Кто-то знает о вас всё

– Подождите, а вот как же тогда Левертова, Павел Иванович?
– вдруг вспомнила Светлана Анатольевна, - ведь она, я помню, одно время дружила с Ангелиной Левертовой? Или общалась, как теперь говорят... дружила, общалась.. у нас молодых-то мало, вот они, вроде как-то вместе старались держаться...

– Да оставьте вы, Светлана Анатольевна, - отмахнулся Павел Иванович.
– О чем вы говорите! Что нелепицу-то пороть? Какие из них подруги? Панфилова была кто? Панфилова - серость, мымрочка такая, вечно между парами свитер вязала за шкафом... Я, как наткнусь на нее, обычно говорю: Вера! да что же ты это опять тут за шкафом сидишь? Пошла бы хоть прогулялась, свежим воздухом подышала! посмотри, вон, ты уже без воздуха посерела вся! Нет - сидит словно вкопанная! А Левертова - ну, это, конечно, другое... У Левертовой на лице написаны амбиции... хоть тоже, если посмотреть - безнадежная неудачница... Левертова-то еще не смирилась! У Левертовой-то еще - мечты! Ну а Панфиловой сам бог велел сидеть в уголке, чулок вязать! Натура душная больно... Даже если б они и дружили, Левертова ее долго бы не выдержала. У Левертовой характер не тот. Помните, какой она номер выкинула на тот самый праздник-то на ваш бабский, на восьмое марта?

– О!
– воскликнула Светлана Анатольевна с засверкавшими глазами.
– Вот уж да! Ох, как же тогда кафедру всколыхнуло! Я просто поражаюсь, как ее не уволили! Я даже подумала, и нас всех поувольняют заодно.

– Кто такая Левертова?
– начал выяснять Коля.
– Она присутствовала в день отравления? А почему у меня нет в списке ее заявления?

– Присутствовала, - сказала Светлана Анатольевна.

– Нет, - одновременно ответил Павел Иванович.

Оба сплетника замолчали и воинственно посмотрели друг на друга, готовясь препираться.

– Нет, Павел Иванович, она была именно в тот самый день, и именно в тот самый день, устроила сцену на всю академию, - внушительным голосом сказала Светлана Анатольевна, - на торжественном собрании она встала и...

– Светлана Анатольевна!
– возопиял Павел Иванович, в очередной раз взрываясь, - Опять вы несете несусветное! Слушайте меня! Смотрите мне прямо в глаза и слушайте: Левертова была в первой половине дня! в пер-вой по-ло-ви-не дня! во второй половине ее не было! Потом она ушла! На шампанское она не осталась! Вы слышите, Светлана Анатольевна, что я вам говорю?!

– Расскажите, пожалуйста, подробнее, - сказал Николай.
– Расскажите, что случилось на...

– На собрании, - подсказала Светлана Анатольевна.

Она выдержала свирепый взгляд Павла Ивановича, и заговорила более мирным тоном, очевидно, признав свое поражение.
– Собрание по случаю восьмого марта. Торжественное. Вот начальство нас собрало.. в актовом зале.. обещали, что после собрания сразу премию начнут раздавать - вот мы все и пришли - а куда денешься...

– Дайте я расскажу, - опять не утерпел Павел Иванович.
– На собрание нас согнали гуртом, ну как обычно. Сели мы. Сидим. Вышел ректор - дам поздравлять. Говорит речь...

– И вы подумайте - эта нахалка вдруг встает с места и...

– Да подождите вы!
– закричал и замахал на нее Павел Иванович, - меня, меня слушайте! Ректор говорит речь! Доходит до слов: поздравляю вас, дорогие женщины, и желаю вам успехов, здоровья, счастья, и главное, побольше терпения, чтобы нас, не всегда безупречных мужчин, терпеть. И тут совершенно неожиданно вдруг эта самая Ангелина Левертова ваша прямо с места заявляет: пошел ты на! Прямо в глаза ректору! Именно на это самое слово послала! Пошел вот на это самое!
– крикнула, - сам учись терпеть! Все так и упали! Упали бы ежели б не сидели! Я аж за сердце схватился! Никто и подумать не мог!...

– Вы представляете, что за нахалка! Подумать только! Сказать ректору: пошел на..., - воскликнула Светлана Анатольевна разрываясь между возмущением и восторгом. Как и всякая сплетница, она получала искреннее удовольствие от новой версии сплетни. Она встретилась сверкающими глазами с Колей, ожидая, что он поддержит ее возмущение, но, заметив, что тот не торопится осуждать, сама быстро отказалась от осуждения и сконцентрировалась на восхищении.
– Как она могла? И зачем она это сделала?

– Зачем она это сделала?
– повторил удивленный Николай.

