меня и столько надежд будут возложены на меня, ко мне приходит озарение и болезненное осознание.

Это не Бел входит в тронный зал, а Беленгария, принцесса Вейриана. Я могу спрятаться за этой маской, и она защитит меня не хуже доспехов. Надеюсь.

Против тех вещей, что двор использует вместо оружия. Тех, что страшат меня куда больше ножей и пистолетов.

Собравшаяся толпа кланяется передо мной. В дальнем конце зала на помосте стоит в ожидании Кон. И даже улыбается. Спокойная, уверенная улыбка, которая, я знаю, предназначена только мне одной. Кто же ещё смотрит на него в этот момент?

Почему-то от этого мне становится легче пройти через весь зал по искусно выполненной мраморной мозаике, под высоким куполом с изящной лепниной и витражными панелями. Я заступаю на помост, присоединяясь к Кону.

— Добро пожаловать, Беленгария, — говорит он ясным, громким голосом, который каким-то образом разносится по всему залу. — Мы приветствуем вас как нашу почётную гостью.

Он берёт мою руку и, наклоняясь, подносит к губам. Его поцелуй как легчайшее прикосновение к моей коже. Я ожидала, что он будет небрежным — короли ведь не кланяются, да? — но в его движениях, вне всяких сомнений, есть искренность. Его глаза сияют. Он слегка сжимает мои пальцы, выражая свою поддержку, и затем ведёт меня к месту рядом со своим. Мы как-то странно отгородились от всех придворных, общающихся меж собой. Музыка вновь начинает играть, и я с трудом заставляю себя сидеть на месте, неуверенная, о чём мне с ним говорить. Я надеялась, что у нас будет время наедине и что я смогу узнать его получше, но не таким же образом. Наедине, но окружённые толпой. Кон прочищает горло, словно намереваясь что-то сказать, но когда я поднимаю взгляд, он краснеет и не решается заговорить. Всё это ощущается до жути неловко. Мои рёбра словно сдавливает в тиски. Я заставляю себя дышать глубже и отвожу взгляд.