Кто поверит эху? - Часть 4

– Потому что мы все умрем?

– Да если и выживем, голова у тебя уже заработала. Хоть и характерец... скверный на редкость. Но это тоже на пользу, одной лаской девиц не построишь.

Сэйэ перестала ее понимать, только молча смотрела. Акэйин же усмехнулась, подстегнула словами:

– Чего застыла? Руками, руками шевели!

**

Звуки довольно чистые, но равнодушные. Юная флейтистка старается, и у нее такие черные живые глаза, но мелодия сама по себе, она скучает; мечтает, обернувшись змейкой, шмыгнуть под камень и там поспать вволю.

А учитель стоит рядом, кивает, доволен...

Лайэнэ учили куда строже. За такое исполнение она бы давно получила по пальцам, и неважно, что очень старается.

Тяжко было на душе, и что делать, неясно. А здесь... когда-то ее наставляли, говорили, что делать, и, хоть не баловали, поддерживали в трудностях.

Вот и пришла.

Каменная белая изгородь, фонарики в узорном обрамлении, резные ворота, через которые так любят подглядывать городские бездельники. Место, где из обычных неуклюжих девочек делают облачных фей. Самые земные, мало пригодные для того, чтобы скользить по облакам и превращаться в цветы и ветер, остаются обычными женщинами. А судьба обычной женщины... Кому как повезет, если коротко. Но чаще - не повезет. Прочие порой вдохновляют поэтов, пусть даже местного пошиба и за неизменной чашкой вина...

Сейчас, утром, фонарики не горели. Лайэнэ привратник впустил с поклоном; во дворе, просторном, вымощенном каменными плитами, находились всего несколько девочек, и еще несколько - в садике сбоку. Остальные либо слушали урок в комнатах, либо занимались своей одеждой и разными мелочами.

Ученицы носят белое с нежными оттенками голубого, розового и желтого. Они еще не умеют скользить, как солнечные лучи, они жизнерадостно бегают, получая за это взбучку от наставниц.

Ее самой близкой наставницы тут уже не было - немолодая, она доживала век где-то в соседнем округе, вместе с подругой купив там маленький дом. Другие еще были на месте: одни улыбались Лайэнэ, гордились ей, другие хмурились - считали, что она чересчур вознеслась и забыла их.

Это было обидно - молодая женщина действительно редко появлялась в школе, он никогда не отказывалась помочь, и давала уроки некоторым способным девочкам, и даже вызволяла однажды из лап судейских девушку, обвиненную в краже и попытке опоить клиента.

Вот, пришла...

Все приготовленные слова вылетели из головы, остались одни заученные приветствия.

Ее встретили радостно. Попросили показать ученицам свое мастерство - сослалась на занятость: урок не проводят второпях. Сидела в комнате хозяйки школы, пила легкое вино, закусывала тонким слоеным тестом, похожим на розовые лепестки.

И снова слов не было, не спросить совета, не рассказать о том, как смутно и сумрачно на душе. Кого это интересует?

Поднялась, с разрешения главной наставницы прогулялась по школе; в классы заглядывала, стены которых украшали знакомые с детства картины. Все неизменно, все можно найти в собственной памяти; чего же она хотела еще?

Девочки, как всегда, смотрели с восторгом; девушки постарше с ревностью. "Скоро придет мое время", читалось в глазах каждой из них. И ведь правда, придет. Сейчас им примерно пятнадцать... еще через пять лет у некоторых из них будет успех и достаток, но не у всех, к сожалению. И те, что сейчас первые и верят в благосклонность Небес, иногда ошибаются.

Будто дымка на миг заволокла взгляд - когда-то у Лайэнэ была соученица, черный алмаз, ласковая песня. Теперь, верно, она бы ярче всех сияла в городе, да что там, во всей провинции. Но... пепел ее развеян рад рекой вблизи Срединной. Влюбилась - ах, как долго Лайэнэ судьба хранила от подобного!
– и, зная, что не сможет быть вместе, решила хоть ребенка оставить. Но умерла при родах. Ей было семнадцать...