– А вот так! Никто сперва не понял. Все просто ахнули. Послала на три буквы! Наши женщины ее за рукав начали дергать, а она: что вы меня дергаете! отстаньте вы все от меня! Сидит злющая, бледная как смерть. Я ей потом уже, после, говорил: ну, Ангелина, ты допрыгалась! Вожжа тебе, что ли, под хвост попала? А она: меня, говорит, возмутило, что женщины сидят как дуры, а он - ректор - откровенно им на их собственном празднике советует терпеть и вроде как смиряться ради надобностей мужчин. Дескать, прямо дает понять, не надейтесь, мол, радости жизни не для вас, вы лишь обслуживающий персонал. Он их в глаза унижает, а те дурочки ему на эти слова изо всех сил аплодируют, радуются, говорит. Ну, говорю, готовься, вышвырнут тебя теперь. А она - фыркать. Пусть, говорит, вышвыривают. Я, говорит, найду десять таких мест, как это. Им же хуже, говорит, потому что где они найдут еще дураков работать за сотню долларов за ставку.

– Да я бы и не подумала никогда из-за такого обижаться, - воскликнула Светлана Анатольевна, ухватившись за близкую ей тему, - подумаешь! что ж тут такого! Где она усмотрела оскорбление? Я это совершенно не держу за оскорбление. А и правда, в самом деле, правду ректор сказал: женщина должна уметь подчинять свои желания, ограничивать свои потребности. Так уж мир устроен. Нам, женщинам, положено терпеть. Такова наша женская доля. С этим надо смириться, что уж тут поделаешь. А Ангелина этого не хочет понимать, не понимает, по молодости, по глупости - вот отсюда и все ее беды!..

Светлана Анатольевна воодушевилась, глаза ее сверкали. Она сама себе нравилась. Лицо ее сочилось, словно чебурек маслом, искренней радостью подобострастия. По примеру многих традиционалисток, она была очень довольна, что ей подвернулся случай продемонстрировать то известное всем качество, о котором российские мужчины с похвалой отзываются как об особой душевности русских женщин, а мужчины с Запада презрительно определяют его как склонность русских женщин к азиатскому подобострастию.

– Я ее сразу предупредил!
– заявил Павел Иванович, пропустив мимо ушей скромную саморекламу женских качеств Светланы Анатольевны, - я ей сказал: смотри, Ангелина, что ты наделала, тебя ведь теперь уволят, и испачкают тебе трудовую. И все уже настроились, ждут, что так оно и случится. Нина Владимировна чуть не поседела - ждала, что ей за нее выговор влепят. Наша кафедра и так не на хорошем счету. Но обошлось как-то, - удивленно развел он руками, - все, конечно, смотрели на ректора - как он себя поведет. А ректор как-то спокойно воспринял... Бывает, говорит. Жизнь сейчас нервная, нагрузки большие, - вот так и получилось, что женщина сорвалась. Ничего страшного, бывает, сказал. Тем более праздник. Пусть, пожелал, эта Левертова обязательно приходит на торжественный фуршет, чтобы никто не подумал, что у нас с ней возник конфликт. Ну, мы-то, конечно, все понимаем, что это он так, для виду. Сейчас простил, для видимости приличия, а в следующий-то семестр, глядь!
– и припомнит. Так Нина Владимировна уж и так и эдак ей втолковывала, чтоб не смела уходить. И я тоже ей сказал: обязательно отправляйся на фуршет, иди, беги со всех ног туда, - чтобы все видели, что ты камень за пазухой не держишь. Так ведь нет, не пожелала! Не собираюсь, говорит! Не хватало еще устраивать на фуршете шоу с моим участием. Если ректору так хочется, то пусть идет, а я не собираюсь; и ни прощения просить, ни просто из вежливости там торчать. Не нравится - увольняйте. И ушла! Не хватало, чтоб ректор из-за левертовской выходки расформировал кафедру! А он давно, давно грозился! Один пенсионерки засели, говорит, пользы никакой!...

– И не говорите!
– воскликнула Светлана Анатольевна, - ни научных трудов, ни методичек! за целый год!...

– Угробят кафедру, я вам точно говорю!
– еще сильнее начал стращать Павел Иванович.
– А нас всех разгонят по дальним филиалам! Вот и будете, Светлана Анатольевна, вставать в пять утра, чтоб к первой паре дотрястись на электричке!

"Нет, это не то; мы отклонились: это к делу не относится. Однако, как они все здесь любой разговор переводят на свою кафедру", - вздохнув, подумал Коля. Он закрыл блокнот, встал, и вышел. Павел Иванович и Светлана Анатольевна, увлеченные своей больной темой, почти не обратили внимания на его "спасибо-до свиданья".

Глава 4

Коля направился в то крыло, иными словами, в северное крыло знания, где находился ректорат. В архитектурном плане эта часть здания была в точности такая же, как и противоположная. Но если в крыле для простолюдинов было полно народу, и стены пестрели объявлениями, то здесь, в крыле для избранных, стояла мертвенная тишина, а стены сверкали свежей краской, аккуратно нанесенной в лучших канцелярских традициях ровно в две трети среднего человеческого роста.