Визит ничего не дал. Зря пыталась искать опору в прошлом. Даже самым близким наставницам открыться бы не смогла, да и что открывать? А утешать ее они тут не нанимались, Лайэнэ одна из них, а не посетитель.

Девочка в беседке возле ворот играла по-прежнему, теперь она была одна. Интересно, ее оставили упражняться - или она хочет сама? Лайэнэ подошла, постояла рядом. Потом подхватила стоящую в нише вазу с бессмертниками, поставила перед юной музыкантшей:

– Попробуй представить, что через флейту идет тепло или холод. Что ты можешь согреть эти цветы или заморозить. Или даже оживить...

Был почти полдень, когда вернулась домой - время яркое, полное сил; но Лайэнэ казалось - прошло много часов, и устала, будто кожаными мешками носила воду. Вошла в калитку грустная и задумчивая, такая же прошла коридорами, и холодок в комнате отметила лишь краем сознания. Потом заметила наконец: ее уже поджидал гость; и задумчивость, и грусть слетели мигом, в сердце впились тонкие острые льдинки.

– Давно тебя не было...

Энори обернулся, блеснув короткой улыбкой: рассматривал сухой букет на подставке.

– Наконец-то! Я заждался, и пришлось прятаться от служанок.

Скользнул к ней, как ни в чем не бывало, поцеловал мимоходом и устроился на своем любимом месте, на кушетке возле окна. Приоткрытого, разумеется.

Не изменился, только одет иначе: теперь совсем непонятно, к какому рангу и роду занятий его отнести. И те же цвета, он, верно, уже не в состоянии выбрать другие, хоть никому теперь не важно, что он носит. Темные ветви деревьев, клочья тумана, серый снег последнего зимнего месяца.

Капюшон оторочен мехом серебристо-черной лисы, но дорожная куртка распахнута, и под ней только рубашка из тонкого полотна: наконец миновали холодные дни. Ему, наверное, и куртка эта была сейчас не нужна, он-то холода никогда не боялся.

Зачем он пришел?!

Знает... или не знает? И если да, то о чем...

Краем глаза отметила - будто мелькнула фигурка мальчика. Ну уж нет, не затем охраняла, чтобы отдать!

Ощутила тяжесть в ногах. Села на стул напротив Энори, как часто бывало, и только потом поняла, что сделала. Привычка не исчезает, что бы ни думала про него. Спрашивать, с чем пожаловал, было бессмысленно, но он и не дал ей такой возможности, говорил быстро, будто стосковавшись по собеседнику:

– Какие же все-таки беспокойные люди! Я и не думал, связываясь с ними, что мне так скоро захочется убежать от них в глушь...

– Что ж не сделал этого раньше?
– а ее голос словно ватой обернут, подивилась, как чуждо звучит.

– Раньше все было куда тише. И у меня был дом, где я мог отдыхать. Вы посмотрите со стороны, в чем живете! Это помесь речного потока и ямы со змеями...

– Но сейчас ты отнюдь не в глуши, что же мешает?

– Неважно...

Гость приподнялся, потянулся было к ее руке; Лайэнэ качнулась назад вместе со стулом, чудом не упав, так не хотелось, чтоб коснулся не только руки - хоть краешка платья.

– Чем я обязана новой встрече?

– Трудно сказать, - откликнулся, будто жалуясь, снова устроился на кушетке, будто и не было короткого бесполезного жеста: Отвечу - соскучился по твоей красоте, это будет тебе лестно слышать, но к себе все равно не подпустишь. Скажу - со злым умыслом, разговора и вовсе не выйдет. Что там еще... или мне хочется новостей?

– Почему бы тебе в самом деле не уйти куда-нибудь в глушь!
– воскликнула она.

– И питаться там душами дровосеков? Или - на север, к границе?
– Энори рассмеялся, тоном передразнивая ее возглас; Лайэнэ похолодела. Ведь сама помогала Лиани скорее добраться на север! Знает и это?